Лев Рубус - Запах лимона Страница 14

— Но он мертвецки пьян…

— Доктора…

— Доктор говорит, что опьянение настолько сильное, что раньше, чем через два-три часа, мы от него ничего не добьемся.

— Позвать сюда инженера Левенстена.

Мистер Фаренгайт сам энергично берется за дело. Может быть, действительно, только немедленный допрос несчастного Смита может дать следы беглеца.

— Инженер Левенстен! Как обстоят дела с вашим отрезвляющим газом?

— Он приводит в сознание через три, четыре минуты.

— Великолепно. Надо сейчас же отрезвить одного человека. Приготовьте все необходимое.

— Слушаюсь, но смею заметить, что действие газа на человеческий организм, в смысле последствий на здоровье, еще совершенно не выяснено.

— В данном случае, это не имеет значения.

— При недостаточно здоровом сердце может последовать смерть.

— В какой промежуток времени?

— Через час, другой.

— A-а, приготовьте аппарат.

Лаборатория А-4. Инженер Левенстен приготовляет аппарат. Посреди комнаты большой шкаф из иллюминаторного стекла с герметически закрывающейся дверью. Три каучуковых трубки ведут от высокого баллона и раскрывают один большой зев в виде граммофонной трубы в шкафу… В шкаф ставят низкое деревянное кресло. Укрепляют прочно на винте.

— Введите пациента.

У несчастного Смита жалкий вид. Никогда в жизни не был так пьян старый смотритель. Он совершенно не соображает, что с ним делают. Пытается вырваться, но через минуту уже крепко привязан к креслу. Герметически закрывается дверь.

— Попросите мистера Фаренгайта.

— Разрешите приступить.

Инженер, с секундомером в руках, начинает медленно нагнетать газ из баллона.

2 минуты 36 секунд. Старик подымает голову и глазами, еще бессмысленными, озирается. 3 минуты 27 секунд. Он пришел в себя. Где он, что с ним? Он испуганно, дико смотрит на директора. Да, да, здорово напоил его мистер О’Дэти.

«Готово». Доктор свидетельствует — признаков опьянения как будто и не было. Только вот сердце что-то…

— Ну, этим займетесь потом. Мистер, приступите к допросу.

Ничего путного не извлечь из этого допроса. Старик от страха совершенно потерял память и сообразительность. Он понимает только одно, что его выгонят с места и семья останется без хлеба. Может, он еще смутно рассчитывает на Дэти. Во всяком случае, больше того, что Дэти у него действительно был несколько минут и затем по его просьбе ушел, что он, Смит, действительно с вечера порядочно выпил, — старый смотритель ничего не может сказать.

Полицейский чиновник его возьмет с собой. Там его сумеют допросить получше…

Но что это со стариком? Смит вдруг закачался. Начал коротко хватать воздух. Взмахнул смешно руками и хлопнулся на пол.

Брезгливо сморщился Фаренгайт: «Что это?» — «Смерть, мистер Фаренгайт!»

Инженер Левенстен несколько ошибся в расчете — не час, не два, а всего 15 минут выдержало старое сердце отрезвляющий газ…

По всей Уоллс-Воллс фабрике, от угольных складов под землей до электро-вентиляторной службы в 6 этаже, только и разговоров и шепотов об инженере О’Дэти.

«Германский шпион…» Проклятый большевик… громко в лабораториях инженеры. — «Коммунист… коммунист… Его хотели убить за попытку какого-то разоблачения. Молодчага. Спасется…» — шепотом в рабочих мастерских…

В девятом часу Кэт О’Дэти, взволновано плачущую, не спавшую всю ночь, — слухи добежали и до нее, — допустили к господину директору. «Ваш муж государственный преступник… Где он?… Я полагаю, вам это лучше известно… Удивлен, что вы еще имели возможность явиться ко мне…»

«Служебная записка. Сегодня 28 марта в 14 часов затопить печь № 2. Требуемая температура нагрева — максимум. Зам. технического директора инженер Чертой».

Одиннадцатый час. О'Дэти, поудобнее устроившись на ступеньках винтовой лестницы внутри дымовой трубы № 2, немного вздремнул, подкрепился куском хлеба и колбасы, которые успел захватить у смотрителя, и предался довольно грустным размышлениям. Единственная удача, что еще три дня не будут топить эту печь. Все остальное крайне печально. Случайно ли вошли к смотрителю или нет, днем все равно отсюда выйти нельзя. Очевидно, старик его не выдал… Значит, надо сидеть тут на ступеньках до ночи. Ночью попытаться незаметно вылезть: или с пропуском смотрителя пройти через пост, или, что значительно менее приятно, попробовать проехать в мусорной вагонетке. Что за чертовщина? Дверь внизу открывается. Неужели догадались… Кто-то с ярким электрическим фонарем начинает подыматься вверх… О'Дэти притаился, — может, не заметит?! Свет прямо на него. Кто там? Ирландец соскочил несколько ступенек вниз, к источнику света. Фонарь погас. При слабом, чуть сочащемся свете сверху на узких ступеньках — страшная борьба. Ирландец схватил неизвестного за горло, старается прижать его к перилам. Но неудачно схватил О'Дэти: сильный удар по локтю, и рука инженера повисает как плеть. Теперь его горло в тисках. Хрипит — «сдаюсь». Снова вспыхивает фонарик. «Вы, должно быть, инженер О'Дэти, не бойтесь. (Рука освобождает горло).

Я вас не выдам. Я вам не враг. Я трубочист Томан. Говорят, вас хотели убить за какое-то разоблачение… Я коммунист. Как видите, я могу быть вам только полезным, а минуточка и вы бы меня задушили».

Но не верит горячий ирландец, пока не убеждает его партбилет Томана.

«А ведь сегодня в 2 часа затопят печь».

Совещание. О'Дэти рассказывает коммунисту Томану, в чем дело.

«Этот лимонный газ — мое изобретение. Фаренгайт дал мне честное слово, что они не будут вводить усилителя. Этот газ может быть пяти степеней. Первая уничтожает вредителей, вторая поражает смертельно живые существа без видимых наружных изменений, а степени выше — превращают все живое и растительное в порошок… И видите, они пытаются производить опыты над людьми».

Наивный О'Дэти… Пытаются производить опыты… Как раз сегодня все, между прочим, прочтут в газетах: «Калькутта. Восстание в районе ликвидировано без пролития крови».

В бухгалтерии Уоллс-Воллс фабрики значится: «Отправлено в распоряжение военного ведомства 45 баллонов «цитрон деббль'ю-5» (2 степень)».

Военный министр уже прочел расшифрованное донесение начальника войск района Соворуппора: «В 5 часов с бомбовоза № 9 сброшены 3 баллона «цитрон д/ю-5, степень 2.» Радиус действия — 5 верст. На следующий день, в одиннадцать, войска вошли в селение… Легкий запах лимона… Ни одного живого человека, ни одного животного… На трупах никаких внешних следов смерти… Растительность обгорела незначительно…»

— Нет, товарищ Дэти, вам с зеленым пропуском смотрителя не выйти. Контора уже распорядилась выдать новые пропуска — красные. Вот как мы сделаем. Я вам отдам свои инструменты и свой пропуск. Я же и без пропуска выйду без затруднений: разве не случается, что рабочие теряют свой пропуск?

— Вы правы, тов. Томан. На всякий случай, спокойнее, если документы я передам вам… Значит, мы встретимся сегодня в 7 часов.

«Пропуск! Трубочист Томан. Так. Ну-ка, выверните карманы». «Обыск? Что за новости?» «Так, значит, надо. Проходите».

Наконец, О’Дэти на свободе. Как хорошо, что передал документы Томану…

«Эй, эй! Крепи найтовы! Эй, гляди, пожарный кран оторвался. Все на левый борт!..»

По черным волнам бросает «Вацлава Воровского». На шатающемся мостике трудно стоять: ветер валит с ног, соль в лицо. Какая там пятница в Гулле! Чего доброго, сквозь шквалы и мрак тревожно полетят сигналы по радио, сигналы бедствия…

Но так же спокойно, как делал бы он доклад на собрании, к которому еще днем готовился, чеканит команды слова коммунар Соловьев. Резкий дождь бьет по зюйд-вестке, низко несутся тучи. Ничего, ничего, привычно. Ну-ка, все ветры Бискайки! Не взять вам: ни того ценного груза, что несет в своем трюме судно под красным флагом, ни тех бумаг, которые поручено доставить в Англию Соловьеву.

Еще днем спешно закончил Томан работу: к 7-ми часам ведь надо быть в условленном месте.

В конторе. «Я затерял пропуск. Да, должно быть, в трубе. Чертова работка. Да уж, верно сказано, мистер Гарри, именно чертова. Ну вот, спасибо, что не задержали».

Удивлен даже Томан, что так легко сошла проделка: выдали новый пропуск и ничего не сказали. Дьявольски везет сегодня.

Теперь скорее к воротам. Да, да, без сорока семь.

«Пропуск». «Трубочист Томан». «Ну ка, выверните карманы. Да, так, карманы, да живее, не задерживайте. Э, э, э. Это еще что такое?…»

Приятный сюрприз мистеру Фаренгайту. «А-о-о. Вот у кого документы. Ага, коммунист! Прекрасно, прекрасно». Мистер Фаренгайт полагает, что трубочиста Томана следует немедленно, немедленно… он не находит подходящего выражения… обезвредить, ликвидировать… Несчастный случай при чистке трубы… Актик, актик…