Татьяна Полякова - Черта с два! Страница 8

— Как долго вы с ним разговаривали? — спросил Николай Петрович.

— Минуту, может, полторы.

— И смогли так хорошо рассмотреть человека, чтобы через несколько дней дать его точное описание?

— Я художница. И лица людей мне интересны.

— Хорошо, — кивнул Николай Петрович. — Еще что-нибудь можете вспомнить?

— Одет был в джинсы, ботинки на высокой подошве и футболку, серую, без рисунка. Второго я не так хорошо запомнила, он стоял в тени. Тоже молодой, волосы темные, короткая стрижка, лицо приятное… Если хотите, я их нарисую.

— Да? — Он вроде бы удивился. Я торопливо достала из сумки блокнот и карандаши и набросала два портрета по памяти.

— Вот, — сказала я, протягивая листы Николаю Петровичу. — По-моему, похожи. Только… они ведь друзья Андрея, и найти их не составит труда…

— Вы так думаете? — с легким сомнением спросил Николай Петрович. — Александра Сергеевна, вскрытие показало, что Суворин был убит примерно в то время, когда вы разговаривали с этими людьми. Вы понимаете?

Я тяжело вздохнула, закрыла глаза, поежилась, но… не удивилась.

— Вы сказали, что Андрея нашли на объездной дороге, — тихо начала я. — Разве его не сбила машина?

— Нет. Смерть наступила от удара тупым предметом в основание черепа. На теле многочисленные кровоподтеки.

Я вцепилась в свою сумку, пальцы побелели от напряжения.

— Труп вывезли и оставили на объездной дороге… «Мальчишка… он знал, что Андрей убит… он не шутил. Мальчишка что-то видел…»

— Что? — спросил Николай Петрович, а я поняла, что говорю вслух. «Что я сказала? О господи!..»

— Какой мальчишка? — спросил он. Я тяжело вздохнула и прикрыла веки.

— Мальчишка, во дворе, лет одиннадцати, похожий на бродяжку. Он выпросил у меня пятерку, обещал присмотреть за машиной. А еще он сказал: «У Андрея менты»… Он так сказал… Почему менты? Оба в гражданской одежде. Мальчишка выдумывал… Господи боже, что он там видел?

— По-вашему, ребенок может что-то знать? — вроде бы равнодушно спросил Николай Петрович.

— Когда я заехала к Андрею во второй раз… мальчик был явно напуган, сказал: «Не мотайся сюда, тобой уже интересовались». — Я зябко поежилась, чудовищный смысл его слов наконец дошел до меня. — И еще он сказал, что Андрей убит…

Николай Петрович смотрел на меня в упор и хмурился.

— Как вы отнеслись к его словам? — сделав длинную паузу, спросил он.

— Хотела надрать ему уши… думала, он разыгрывает меня… Понимаете, все выглядело как-то… глупо…

Николай Петрович кивнул, но понял он меня или нет, оставалось тайной.

— Послушайте, если мальчик что-то видел… — испугалась я.

Николай Петрович опять кивнул, потом стал расспрашивать о моей работе, я отвечала, хотя и не могла уразуметь, какое отношение моя работа имеет к убийству. Скоро у меня разболелась голова, я стала непроизвольно морщиться и делать паузы между словами, Николай Петрович заметил это и участливо спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Не очень хорошо, — ответила я, он дал мне подписать какую-то бумагу и, кашлянув, сказал:

— Александра Сергеевна, вот мой телефон, если вы вдруг вспомните что-то, непременно позвоните. И еще, о наглев разговоре лучше никому не рассказывать. Извините, но нам придется побеспокоить вас еще.

— Я понимаю, — уныло заявила я, мы простились, и я побрела к своей машине, нашла в сумке таблетки от головной боли, проглотила сразу две и посидела немного, положив руки на руль, ожидая, когда лекарство подействует.

Господи, как я могла влезть во все это? Убийство, эти двое… И мальчишка… Должна я была рассказать о нем? Конечно, должна: убит человек, и мальчишка что-то видел.. «Он видел убийцу, так же, как ты… вряд ли бандитам это понравится. Нельзя было говорить о ребенке. Это опасно. Он ребенок, он всего лишь ребенок… к тому же языкастый, мог похвастать тем, что видел. Я поступила правильно. Милиция его быстро найдет и сумеет защитить». Утешив себя таким образом, я поехала домой. На душе было тяжело и тоскливо, я смотрела вперед и не очень хорошо понимала, куда еду. Потому не удивилась, через некоторое время обнаружив себя неподалеку от дома, где жил Андрей. Однако въезжать в его двор не стала. Пристроила машину возле магазина и дальше отправилась пешком.

Двор был пуст. Я забралась в кусты сирени, но и там никого не обнаружила, зато обнаружили меня. Окно первого этажа распахнулось, и женский голос сурово спросил:

— Что вам здесь нужно?

— Извините, — вздрогнув, пролепетала я. — Я ищу мальчика, лет одиннадцати, темные волосы, такая забавная стрижка…

— Он что, украл у вас что-нибудь?

— Украл? Нет, почему?

— А чего ж вы его ищете?

Интересный вопрос, и что я должна ответить? Отвечать я не стала, спросила сама:

— Он живет в вашем доме?

— Если вы ищете Дениса Голубева, то в нашем. Не семейка, а божье наказание. Тринадцатая квартира. Только если вы собрались жаловаться на него родителям, затея пустая. Отец сидит в тюрьме, а матери до мальчишки нет никакого дела. Пьяница она. Мальчишка предоставлен сам себе. В школу не ходит, болтается целыми днями на улице… В общем, хорошего не жди… Беда с такими соседями. Денисом уже не раз милиция интересовалась, таскается с компанией, все такие же непутевые, то стекло выбьют, то из машины что-нибудь стащат. — Женщина, вздохнув, махнула рукой.

Не зная, что ответить на ее причитания, я постояла, переминаясь с ноги на ногу, брякнула «спасибо» и стала выбираться из кустов.

Тринадцатая квартира располагалась во втором подъезде, я направилась туда, косясь на окна Андрея. По спине прошел холодок, казалось, оттуда за мной кто-то наблюдает.

— Чепуха, — одернула я себя и твердой походкой вошла в подъезд.

Квартира была на первом этаже, звонок не работал, я громко постучала и стала ждать. Тишина. Я постучала еще раз, где-то в глубине квартиры раздались шаги, дверь открылась, и я увидела женщину. Стало ясно: она спала, и я ее разбудила.

— Чего? — спросила женщина хмуро.

— Вы мама Дениса? — испытывая неловкость за вторжение, поинтересовалась я, голос против воли звучал заискивающе.

— Ну? — Стоять ей было трудно, и она облокотилась на дверной косяк.

— Извините, он дома?

— Нет его. — Женщина нахмурилась еще больше и спросила громче:

— Вам чего надо? Жаловаться пришли? Жалуйтесь. Сына нет, и, где он болтается, я не знаю.

— Мне он очень нужен. Можно я оставлю свой телефон? Пусть позвонит…

Женщина открыла рот, потом закрыла и посмотрела на меня с большим сомнением.

— Чего он опять натворил?

— Ничего. Просто… просто он обещал мне позировать… Я художница и… — Я торопливо сунула ей листок бумаги со своим телефоном и бросилась из подъезда. Женщина высунула голову, глядя мне вслед с заметным недоумением. Надо было ей все рассказать. Ага, она пьяна в стельку и вряд ли способна хоть что-то соображать. Только бы не забыла отдать телефон мальчишке…

Я шла к машине, пребывая в каком-то странном состоянии: мне казалось, что все совершается помимо моей воли, все идет наперекосяк.

Занимаясь самобичеванием, я направилась к проспекту, домой мне не хотелось, вряд ли я смогу работать в таком состоянии. Я совершенно не знала, что мне с самой собой делать. Свернула к рынку и тут увидела Дениса в компании четырех таких же оборвышей, увлеченно намывающего шикарный «Фольксваген». Точнее, увлеченно намывал именно Денис, остальные сидели на корточках и брызгали водой в лицо друг другу из пластмассовых ведер, впрочем, без особого энтузиазма. Я подъехала ближе и посигналила. Один из ребят вскочил и рванул ко мне. Я открыла окно и сказала:

— Мне нужен Денис.

Тот успел меня заметить, посмотрел неодобрительно, подошел вразвалку и заявил:

— Подожди.

Я заглушила мотор и стала ждать. Он закончил работу, получил деньги от вернувшегося с рынка хозяина «Фольксвагена» и только после этого направился ко мне. Я распахнула правую дверь, он сел, посмотрел сердито и сплюнул в окно, а я размышляла, с чего начать разговор.

— Ну чего? — спросил он через минуту.

— Я была в милиции, — сказала я.

— Вот дура, — всплеснул руками Денис. — Ведь говорил же тебе.

— Что ты мне говорил? — не поняла я.

— Говорил: не мельтеши и не суйся…

— Я и не совалась, — с обидой заметила я. — Меня вызвали.

— Как это? — проявил Денис заинтересованность. — Неужто сами нашли? Тачку-то они не видели, у меня же про номера спрашивали, а я сказал, что ты не на «жигулевине», а на «Москвиче», а номер, мол, не запомнил. Как же они, а? Не на твоем же лбу они прочитали… или ты им в тот раз чего брякнуть успела?

— В какой раз? — растерялась я.

— Ты чего такая глупая? Ты ведь их видела?

— Кого? Приятелей Андрея?

— Хороши приятели, — презрительно фыркнул мальчишка и опять сплюнул. — Они же его укокошили…

— Откуда ты знаешь? — радуясь, что он сам заговорил об этом, спросила я.