Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 2 Страница 11

…Продолжение совещания в пятницу было коротким. Посторонний господин тоже присутствовал. Маккибин, осунувшийся, как будто не спал две последние ночи, предоставил слово своему заместителю. Полковник заговорил резко, зло:

— Я только что получил сообщение, что при изучении почерка радиста, работающего под псевдонимом Том, выяснилось: Том выходил в эфир только один раз — двадцать пятого декабря прошлого года. После этого на передатчике Тома работает другой оператор… — Он сделал паузу, так как по залу пронесся глухой ропот негодования. Подождав немного, ни на кого не глядя, продолжал: — Это заключение в совокупности с анализом других данных об обстоятельствах пребывания Тома и Адольфа в Латвии, а также анализом полученной от них информации дает основание предполагать, что они захвачены чекистами, которые пытаются при помощи передатчика Тома найти выход через Лондон на группу Будриса. Я благодарю мистера Казимира, который первым заподозрил в потоке информации, переданной через передатчик Тома, искусно построенную дезинформацию и угадал далеко идущие планы противника…

Он сел с тем же каменным лицом, глядя в полированный стол, словно ему было тяжело смотреть в разочарованные лица своих помощников. Стало так тихо, что даже шелест бумаги показался бы сейчас громом.

Но Лидумс вынужден был отдать должное Ребане. Тот, только что перенесший тяжкий удар, заговорил первым:

— Разрешите, мистер Скотт, я составлю такую телеграмму чекистам, что они будут долго ее помнить! Пусть они знают, что английскую разведку провести невозможно!

Скотт поморщился. Лидумс понял: думает о том, что эту разведку уже провели и никакие язвительные телеграммы, переданные в адрес Тома, то есть чекистов, не сотрут с лица следы полученной пощечины. Лидумс попросил слова.

— Я бы не пренебрегал передатчиком Тома. Если вести начатую чекистами игру так же тонко, мы можем получить действительную ценную информацию. Чекисты и на самом деле хорошо знают, что английская разведка славится и опытом, и умением. И волей-неволей вынуждены будут наряду с дезинформацией передавать и подлинную информацию: как они иначе могут подтвердить подлинность Тома? А здесь, в отделе «Норд», имеются отличные специалисты, которые сумеют отсеять крупицы золота от простого песка. Ведь мы все согласны, что радиограмма поддельного Тома о мобилизационных возможностях Рижского порта была ценной. Столь же ценными были и данные о размещении промышленности в Риге. Если наряду с чисто военными сведениями мы будем запрашивать у «Тома» и экономические данные, чекисты невольно попадутся на собственный крючок: в качестве военных данных будут передавать какую-нибудь чепуху, вроде того, что на аэродроме в Латвии базируются бомбардировщики, а экономические данные постараются давать близкие к официальным…

Рассуждая о возможной «игре» с чекистами, Лидумс не терял из виду ни Скотта, ни Маккибина, ни постороннего господина и видел, что лица у тех проясняются. Невольно вспомнилась русская пословица, которую он как-то слышал от генерала Голубева, когда советская контрразведка еще только начинала свою «игру» с англичанами через Вилкса: «Маленькая рыбка лучше большого таракана!» Англичане тоже предпочитали маленькую рыбку большому таракану. И закончил свое выступление:

— А теперь вернемся к главному, чего добиваются чекисты. Они хотят выйти на группу Будриса. Значит, Том или Адольф рассказали им, что с ними шел Петерсон, направленный в эту группу. Если мы сейчас разорвем эту цепочку мнимого Тома, они немедленно начнут искать группу Будриса самостоятельно, и кто знает, чем это кончится. Я бы вместо той радиограммы, которую предлагает мистер Ребане, в процессе радиоигры сообщил «Тому», что мы потеряли следы Петерсона, скажем, в Латгалии, — это так далеко от Курляндии, что чекистам понадобятся месяцы, если они станут искать там иголку в стогу сена. А потом попросил бы «Тома» поехать в Латгалию и поискать следы Петерсона… И чекисты уверятся, что «адрес» Будриса дан нами правильно…

Усмешка на лице Ребане, который все ждал, когда Лидумса остановят, постепенно угасала. Он видел, что идея, предложенная Лидумсом, понравилась всем. Посторонний господин что-то шепнул полковнику Скотту, не отрывая взгляда от спокойно рассуждающего Лидумса, Маккибин с Большим Джоном перебросились записками, Маленький Джон неодобрительно взглянул на Ребане. «Нет, этот проклятый латыш обворожил их всех!» — в сердцах подумал Ребане, но тут же спохватился. Ведь Казимир, или как там его зовут, вытаскивает его, Ребане, из лужи! Если «игра» состоится, Ребане снова будет на коне. Вся связь с Томом шла через него, значит, его и теперь привлекут к этому интересному делу…

Лидумс закончил свои рассуждения, по все молчали, как будто смаковали поданное им лакомство и раздумывали, каким ядом его зарядить, чтобы чекисты не распознали начинки. Но вот Маккибин встал, заговорил куда веселее, чем говорил о результатах исследования почерка «Тома»:

— Предложение мистера Казимира будет тщательно рассмотрено. А теперь, господа, вы свободны…

Лидумс мысленно поблагодарил Будриса за протянутую ему через леса и моря руку помощи. Нет, парапсихология — интересная наука, если научиться читать попадающие в руки документы между строк. Теперь он знал: друзья не только беспокоятся о нем, но и заботятся о его безопасности. Он и здесь сражается не один. За ним стоят опытные помощники!

10

Около полудня надоедливый февральский туман словно рукой смахнуло. Впервые за долгие зимние недели показалось солнце. Лидумс отодвинул пишущую машинку и подошел к окну.

Всевозможные рантье, пенсионеры, старые дамы с собачками, изголодавшиеся по солнцу, толпами шли по обеим сторонам улицы. Автомобили ускорили движение, сирены их безмолвствовали, и сразу наметились первые полоски угарного дыма на проезжей части улицы.

Лидумс огорченно взглянул на этюдник, стоявший несколько месяцев у стены. Сейчас бы в самый раз пристроиться где-нибудь на перекрестке и попытаться набросать два-три этюда этого оживленного города. Он приехал в ту пору, когда начиналась затяжная туманная осень, а те несколько солнечных дней, что выпали на долю Лондона за зиму, сидел в «бесте», строго выполняя приказ Маккибина. Конечно, сейчас он мог бы и нарушить этот приказ, но ему очень не хотелось проявлять какую-нибудь самостоятельность: вчера он и так достаточно попортил крови и Маккибину, и Скотту, и их помощникам. Правда, потом он же подбросил им неожиданную приманку, но лучше казаться большим простодушным ребенком. Детям почему-то больше верят…

Он вернулся к столу. От него все еще ждали откровений о сегодняшней Латвии. Писал он на английской машинке, на английской, чересчур замелованной, тяжелой бумаге — небось «Норд» получает такую прямо из министерства иностранных дел, — писал по-английски, но мысли вкладывал латышские, советские, новые, с какими эти чопорные руководители «Норда» наверняка никогда еще не встречались. Конечно, он не перебарщивал, описывая жизнь в нынешней Латвии, — откровенных высказываний тут не поймут! — но намекнуть, что никто в Латвии не собирается встречать англичан с развернутыми знаменами, он мог. И делал это с удовольствием.

О, Лидумс ничего не преувеличивал. Он просто сообщал всем желающим слышать, что крестьяне вполне довольны самым первым актом Советской власти, произведенным еще в сороковом году, — разделом помещичьих земель между земледельцами. Следовательно, есть и обратная сторона медали: те, у кого землю отняли, ждут не дождутся англичан, американцев, немцев, лишь бы им ее вернули. Беда в другом: эти «кадры» так раскрыли себя в дни немецкой оккупации, что большинство из них были вынуждены бежать вместе с немцами, а те, что остались, понесли наказание, и сейчас вряд ли на них можно рассчитывать. Да, писал он, интеллигенция недовольна снижением доходов. Но тут тоже есть оборотная сторона: их дети теперь учатся бесплатно, а студенты получают стипендии. Несомненно, продолжал он, жилищный вопрос в Риге усложнился: многие владельцы крупных домов уплотнены, но он, Казимир, еще не встречал такого бывшего домовладельца, который готов был бы с оружием в руках защищать свои владения.

Так он постукивал на своей машинке четырьмя пальцами и кривился ехидной усмешкой, когда представлял, как яростно станет черкать этот мемориал полковник Скотт. Скотт употребляет при чтении три карандаша: зеленый — цвет надежды, тут для этого карандаша будет мало места; синий — цвет будущего; и красный — цвет опасности. Пожалуй, мемориал этот превратится под его карандашами в подобие бумажного ковра, только красный цвет в нем будет преобладать.

Зазвонил телефон. Лидумс поднял трубку.

Говорила Нора. Голос был смеющийся, очень громкий. Лидумс догадался: говорит из автомата неподалеку от его особняка.