Михаил Черненок - Брызги шампанского Страница 7

– Теперь у Семена Максимовича нет прежнего рвения?

– Надорвался он давно. Еще в ту пору, когда кавказские строители здесь активно шабашничали. Как-то вдруг ни с того ни с сего быстро стал богатеть. Вместо дребезжавшего от износа «Запорожца» купил новейшую белую «Волгу». Лакированной заграничной обстановкой и дорогими коврами заполнил весь дом, Одежку завел с иголочки. Супруге золотых колец с брильянтами напокупал. Анна Сергеевна каждую зиму стала «выгуливать» новую шубу, одна другой богаче. И сам Семен Максимович из долговязого доходяги незаметно распух в сытого пузана. Тут ему и приклеили насмешливое прозвище Капелька. Богатство, как известно, придает отдельным людям важность, а кое-кому, у кого в голове пустовато, еще и полный короб гонору подбрасывает. Проще говоря, заважничал и загонорился наш председатель до такой степени, что ни с какой стороны к нему не подступиться. Раньше, бывало, вместе с супругой на всех раздоленских свадьбах и на днях рождения гулял. И чарку мог до дна выпить, и крестьянской пищей плотно закусить, и даже задушевную песню в общем хоре на гулянке поддержать. Голос у Семена Максимовича зычный. Любую ноту до конца вытянет. Теперь же песен от председателя мы не слышим. Некоторые по старинке пробовали его приглашать на семейные торжества, но – куда там! Получали один и тот же отказ: «В райкоме партии нас неправильно поймут». Тех райкомов давно уже нет, а Семену Максимовичу все равно не поется…

– А сын Гусяновых чем занимался?

– Трудно сказать… После школы Семен Максимович за счет колхоза устроил его в сельскохозяйственный институт. Володька одну зиму провалял там дурака, и его забрили на армейскую службу. За два года службы повзрослел, в плечах раздался, но ума не накопил. Служивший вместе с ним Андрей Удалой сразу сел на трактор и – в поле. А Володька полное лето по селу воздух пинал да в пьяном кураже хвастался, будто участвовал в чеченских событиях и на танке давил черномазых бандитов, как клопов. Мол, если б не предательское распоряжение высшего руководства о выводе войск из Чечни, хана была бы всем абрекам. На самом же деле, по словам Андрея Удалого, служили они в Омске и запах пороха нюхнули лишь один разок на учебных стрельбах. За такое разоблачение Володька хотел намять Андрею бока, но тот, будучи не хилым парнем, согласно своей фамилии, принародно возле клуба по-удалому уложил Володьку на лопатки.

– Егор Захарович, вы же говорили, что ваши односельчане с Гусяновым не связывались, – сказал Голубев. – А выходит, рукопашные схватки были…

– Дак, разве это схватка? Молодые парни всего-то померялись силой. Такое в Раздольном происходит, можно сказать, через день да каждый день. Не так давно, к примеру, самый младший из Удалых, проказник Ромка, в шутливой борьбе подножкой опрокинул на спину долговязого Гриню Замотаева. Ух, как Гриня разбушевался! Уши оторву, дескать, или шею сверну Шустряку! Это у Ромки прозвище такое. Ну и что?.. Сразу-то Ромка, конечно, деру дал. Теперь же как ни в чем не бывало с ушами и исправной шеей гоняет вдоль деревни на своем скрипучем велике, – старик, улыбнувшись, тут же продолжил: – Понятно, Замотаев не Гусянов. Гриня – безобидный выпивоха, а Володька был обидчив и злопамятен. После принародного позора он быстренько умотался на жительство в Кузнецк и, вполне возможно, затаил на Андрея злобу. Только Андрей не из тех, кто способен отстаивать свое превосходство до кровавого конца. В работящей семье Удалых он самый спокойный.

– Чем Гусянов в Кузнецке занимался? – снова спросил Бирюков.

– Говорил, что дизельным механиком в коммерческой организации работает. На самом же деле, похоже, бездельничал. Считай, каждую неделю в Раздольное наведывался.

– Один?

– Бывало, и с компанией таких же бугаев, как сам, в голубых беретах, приезжал.

– Что его сюда тянуло?

– Неограниченная выпивка да еще, по моим приметам, Лиза Удалая шибко Володьке нравилась. Он перед ней прямо мелким бесом рассыпался. Лиза же подзадоривала да посмеивалась над его ухаживаниями. Она и с другими прилипчивыми ухажерами так же, как кошка с мышкой, играет.

– Много у нее ухажеров?

– Отбою нет. В основном, студенты из наших деревенских, которые на старших курсах учатся.

– Не ревновал Гусянов Лизу?

– К кому?.. Она, как говорится, ни нашим ни вашим не поддавалась. Да и студенты тоже не вспыльчивые азиаты, чтобы из-за девки бойню учинять.

– А «шашлычник» Закарян как?..

– Дословное имя у Закаряна – Хачатур. Для простоты его тут, под одну гребенку со всеми прочими кавказцами, Хачиком окрестили. Ничего, не обижается мужик.

– Давно он здесь?

– С той поры, когда шабашники строительством занимались. Вся бригада, завершив работу, уехала в родную Армению, а Хачик женился на дочке Ефима Одинеки и прижился в Раздольном. Уже троих черноголовых внуков кузнецу настрогал…

Бирюков не торопил разговорчивого Егора Захаровича и сознательно не прерывал его даже в тех случаях, когда старик увлекался рассуждениями и, казалось бы, уходил далеко в сторону от существа вопроса. Чтобы наметить версию, требовалась обширная информация, из которой впоследствии предстояло выудить крупинки истины и фактов, ведущих к раскрытию преступления. В начальной стадии следствия Антон перво-наперво всегда старался узнать характер потерпевшего. Это давало возможность логически объяснить его поступки, завершившиеся, в данном случае, трагическим исходом. Для разгадки криминальной тайны надо было как можно скорее найти ответ на два первостепенных вопроса: с кем и из-за чего столь круто схлестнулся Владимир Гусянов?

Глава VI

К вечеру, когда опергруппа вернулась с лугов в Раздольное, село заметно оживилось. Во дворах беспричинно блеяли только что пригнанные с пастбища овцы, мычали перед доением коровы, громким хрюканьем настойчиво требовали кормления свиньи. Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемешку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.

А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:

Ты пляши да ты пляши,Ты пляши – ногами ладь!Овечка топала – пропала,И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..

Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:

Меня маменька рожала —Вся деревня задрожала.Тятька бегает, орет:«Какого черта Бог дает?!»

– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.

Слава Голубев улыбнулся:

– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.

– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.

– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.

– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.

– Не спешите в бой, друзья. Еще успеете напоздравляться, – сказал Бирюков и спросил Егора Захаровича: – В каком месте у таверны стояла вчерашним вечером серая автомашина?

Егор Захарович показал на асфальте темное пятно возле крыльца:

– Вон, кажись, из нее масло накапало.

Антон повернулся к Тимохиной:

– Лена, возьми пробу на химический анализ. Надо идентифицировать с тем маслом, что обнаружили на луговой дороге.

Видимо услышав разговор, из двери таверны выглянула синеглазая миловидная блондинка и, словно испугавшись, тотчас исчезла за дверью.

– Лиза! – окликнул старик.

Девушка появилась вновь:

– Что такое?..

– Вот, по нашему сигналу целый взвод милиции во главе с прокурором нагрянул.

На тревожном лице девушки мелькнуло недоумение:

– А я-то здесь с какого боку?.. Это же вы, дед Егор, панику насчет убийства подняли.

– Дак, ведь и вправду Володьку Гусянова застрелили.

– Кто?!

– Бог его знает. Убийца не оставил свой паспорт.