Светлана Воинская - Стервятница Страница 8

— Моя супруга, Моника.

Монти, видимо, старался приспособиться к провинциальной простоте гостей. Назвал ее только по имени. Но оценят ли деревенские обыватели всю оригинальность дома? Моника вспомнила его совет — они продают не дом.

— Герр и фрау Кнапп, — знакомил их Валентино.

— Очень рада, — она улыбнулась и протянула холодную, как мрамор, ладонь для пожатия.

«Возьми толстяка под руку!» — шепотом скомандовал Валентино, и они разделились по парам.

Моника впервые находилась в передней, ее взгляд скользил по стойке для зонтиков, вешалке для шляп, каменной мозаике пола, возвращаясь к дубовой лестнице с лаковыми ступенями, уносящейся на второй этаж. Они завернули в гостиную, во врата тропиков с тигровыми шкурами на бархатных креслах и янтарно-черным ковром, что уводил к пальмам и оазису бассейна.

Власть ее голоса превращала Кнаппа в послушного кролика, а обаяние и комплименты Монти заставляли фрау Кнапп заливаться смущенным смехом. Осмотрев бассейн, кухню, столовую, процессия двинулась в другое крыло. Гостиная с роялем пришлась по вкусу фрау Кнапп, а ее муж остался в восторге от бильярдной и маленькой комнаты для игры в карты.

Моника на минуту окунулась в воспоминания о собственном доме: мебель из смоковницы, покрытая толстым слоем краски в подражание египетской старине, с позолоченными фигурками крылатых змей. Здесь же царствовала классическая простота, упрощение декора. В этом и был особый шик: ничего лишнего, все целесообразно и логично, без пошлой вычурности. И Валентино нравилась такая обстановка и обозначающие ее модные словечки: «конструктивизм, функционализм, баухаус, югендстиль, эклектика…». Библиотеку Монти гостям не показал, провел их по лестнице наверх, в кабинет. На письменном столе соседствовали телефон, блокнот и футляр для визиток. Чистоту стиля нарушал сейф, не скрытый в стене ни картиной, ни панелью дорогого дерева. Как ни странно, он оказался гордостью хозяина, Монти с нескрываемым удовольствием демонстрировал замок с двойной комбинацией.

— Шифр состоит из определенного слова и набора цифр. А металл не разрежешь ни одним инструментом.

В соседствовавшей с кабинетом спальне Валентино пристроил фрау Кнапп к мужу, а сам обвил стан Моники.

— Здесь мы провели много чудесных мгновений, — Валентино прижал ее к себе, и Моника почувствовала на затылке его поцелуй. В отведенной самому себе роли он явно перебарщивал.

— Милый, мне жаль расставаться с нашей спальней! Где еще нам будет так хорошо?! — воскликнула она и процедила шепотом: — Может, откажемся от продажи нашего гнездышка?

Герр Кнапп закашлялся, и Валентино поспешил увести посетителей дальше по коридору мимо череды спален для гостей. Наконец их взору предстал зал с начищенным воском узорчатым паркетом. Моника подбежала к граммофону и опустила мембрану на пластинку. По дому разлилась знакомая мелодия Штрауса, и в такт ей девушка закружила доброго толстяка, весело отбивающегося и неуклюже наступающего на носки ее туфель. Валентино подхватил хохочущую фрау Кнапп и умело вальсировал с ней, не отрывая взгляда от кружащейся в вихре танца Моники.

Пригласив Кнаппов на чай в беседку, Монти рассчитывал в непринужденной беседе услышать окончательный ответ, согласие на приобретение дома. Трава отдала солнцу влагу и нежный запах, колючие стебли царапали ноги Моники. Полдень. Мальчики все еще томятся в тюрьме, оплакивая потерянный мир.

— Но как вы можете расстаться с таким чудом? — восклицала фрау Кнапп.

— Мы с мужем великие непоседы, — улыбнулась Моника. — Не можем усидеть долго на одном месте. Каждый год мы возвращаемся сюда, но проводим в доме не больше трех месяцев, снова пускаясь в очередное путешествие. Недавно мы возвратились из Египта и поняли, что содержать целый год пустующий дом слишком накладно.

— Так вы были в Египте?

— А сейчас снова собираемся отправиться куда-нибудь. Все спорим: я хочу в Японию, а Валентино — в Россию.

— Моника, но как смогли вы сохранить кожу такой белой, ведь Египет — это же Африка!

— Именно поэтому я выходила на улицу только по вечерам.

Краем глаза она заметила, как внимательно смотрит на нее Валентино, но не смутилась. Слишком многое поставлено на кон, чтобы тушеваться в ответственный момент.

— Вы очень смелые. Жить в стране дикарей!

— Каир наводнен европейцами. Они окапывают пирамиды, ищут предметы быта древней цивилизации. Сфинкс — безразличный свидетель этих раскопок. Он видел прекрасную Клеопатру и римские легионы Цезаря, Наполеона и его армию, чему он может удивиться?

Голос Моники захватил их воображение, рисуя рубиновый закат и шепот моря, ажурные минареты и кутерьму базаров, томный звон женских украшений и мерное покачивание бедуинов на осликах. Она ненавидела рассказы отца, почему сейчас эти зарисовки всплыли перед взором?

— В вашем доме так мало сувениров…

В ответ Моника вытащила из кармана черную лакированную коробочку с пудрой, на ее крышке был инкрустирован скарабей.

— Маленький подарок из долины Нила, — она протянула безделушку женщине, и та обомлела от щедрости. Моника поняла, что отдала последнее, что связывало ее с прошлым.

— Я готов обсудить цену, — предложил герр Кнапп.

Мужчины оставили их одних и направились вдоль теннисного корта.

— Плохой тон торговаться при дамах, — пошутила Моника.

Ей не хотелось курить, поняла она, хотя был удачный момент для дорогой сигареты. Монике нравилось курить, она находила это красивым, и минута вынужденной пустоты заполнялась ощущениями, которым надо отдаться целиком. Очутившись вне мира, отделенная от окружающего тонкой пеленой дыма, Моника могла погрузиться в тишину внутреннего одиночества и законченности, совершенности этого. Она никогда не искала дополнений, считая себя во всех отношениях полноценной. Не бежала от одиночества и не стремилась к тому, что все называли счастьем.

Мужчины остановились и пожали руки в знак согласия.

Вернувшись, Валентино объявил, что послал за нотариусом, и вскоре они смогут подписать купчую, а пока предлагает господину Кнаппу составить партию в бильярд.

В течение получаса Моника развлекала жену Кнаппа столичными новостями и вскоре пошла в дом узнать, как идут дела. Она как раз застала мужчин за подписанием купчей. Прислонившись к стене, Моника не отрывала глаз от нотариуса. Ее ноги подкашивались. Она уже встречала этого человека среди свиты Валентино. «Нотариус» присутствовал и при похоронах, и на ужине в роли лучшего друга Монти. Только сейчас его нос украшали очки, а костюм был до приторности деловым, конторским. Он уверенно заверял подписи. Неужели вся эта сделка — обман, химера? Боже, что она творит?! Она участвует в спектакле. Но сил не было прервать это гнусное лицедейство. Признанием она обречет друзей, свободу для которых выторговала преступлением.

Шатаясь Моника поднялась по лестнице, добралась до своей спальни и упала на кровать. До ее слуха донеслось гудение автомобиля Кнаппов, устремляющегося к воротам и исчезающего за оградой владений Монти. Но рычание мотора не прекратилось, это Валентино хотел сбежать от ее праведного гнева и садился в свой «фиат».

Моника бросилась к двери, через две минуты она была у гаражей.

— Плата за освобождение моих друзей оказалась выше! Вы обманули не только Кнаппов, но и меня. Я участвовала в подлом фарсе. А с вашей стороны… Выполнено ли ваше обязательство?

В ответ он протянул ей газету. Моника бегло прочитала статью. «Стервятники. Эти птицы питаются мертвечиной. Но мог ли кто предположить, что и среди людей встречаются экземпляры этой породы?!.. До какого цинизма надо дойти, чтобы использовать в своих низменных целях смерть достойных венцев, наживаясь на горе близких и пороча торжественный переход в мир иной!..» Среди пафосных строк Моника нашла и интересующую ее информацию: в качестве преступников были названы только Фред, она и Ромео. Фамилии Патрика и Германа не упоминались.

— Пока я смог освободить только двоих. Садись в автомобиль, мы уезжаем. Этот дом больше не наш.

Моника покорно забралась на сиденье, не выпуская из рук газету. «Фиат» тронулся, покатился в открытые ворота, и суета улицы поглотила его.

Глава 7

Новый дом, новая спальня, новая кровать… Перемены учили подстраиваться, стать хамелеоном, сливаясь с любыми обстоятельствами, считая все врывающееся в жизнь привычным. Темноволосая голова склонена к ее обнаженной груди, и Моника почти ровно дышит в полумраке. Нежность, бархатность ее кожи восхищала Валентино.

— Расскажи что-нибудь. Я хочу слышать твой голос.

Ее голос… К ней не приходили слова. Лишь бестолковый бред. И каждое прикосновение прерывало глупый монолог. Минуту назад казалось, она владела ситуацией, но вот Валентино уже целует ей грудь.