Сергей Донской - Живешь только трижды Страница 12

– Поидымо чэрэз Курыну балку, – авторитетно заявил водитель. – Так будэ блыжче.

Это был первый крымчанин, заговоривший с москвичами по-украински, и они прислушивались к его речи с настороженным любопытством. Создавалось впечатление, что таксист специально коверкает русский язык, чтобы подразнить приезжих своей «щирою украинською мовою».

Небрежно управляя «Волгой» одной рукой, он поведал Косте и Бондарю историю кладбища. Могилы, в которых покоились по сто и более убитых, рыли в основном солдаты и матросы арестантских рот. Иногда вместо деревянных крестов на могилах выкладывали крест из неприятельских бомб и ядер. Во время ветра пустые снаряды с отверстиями издавали несмолкаемый гул, напоминающий отпевание или жалобный плач по убитым.

– Як оти бабы, – высказался таксист. – Та тэпэр там никому галасуваты.

– Голосовать? – переспросил Костя. – Почему на кладбище?

– Тю, а дэ ж ще жинкам рыдаты як нэ на кладовыщи?

Оба уставились друг на друга с недоумением, а Бондарь внезапно припомнил эпизод из булгаковской «Белой гвардии» и решил проверить, насколько хорошо классик разбирался в психологии украинцев.

– Скажи-ка, – попросил он таксиста, – а как будет по-вашему кот?

– Кит, – ответил тот.

– Тогда как будет кит?

По Булгакову, таксисту следовало насупиться и прекратить с насмешником всякое общение. Вместо этого он пожал плечами и сказал:

– Тоже кит.

– Как же вы их различаете? – спросил Бондарь.

– Що, мы з глузду зъихалы зовсим? – удивился таксист. – Одын кит живэ у хати, другый – у мори. Хиба ж воны схожи одын на одного?

Бондарь прикусил язык. Против этой убийственной логики возразить было нечего. Костя, огорошенный не меньше, тоже помалкивал, бросая на водителя долгие задумчивые взгляды. Тот как ни в чем не бывало смотрел прямо перед собой. Его непоколебимой уверенности в собственной правоте оставалось только позавидовать.

Начавшийся подъем становился с каждой минутой все круче и круче. Таксисту пришлось переключиться с третьей скорости на вторую. Бондарь физически ощущал, с каким напряжением работает старенький двигатель. Его подмывало подталкивать «Волгу» мысленным усилием.

То и дело она сворачивала на горизонтально расположенные улочки, а потом дорога вновь убегала наверх. Пешеходные тротуары были выложены из плит, образующих ступени. Изредка на них попадались люди, устало бредущие в гору. На фоне оранжевого предзакатного неба, пышной зелени и морской синевы их фигуры выглядели особенно невзрачными.

Проехав еще немного по асфальтовой полосе, состоявшей из сплошных поворотов, «Волга» остановилась. Помянув бисового батька, таксист пояснил, что дальше дорога перекрыта. И действительно, впереди торчал полосатый барьер, за которым прохаживались двое служивых в касках и бронежилетах. Укороченные автоматы в их руках казались игрушечными.

Костя и Бондарь узнали от таксиста сразу три новости. Первое: такие неприятности часто случаются в Севастополе, который как-никак является военно-морской базой. Второе: объезд займет не менее получаса и обойдется пассажирам в лишних пятьдесят гривен. Третье: если они прибавят к плате за проезд пару червонцев, таксист покажет им кратчайший путь наверх, и уже через десять минут они будут любоваться тамошними достопримечательностями.

Пришлось платить. Не хотелось снова мотаться по городу в разболтанной «Волге», а кроме того, Бондарь и Костя ведь намеревались попасть на кладбище раньше Малютина. В хорошем смысле этого слова.

Таксист бережно вложил протянутые купюры в бумажник, подвел их к малоприметной бреши в кустах и, указав на тропу, сказал, что она ведет прямиком к пирамидальному храму Святого Николая. Посовещавшись, Бондарь с Костей попросили его ожидать их внизу.

– А гроши? – быстро спросил таксист, прищурив один глаз.

– Скилькы трэба? – спросил Бондарь почему-то тоже по-украински. Дурные привычки привязчивы.

– Сто грывень. – Это было произнесено без запинки. Щирому украинцю не терпелось обобрать двух москалей как липок.

– Восемьдесят, – твердо сказал Костя. – И деньги получишь наверху.

– Га? – изумился таксист. – Чому так?

– Потому что еще неизвестно, куда эта тропинка ведет, – поддержал напарника Бондарь. – Может, в пропасть. А может, в болото.

– Тю, та тут нэмае болот.

– Тогда не кочевряжься, а топай вперед, Сусанин, – проворчал Костя.

– Я нэ Сусанин, я Пылыпчук, – с достоинством заявил таксист, после чего неохотно подчинился.

Очень скоро выяснилось, что проводник был прихвачен не зря. Дважды шедший впереди Пилипчук вступал в кучи наложенного на тропинке дерьма и принимался ругаться на чем свет стоит, шаркая подошвами по камням. Других неожиданностей подъем не таил и оказался не таким уж сложным. Там, где тропа проходила мимо утопающих в ежевике заборов, она была посыпана щебнем, местами даже зацементирована. Петляя по ней, путники вскоре выбрались на вершину холма.

– Гроши, – пропыхтел таксист, протягивая заскорузлую ладонь, сложенную лодочкой.

– Не вздумай нас бросить, – предупредил Костя, расплачиваясь с ним. – Номер твоей колымаги я помню. Обманешь – найду и наизнанку выверну.

– Ну що за люди, що за люди, – запричитал таксист, укоризненно качая головой. – До ных с видвэртою душою, а воны… Э, да що там балакаты. – Он махнул рукой. – Россияне. Чого з вас визьмэш?

Взял он, однако, немало. И исчез с такой подозрительной поспешностью, что Бондарь пожалел о решении заплатить ему вперед. Чем-то Пилипчук напоминал отставного украинского президента Леонида Кучму. Такие же песочные волосики и такое же простодушное выражение лица, плохо вяжущееся с постоянно бегающими глазами.

Бондарь не стал делиться своими подозрениями с Костей, но мысленно попрощался и с пройдохой таксистом, и с казенными денежками.

Вблизи пирамида храма казалась почти величественной. Измерив шагами одну из ее сторон, Бондарь перемножил двадцать на двадцать и выяснил, что площадь основания составляет чуть больше четырехсот квадратных метров. Вся белая, если не считать фундамента из красного камня, она четко выделялась на фоне фиолетового неба. Когда включились прожектора подсветки, в центре гранитного креста проступило рельефное изображение лаврового венка. Оценив толщину каменных стен, Бондарь подумал, что храм запросто мог бы выдержать долговременную осаду, тем более что его вытянутые окна представляли собой почти классические бойницы. Остановившись перед порталом, можно полюбоваться мозаичным изображением Христа. В своей ярко-красной хламиде на не менее ярком фоне он так и просился в компанию битлов с обложки знаменитого альбома «Сержант Пеппер».

Невольная улыбка сползла с лица Бондаря, когда его глаза наткнулись на плиты из черного гранита с наименованиями воинских соединений, принимавших участие в обороне. Многие из ее участников пали смертью храбрых. Уцелевшие доживали свой век в нищете, болезнях и бесславии. Истерзанная, обобранная до нитки, одурманенная водкой и наркотиками, Родина-мать позабыла своих героев.

Бондарь повернулся в сторону кладбища, обнесенного каменной оградой с чугунными воротами. Где-то там караулил Костя, скрывшийся от посторонних взглядов. Возле входа на кладбище торчали два старинных орудия. Сквозь листву каштанов и акации проглядывало двенадцатиметровое изваяние Скорбящего матроса с опущенным знаменем.

Казалось бы, вся здешняя обстановка должна была внушать посетителям если не печаль, то хотя бы уважение, но те несколько человек, которые толклись на площадке перед храмом, вели себя так, словно находились на увеселительной прогулке. Трое мужчин подпирали ларек, угощаясь явно не прохладительными напитками и выясняя, кто кого уважает сильнее. Влюбленная парочка на парапете лизалась с таким самозабвением, будто ничего вкуснее чужой слюны на свете не пробовала. Стайка подростков с загадочным видом расхаживала вокруг пирамидального здания, и сдавалось Бондарю, что в карманах их широченных штанов хранились баллончики с краской. Значит, утром священнослужители обнаружат на стене храма очередной образец молодежного творчества под названием «граффити». Что-нибудь броское и крайне примитивное, в духе скудоумных собратьев по разуму из Гарлема.

В тот самый момент, когда Бондарь намеревался то ли поморщиться, то ли сплюнуть, на площадку выехал знакомый «БМВ», из которого выбрался Дубинский. В отличие от своих московских гостей, он заехал на холм с противоположной стороны, так что ему не пришлось подниматься пешком. Бондарь отстраненно пожалел об этом. Хотелось бы ему поглядеть, как будет пыхтеть и отдуваться этот приверженец здорового образа жизни, который и на кладбище явился в спортивном костюме. В его возрасте следовало бы одеваться менее броско.