Андрей Константинов - Выдумщик Страница 9

Аркадий Сергеевич еще в самом начале 1994 года попробовал осторожно сблизиться с генеральным директором «ТКК» Дмитрием Максимовичем Бурцевым, который в свое время дослужился в Комитете до подполковника. Бурцев на контакт пошел легко – все-таки и Назаров был еще пока не последним человеком в порту… Однажды, когда два комитетчика – бывший и действующий – культурно выпивали в одной комнатке с дверью без таблички в «Шайбе»[14], Аркадий Сергеевич попытался осторожно прозондировать почву: поинтересовался, словно бы невзначай, не ожидается ли в фирме Бурцева вакансий через годик… Дмитрий Максимович сразу все понял правильно и ответил честно:

– Как тебе сказать, Аркадий… Фирма-то – наша, так что место всегда появиться может… Был бы человек хороший, под которого это место открывать стоило… У нас ведь как? Все, кто в фирме работают, каких-нибудь клиентов курируют, с этого и свой процент имеют… Процент хороший, на хлеб с маслом ребятам хватает… Сам понимаешь – даже ради самой хорошей кандидатуры никто «подвигаться» не захочет… Другое дело, если человек уже со своими предложениями придет, клиента хорошего приведет, зарекомендует себя как-то… Таким людям мы всегда рады…

Бурцев опрокинул в рот рюмку коньяку и лукаво взглянул на Назарова:

– А что, у тебя есть хорошая кандидатура на примете?

– Может быть, – устало пожал плечами Аркадий Сергеевич и перевел разговор на другую тему. Бурцев же настаивать на продолжении разговора не стал – они оба сказали друг другу, что хотели и что могли…

Что же, ответ Дмитрия Максимовича не удивил Назарова – за красивые глаза никто сейчас хлеб с маслом никому не предлагает… Да оно, наверное, и всегда так было – бесплатный сыр водится только в мышеловках. К тому же Аркадий Сергеевич и сам всегда не терпел халявщиков.

И начал Назаров ломать голову над тем, что бы такого хорошего сделать для «ТКК»… Идти на откровенное использование служебного положения или даже на должностное преступление Аркадию Сергеевичу, конечно, не хотелось. Он мечтал уйти на пенсию «чистым», поэтому предлагать прикрыть собой какие-то уже крутящиеся «стремные» дела в «ТКК» Назаров Бурцеву не стал. Аркадий Сергеевич начал перебирать все свои связи и контакты для того, чтобы найти фирме интересного клиента. Но, как на грех, не находил Назаров подходящей кандидатуры, несмотря на то что связи у него были обширные. Люди уже либо сами по себе «при деле» состояли, либо занимались таким бизнесом, который не заинтересовал бы «ТКК»…

Долго копался в своей памяти Аркадий Сергеевич, пока наконец не вспомнил нужного человека.

Это еще в самом начале восьмидесятых годов было, когда Аркадий только-только в водный отдел перешел и начал вникать в оперативную обстановку, складывающуюся вокруг Морского порта. Вот тогда и попал в поле зрения Назарова некий Костя по кличке Сон – мелкий фарцовщик, крутившийся у ворот порта. Кличку свою этот Костя заработал не потому, что спать любил, а от своей необычной фамилии – Олафсон. Первую часть фамилии отбросили, и получилось – Сон.

Назаров тогда поинтересовался, откуда у парня, без малейшего акцента говорившего по-русски, скандинавская фамилия: «сон» – это ведь по-шведски «сын», так что «Олафсон» означает «сын Олафа».

Оказалось, что Костя по происхождению – самый натуральный швед, кстати, эта национальность у него и в советском паспорте записана была… Правда, по-шведски Костя объяснялся с трудом, хоть и учился на скандинавском отделении филологического факультета ЛГУ…

Дело в том, что предки Кости эмигрировали в Россию еще чуть ли не при Екатерине Великой, которая приманивала тогда иностранцев для освоения южных земель… В те далекие годы на Украине возникли сразу несколько шведских деревень, которые долго не утрачивали языка и связей с исторической родиной. Окончательно обрусели лишь в XX веке – после семнадцатого года. Лагеря, они сильно способствовали обрусению людей самых экзотических национальностей…

Дед Кости еще довольно молодым мужиком пошел в Ленинград, так что уже и папа Константина считался коренным питерцем. Кстати говоря, отец Кости был человеком достойным и добропорядочным – Олафсон-старший состоял членом КПСС, работал инженером на большом заводе и никогда ни о какой эмиграции обратно на историческую родину даже не помышлял. А вот комсомолец Костя, став студентом филфака, вдруг ощутил «зов предков». В немалой степени этому обстоятельству способствовало то, что на филфаке в то время учился известный городской валютчик и фарцовщик Ваня Гвоздарев. Этот Ваня, лихо развернувший натуральный товарообмен с моряками-иностранцами, привлек к деятельности своей группы и Костю, который, вкусив некие крохи от «западной цивилизации», начал мечтать о том, чтобы уехать из Советского Союза навсегда.

Прямо скажем – была однажды у оперуполномоченного Назарова возможность помочь Косте уехать из Ленинграда, только не в милую его сердцу Швецию, а «на химию»… Но пожалел Аркадий парня, не стал губить, а вместо этого привлек к сотрудничеству – правда, официально оформлять его как агента не стал. Вместо Кости «на химию» вскоре отправился Ваня Гвоздарев…

Самое удивительное случилось потом: Костя Олафсон все-таки умудрился эмигрировать в Швецию – в восемьдесят четвертом году он надолго исчез из Ленинграда. Аркадий Сергеевич навел справки о том, как Косте удалось уйти за кордон, и еще раз поразился непобедимой пытливости ума советского человека… Оказалось, что Костя Сон не только сам выехать сумел, но и любимую девушку с собой прихватил.

А дело было так. Избранница Олафсона училась в том же университете, только на восточном факультете. Звали девушку Ритой, и была она неописуемой красавицей. О романе между Ритой и Костей знали все студенты и филфака, и востфака. Казалось бы – дело к свадьбе шло, но тут как-то раз Рита возьми и объяви на факультете: дескать, я замуж за датчанина выхожу, уезжаю в Данию – давайте-ка, ребята, исключайте меня из комсомола по-быстрому… Все так и обалдели! А обалдев, задались вопросом – а как же Костя? Куда же он смотрел?

Костя, чувствуя к своей персоне пристальное внимание, ходил в университет черный от горя, а однажды далее не сдержался и ударил коварную изменницу в буфете по голове пустой фирменной сумкой… Впрочем, все это Риту не остановило, она все-таки расписалась с богатым датчанином и уехала в Копенгаген. Костю все жалели до тех пор, пока он (месяца через два после отъезда Риты) не женился на сорокапятилетней шведке, часто приезжавшей в Ленинград на какие-то научные конференции… Вот тут до всех и дошел гениальный Костин план, – да поздно было, Олафсон убыл в Стокгольм. Там он спустя некоторое время развелся со шведкой и воссоединился с Ритой, бросившей глупого доверчивого датчанина, которого ей сам Костя и сосватал…

Узнав обо всей этой истории, Назаров только хмыкнул и забыл про Костю до девяностого года, когда тот снова всплыл в Ленинграде, но уже как шведский гражданин… Господина Олафсона теперь было не узнать – исчез фарцовщик-шустрила, появился солидный бизнесмен в дорогом костюме с непонятно откуда прорезавшимся шведским акцентом. Оказалось, что Костя Сон открыл в Стокгольме вместе с Ритой, ставшей его законной женой, маленькую торговую фирму, быстро превратившуюся в процветающее предприятие, поставлявшее продукты питания в разные страны мира, в том числе и в Советский Союз.

Да, меняет время людей… Надо отдать Косте должное: хоть и посолиднел он до невозможности, но «понты гонять» перед Назаровым не стал, наоборот, бросился к Аркадию Сергеевичу чуть ли не как к отцу родному – даже бутылку дорогущего виски подарил, которого майор отродясь не пробовал… Кто знает, может быть, Костя и искренне благодарен был Назарову за то, что тот его когда-то пожалел, а может, просто боялся комитетчика по старой памяти, понимая, что на своей земле Аркадий Сергеевич сумеет испортить жизнь кому угодно – пусть даже и новоиспеченному шведскому бизнесмену. Должен был Костя помнить со своих «мажорских университетов», что это только на следователя можно практически безнаказанно плюнуть, а на опера – нельзя… Опер, он ведь и обидеться может, а обидевшись, – шепнет пару ласковых на таможне, и разденут там бедолагу до трусов, как птенчика, да еще три раза в заднем проходе пороются – вдруг там валюта и бриллианты упрятаны…

В общем, сложно сказать, что именно господином Олафсоном двигало, но стал он позванивать из Стокгольма Назарову на работу как минимум три раза в год – с днем рождения поздравлял, с Новым годом и Днем чекиста… И приезжал Костя в Питер по делам еще пару раз, а приезжая, – обязательно к Аркадию Сергеевичу заскакивал, бутылки дорогие дарил и ностальгически прошлое вспоминал. Уходя, непременно приглашал в Стокгольм и телефон всякий раз свой напоминал: