Роберт Ладлэм - Патрульные апокалипсиса Страница 10

— Ты, как всегда, преподносишь событие с дипломатическими увертками и недоговоренностями, — заметил Моро, одобрительно кивнув головой, — но, пожалуйста, Анри, отвлечемся от нанесенного тебе оскорбления и перейдем к тому, что произошло!

— Эти мерзавцы открыли по мне огонь!

— Что? — Лэтем даже подпрыгнул в кресле.

— Вы же слышали! Моя машина, конечно, защищена от таких нападений, поэтому я быстро отвел её назад, а затем врезался в них и прижал их к кромке тротуара.

— А потом? — воскликнул, вставая, посол.

— Двое мужчин выскочили из машины и убежали. Я позвонил в полицию и потребовал оповестить о случившемся Сюртэ.

— Поразительно, — тихо произнес удивленный Лэтем. — Вы врезались в них, когда они открыли огонь?

— У меня же пуленепробиваемое стекло.

— Поверьте, это не стопроцентная гарантия — даже жилеты.

— Разве? — Брессар побледнел.

— Ты совершенно прав, Анри, — сказал Моро. — Твоя бывшая жена провела бы эту операцию более эффективно. А теперь, может, немножко успокоимся и обмозгуем, что дал нам поступок нашего храбреца? У нас есть машина с номерным знаком и, без сомнения, несколько десятков отпечатков пальцев, которые мы немедленно передадим Интерполу. Низкий поклон, Анри Брессар.

— Есть пули, которые могут прошить пуленепробиваемый автомобиль?..

Связь происшедшего с самоубийством Жоделя и последовавшей за ним встречей в доме Виллье была слишком очевидной. Поскольку и Лэтем подвергся нападению, следовало принять определенные меры: сотрудники Второго бюро будут двадцать четыре часа в сутки охранить и Брессара и Лэтема, француза — открыто, Лэтема — незаметно, подчиняясь его указаниям. Машину Второго бюро без опознавательных знаков поставят напротив дома Дру, пока ее не сменит другая. И наконец, Жан-Пьеру Виллье, которого тоже будут охранять, ни под каким видом не разрешат рыскать по злачным кварталам Парижа в поисках дружков его отца.

— Я сам разъясню ему это, — сказал Моро. — Виллье — гордость Франции!.. Вдобавок моя жена убьет меня или заведет любовников, если по моей вине с ним что-то случится.

Подозрения насчет служащих гаража посольства вскоре подтвердились. В ту ночь дежурил никому не известный диспетчер, которого наняли на ночную смену по представленным им рекомендациям. Он исчез через несколько минут после того, как машина с Лэтемом отъехала от подъезда на авеню Габриель. Значит, нацисты завербовали в Париже американца, говорящего по-французски.

В предрассветные часы анализировали сложившуюся ситуацию, решая вопрос о том, на кого обратить главное внимание. Моро и Уэсли Соренсон долго вели переговоры по непрослушиваемой линии. Эти специалисты по разведке глубокого залегания, профессионалы с огромным практическим опытом в самых темных делах, наметили план тайной слежки. Дру одобрил их план. Он тоже был профессионалом, может, и не таким холодно рассудительным, как его брат Гарри, но умеющим еще оперативнее принимать решения и использовать физические возможности. Моро же и Соренсон — мастера по части тайного внедрения — пережили кровавые расправы с разведчиками во времена «холодной войны» и остались целы. Лэтему было чему у них поучиться. Тем более что они определяли план его действий.

Лэтем, как сомнамбула, вышел из лифта и направился к своей квартире. Сунув ключ в замок, он разом очнулся. На месте замка зияла круглая дыра! Замок был вырезан либо лазером, либо мощной миниатюрной ручной пилой. Лэтем толкнул дверь — она отворилась, и глазам его предстал настоящий погром. Он вытащил пистолет и осторожно вошел в квартиру. Обивка мягкой мебели и подушки были вспороты, все было засыпано пухом и перьями; содержимое ящиков валялось на полу. То же он увидел в спальнях, в стенных шкафах, на кухне, в ванной и в кабинете, где был изрезан даже ковер. Его большой письменный стол буквально разрубили на куски — в нем явно искали секретные бумаги. Все было разрушено, уничтожено. Но Дру так устал, что хотел только спать. У него вдруг мелькнула мысль, как глупо было устраивать такой погром: секретные материалы хранились в сейфе в его кабинете, на втором этаже посольства. Враги Жоделя, теперь преследовавшие его, могли бы об этом догадаться.

Его позабавило, когда, пошарив в одном из стенных шкафов, он нашел предмет, оставленный взломщиками. Они наверняка унесли бы его или сломали, поняв, что это такое. В резиновые набалдашники на концах 26-дюймовой стальной палки был встроен механизм, подающий сигнал тревоги. Останавливаясь в гостиницах, Дру всегда упирал палку в дверь и в пол и, повернув набалдашники определенным образом, включал сигнализацию. Стоило попытаться открыть дверь снаружи, как раздался бы такой оглушительный свист, что незваный гость тотчас пустился бы наутек. Дру взял палку и, уперев ее в пол, приставил Другим концом к нижней панели взломанной двери. Затем, включив сигнализацию, прошел в свою разоренную спальню, набросил простыню на разодранный матрас, снял туфли и лег.

Через несколько минут, он уже спал, но очень скоро его разбудил телефонный звонок. Плохо соображая, Лэтем схватил трубку.

— Да?.. Алло?..

— Это Кортленд, Дру. Простите, что звоню в такой поздний час, но дело не терпит отлагательств.

— Что случилось?

— Видите ли, германский посол...

— Он знал про сегодняшнее?

— Абсолютно ничего. Соренсон позвонил ему из Вашингтона и, судя по всему, поднял страшный шум. А вскоре после него то же самое сделал Клод Моро.

— Ну и ну! Но что же все-таки происходит?

— Посол Хайнрих Крейтц будет здесь в девять часов утра. Соренсон и Моро просят вас тоже приехать к этому времени. Не только для того, чтобы подтвердить все изложенное в отчетах. Вы должны выразить категорический протест против нападения на вас.

— Эти два ветерана-разведчика решили взять его в клещи, не так ли?

— Я человек штатский, Дру. Но, право же, не думаю, что Крейтц наш враг.

— Конечно нет, и более того, он человек совестливый. Но даже он не знает всех своих сотрудников в Париже. Ему не мешает поднять волну, а именно этого и хотят Соренсон и Моро.

— Мне иногда кажется, что люди вашей профессии говорят на каком-то особом языке.

— Так оно и есть, господин посол. Это называется затемнением смысла и позволяет впоследствии все отрицать. Я сказал бы, что это — наш lingua franca[30]...

— Для меня это что-то невнятное.

— Я смертельно устал.

— Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до посольства?

— Сначала мне надо добраться до гаража, где стоит моя машина...

— Теперь вам предоставлена машина Второго бюро, — прервал его Кортленд.

— Простите, забыл... Значит, в зависимости от перегрузки улиц — минут пятнадцать.

— Сейчас десять минут седьмого. Я попрошу мою секретаршу разбудить вас в половине девятого и буду ждать вас в девять. А пока — немного отдохните.

— Может, мне следует рассказать вам, что произошло... Но посол уже повесил трубку. «Так оно, пожалуй, лучше», — подумал Лэтем. Кортленд пожелал бы узнать подробности, и разговор затянулся бы. Дру снова улегся. Одно только хорошо: теперь неделю, а то и больше — в зависимости от того, сколько займет ремонт квартиры, — он будет жить в очень хорошем отеле, а счет оплатит Вашингтон.

Белый планер спустился к вечеру в долину Братства дозорных. Едва он приземлился, его тотчас оттащили под зеленый камуфляж. Плексигласовые покрытия над передней и задней кабинами для летчиков поднялись: из первой вылез пилот в белоснежном комбинезоне, из второй — пожилой пассажир.

— Kommen[31], — сказал пилот, кивнув на мотоцикл с коляской. — Los! Der Krankenhaus![32]

— Хорошо, — ответил по-немецки мужчина в гражданском костюме и, повернувшись, взял из планера медицинский кожаный чемоданчик. — Полагаю, доктор Крёгер уже здесь, — добавил он, залезая в коляску мотоцикла. Пилот сел за руль и включил мотор.

— Не знаю, майн герр. Я должен доставить вас в клинику, а имена мне не известны.

— Тогда забудьте имя, которое я назвал.

— А я ничего и не слышал, майн герр.

Мотоцикл помчался по одному из затянутых сеткой коридоров и, сделав несколько поворотов, направился на север, в другой конец долины: Там, тоже под сеткой, стоял одноэтажный дом, несколько отличавшийся от других, построенных из крепкого дерева. Этот дом был сложен из шлакоблоков с прокладками из цемента, и с юга к нему примыкал энергокомплекс, откуда непрерывно исходил низкий, мощный гул.

— Мне запрещено входить туда, доктор, — сказал пилот, останавливая мотоцикл перед серой стальной дверью.

— Я знаю, молодой человек, мне объяснили, куда идти. Кстати, я уезжаю завтра утром, с рассветом. Надеюсь, вам это известно.

—Да, майн герр. В этот час самые благоприятные ветры.

— Ну, уж хуже того, что было сегодня, трудно придумать. — Пилот быстро отъехал, а врач подошел к двери, посмотрел на глазки камер наверху и нажал круглую черную кнопку справа от притолоки. — Доктор Ханс Траупман по приказанию генерала фон Шнабе.