Леонид Словин - Война крыш Страница 53

— Ты полагал, что я имею отношение к случившемуся с Амраном Коэном? — спросил я.

— Да ладно… Один полицейский всегда поймет другого! Тем более, что виновные, или кто они там, уже сидят.

Мы еще выпили.

Юджин рассказал, как его поперли из Матэ Арцы — Генерального штаба полиции. Потом про Роберта Дова, ..

Кейт не раз терпел фиаско. Его обходили более шустрые.

— Теперь Роберт Дов в Центральном отделе…

Казалось, я сижу с кем-то из своих.

Гребаное начальство. Несвобода. Несправедливость…

Я рассказал, как мой генерал, изгоняя меня из управления после случая на Кутузовском, на селекторном совещании объявил на всю Московскую дорогу:

«На вокзал возвращается начальник отделения уголовного розыска имярек…»

Я попытался еще с помощью Иосифа, который пил мало, перевести с русского на иврит:

— Блядям, ворам и ментам долго оправдываться…

Кейт все понял.

Еще я пробовал объяснить про линейное отделение на станции «Кусково» под Москвой, так называемое Шушенское:

— Штрафняк. Там в розыске как-то одновременно трудилось сразу семь погоревших начальников розысков…

Но тут возникли сложности: Иосиф не знал про Шушенское, его сын — смутно о Ленине…

— Бог не фраер, он все видит…

Юджин Кейт коротко обрисовал мне дело Амрана Ко-эна, от которого его отстранили.

— С убитым этим нищим не все просто, Алекс! Это дело дурно пахнет. Дов — он из такой породы людей… Ты в шахматы играешь?

— Не то чтобы очень!

— Есть такие. Если сделают удачный ход, начинают постукивать по столу или ногой по полу. Напевают…

— Понимаю.

— «Управляй своим настроением, сказал Гораций. Ибо оно если не повинуется, то повелевает…» — вставил Иосиф.

— Ладно, папа, ты его не знаешь! Он сначала солит, потом пробует. Холодный интерес исследователя. Такому все в пользу, все любопытно…

Я тоже не любил этих людей.

— Сытые, выспавшиеся следователи изгаляются в своей моральной чистоте над запутавшимися обвиняемыми…

Мы хлопнули по рукам.

— Точно!

И еще выпили.

— Пошли они к такой матери, Юджин. В чем проблема?

— Я хочу, чтобы ты помог проверить по России одного человека…

Он достал из бумажника несколько фотографий. Человек, изображенный на одной, мне кого-то напоминал. Но я не мог вспомнить, кто он.

— Почему вы не обратитесь в Москву официально?

— Никому не интересно. Я занимаюсь этим лично. Сможешь?

— Попробую.

На второй была уменьшенная дактилоскопическая карта. Я заметил характерные особенности: «Отпечатки пальцев сняты с трупа…»

Еще была фотография с изображением татуировок на коленных чашечках: шестиконечные звезды…

В России это была привычная татуировка блатняка-от-рицалы, придерживавшегося воровских традиций, не соблюдавшего режима содержания в местах заключения.

Тут их приняли за «щиты Давида».

— Сионистская мотивация?.. — Кейт указал на татуировки.

Я объяснил.

— Очень похоже. Судя по его связям.

— Ты скажешь, кто это?

— Амран Коэн. Убитый… Кто он в действительности — неизвестно. Я считаю, что это убийство — дело рук мафии; Человек этот был связан с уголовниками и их общаком. А это — большие деньги. Роберт Дов их не нашел…

Мы еще долго сидели.

Перед сном Кейт-старший не без умысла показал мне свою коллекцию полицейских атрибутов разных стран мира: фуражки, вымпелы, значки. Новейших российских там не было. Я все понял.

Утром Кейт подбросил меня на Центральную автобусную станцию Иерусалима.

— Я не хотел вчера говорить при отце. Он бы разволновался. Ко мне поступили сведения по поводу Гии. Приехал его отец. Бывший футболист грузинской команды…

— Да…

— Первым делом он спросил: «Где Гия?» Жена ответила: «В тюрьме. За убийство…» — «Как в тюрьме?» Пришел на Русское подворье. Роберт Дов дал свидание…

— У нас подследственным не дают.

— Роберт вел тайную видеозапись. Он хотел найти новые доказательства…

— Да.

— Отец спросил: «Сынок, ты убил его?» — «Нет, папа, я не убивал!» — «Посмотри мне в глаза!» — «Папа, я не убивал! Как мне быть? Мне советуют признаться — тогда мне дадут меньше срок!» Дов прекратил свидание. Отец еще успел крикнуть Гии: «Не признавайся, сынок!..»

Дальнейшая дорога — из Иерусалима в аэропорт Бен Гурион в двухэтажном автобусе — заняла около часа.

Я привычно отвернулся к окну. Отмечал местные достопримечательности. Дремал.

Кто-то другой во мне отвлеченно анализировал отношения, завязавшиеся у меня с одним из детективов Центрального отдела полиции Иерусалимского округа.

Привлекательный образ американского и итальянского полицейского создавался свободными мастерами кино. Их герои говорили языком улицы, могли выпить на службе, обмануть начальство, уйти с проституткой, но это было так понятно.

Завязавшиеся у нас отношения можно было оценить как успех, но противники Кейта, узнав обо мне, легко могли сделать его и меня своими легкими мишенями.

Из частного российского детектива я мог запросто превратиться в лицо, скрывшее при въезде в страну подлинные цели своего визита. Хотя, с другой стороны, отец Кейта за годы его работы в Генеральном штабе полиции наверняка заимел хорошие связи в верхах, в Министерстве государственной безопасности.

Своему сыну, правда, он помочь не смог…

Со второго этажа автобуса человечки внизу выглядели непропорционально уменьшенными, с маленькими ножками.

Два хередим — в традиционной черной одежде, шляпах — стояли по обе стороны пустой улицы, друг против друга, терпеливо ждали, когда зажжется зеленый. Высокие, в черных чулках, с открытыми щиколотками под куцыми, чуть ниже колен, брюками.

Трое других хередим шли к молитвенному дому. Молодые, с пробивавшимся пушком на подбородках. У каждого в руке была книга…

«Разночинцы-демократы…»

«Суров ты был, ты в молодые годы умел рассудку страсти подчинять…» — что-то в таком роде, если память мне не изменяла, писал Некрасов.

Людей в автобусе было немного. Я огляделся. Кто из них ехал в аэропорт, чтобы дальше лететь в Москву, Сказать было трудно.

Моя соседка — молодая женщина со следами угрей на лице — всю дорогу грызла ноготь. Так и заснула с пальцем во рту…

Эта не могла помочь в моем деле.

В аэропорту Бен Гурион меня интересовали соотечественники. Несколько человек, обративших на меня внимание, были явно сотрудниками охраны порта — мятые брюки, куртки с короткими рукавами. На поясе мог быть пистолет.

Прежде я принимал их за сотрудников израильской контрразведки, впрочем, если я и ошибался, то не намного.

Постепенно в аэропорт начали прибывать соотечественники. Они отличались даже внешне. Иначе одевались, иначе себя вели.

Я подождал начала регистрации на московский рейс.

Мне надо было найти человека, который возьмет у меня конверт и по прибытии в Москву позвонит по телефону, который на нем написан.

Не каждый готов был взять конверт в самолет у незнакомца — здесь, где террористические акты часты, как нигде!

Во избежание недоразумений я готов был вручить конверт в присутствии израильского секьюрити…

К материалам Юджина Кейта я присовокупил корреспонденцию о криминальных войнах в стране…

Я долго ходил по залу. Даже заглянул в туалет в поисках достойного человека. Тут было тоже пусто. У соседнего писсуара стояла коротко остриженная тонкая девочка и что-то доставала из джинсиков на подтяжках…

«Ну и дела!»

Наконец рядом с баром я увидел того, кого искал.

Пассажир оказался из Грозного, летел в Москву. Он охотно взялся выполнить мою просьбу…

— Гия, к адвокату! — крикнул надзиратель.

Небольшое, по-казенному оформленное помещение для встреч такого рода находилось тут же, в изоляторе временного содержания на Русском подворье.

Адвокат — крупный рыхлый мужчина в очках в роговой оправе — сидел за столом.

— Шалом. Ты в порядке? Я твой адвокат. Мое имя Йаков.

Разговор предстоял на иврите.

Гия, общаясь в камере с Хитрым Лисом, уже успел малость пообтереться. Это был не тот сбитый с толку подросток, которого Роберт Дов привез в полицию прямо со стройки.

— Тебя наняла моя семья?

— Мне поручил это суд. Если я тебе не понравлюсь, ты можешь отказаться от моих услуг…

— Зачем? Я пока не против!

Йаков поправил очки.

— Прокуратура предъявляет тебе обвинение в шоде…

Хитрый Лис в камере толковал:

— Шод это грабеж. Грабеж с насилием тут всегда идет как покушение на убийство. По старому кодексу РСФСР как статьи 19 и 138 и еще 146…

— …Наказание — пожизненное заключение, то есть восемнадцать лет, из них половина — реальные. В тюрьме…

Йаков поднялся, включил электровентилятор.

Грузность распределялась в нем неравномерно. Основная Тяжесть сосредоточивалась в верхней половине. Тяжелая голова без шеи, длинное туловище, живот. Ноги были от другого человека — нормально развитого…