Владимир Быстров - Пересекающиеся параллели Страница 14

 – Вы понимаете, – горячился Нодар, – у нас на Кавказе нельзя ругать по матери! За это сразу зарезать могут!

 При этих словах начальник ГОВД посмотрел на Ивана Ивановича и развел руками. Мол, сами видите – настоящий уголовник! А капитан Хрипко возмущенно возразил:

 – Та, шо вы слухаете, як та чурка бреше?! Да я, так его мать, никогда, бля, на людях не выражаюсь! Я, бля, все ж таки представитель власти!

 Алексей заметил, как у Нодара напряглись скованные наручниками руки. Заметил это и Иван Иванович и, прервав тираду капитана,  предложил Нодару закончить свое изложение событий.

 – Я ему два раза сказал, чтобы он не ругал мать, но он продолжал ругать, а другой милиционер ударил меня сзади кулаком прямо по затылку. Я дальше точно не помню, что было… Помню, мне показалось, что я в Афгане, а вокруг – "духи"... Только я их не хотел убивать, мамой клянусь! Если бы захотел – сразу убил бы! Их же там всего трое было!...

 Когда в кабинете не осталось лишних лиц, Иван Иванович спросил начальника ГОВД:

 – Ну, и чем это грозит парню?

 – Если только за "хулиганку", то от трех до восьми! – не задумываясь, ответил тот, – Но не забывайте – он напал на сотрудников милиции, и, между прочим, "при исполнении"!

 – О том, что и как они "исполняли", я думаю, и вам, и вашим сотрудникам лучше помалкивать! – веско заметил первый секретарь, – Иначе легко можете оказаться рядом с ним!

 Он обернулся к Захарову и невесело добавил:

 – Да, что называется, "встречает Родина героев"! Вон какой "прямой плацкарт" у твоего друга получился – из Афгана да в Алдан…

 В следующий раз Алексей увидел Нодара только на суде, где ему определили наказание в виде лишения свободы сроком на три года с отбыванием в колонии-поселении и возмещением нанесенного ущерба…

  …расположенное в зале ожидания кафе было пустым, как и весь аэропорт.

 – Мариночка! Сделай нам, пожалуйста, два хороших кофе! – обратился к молоденькой официантке Нодар, и, повернувшись к Алексею, уточнил:

 – Или тебе чего-нибудь покрепче? Сам-то я, если помнишь, пью только вино. А здесь откуда хорошему вину взяться? Придется, наверное, как Гиви, на араку переходить… Помнишь Гиви?

 – Помню, конечно! – ответил Алексей, – Ты лучше скажи, где пропадал все это время? Я тебе писал в зону, но ответа не получил. Ты, наверное, обиделся на меня тогда?

 – За что мне было на тебя обижаться? – с недоумением посмотрел на него Нодар, – Ты для меня тогда очень много сделал. Я ведь запросто мог загреметь лет на десять! А не писал, потому что самому стыдно было… И себя подвел, и тебя опозорил – вот, мол, какие у него друзья! Да и встретиться с тобой совсем не так думал... Я же после Афгана почему на БАМ поехал? Знал, что ты тоже где-то здесь! Думал, найду, снова вместе будем…

 Нодар замолчал, но Захаров, понимая его состояние, не торопил, терпеливо ожидая, когда тот сам решит продолжить свой рассказ.

 – Сидел я в Верхнем Куранахе, хотя "сидел", наверное, громко сказано! Ночевал в зоне, а работал как обычный рабочий, без конвоя и охраны. Направили меня в ДРСУ, которое АЯМ обслуживает. "Скальник" на КРАЗе  возил, на грейдере тоже работал… Через два года и вовсе с "надзора" сняли по УДО. Домой возвращаться не захотел – стыдно было… Так и остался там, в Верхнем. "Подженился" на одной разведенке – у нее там свой домик – так и жил бы, наверное, до пенсии... А после из Афгана стали возвращаться наши... Особенно много – в 89-м, когда оттуда войска совсем вывели. И через одного – либо "на поселение", либо в "строгую"! Ты же слышал, наверное, какие они оттуда приходили! Чуть что – сразу в "бой", а воевать нас научили хорошо!...

 Нодар задумался, отхлебнул из чашки глоток. Потом продолжил:

 – Многие уже с Афгана на наркоте сидели. Им бы помочь, успокоить… А здесь – дома, между прочим, на Родине! – к нам относились, как к собакам бешеным! На работу брали неохотно, чуть где какая заварушка – "афганцы" виноваты! Вобщем, решил я пацанов этих как-то защитить, что ли! Вместе собрать, чтобы и их к нормальной жизни вернуть, да и семьям тех, кто "в колясках" вернулся, тоже помочь! Ну, и у тех, кто совсем не вернулся, тоже ведь семьи остались! Родители, жены, у кого-то и дети были... Родина на нас тогда "забила" и забыла! Получалось, что, вроде как, мы по собственной глупости туда полезли!

 Застарелая обида, которую он тщательно пытался скрыть, рвалась из каждого его слова.

 – Короче, собрали мы тогда что-то вроде боевого братства, чтобы помогать друг другу. Сейчас у нас уже почти рота бойцов!

 – Извини, брат, – перебил его Алексей, – но то, что вы сейчас делаете – это же  уголовка, чистой воды бандитизм! И статьи за это нехилые светят!

 – А мы особо об этом и не задумываемся! Да и не на всех же подряд наезжаем! Только на тех, кто на наших бедах бабки себе зарабатывает. Да и "мокрухой" тоже не занимаемся. Хватит с нас этого добра! У каждого за спиной еще с Афгана не один десяток жмуриков бродит…

 – А как же с Айрапетяном? Ну, с этим, с Али-Бабой? Дом же ему спалили!

 – Дом?! – с неожиданной злостью ответил Нодар, – Ему не дом – его самого вместе с его дворцом спалить нужно было, собаку! Это ведь он сюда наркоту гонит! Вначале из Средней Азии, а теперь из Китая взялся! Про "белый лед" слышал? Так это Али-Баба его сюда и везет! Сколько наших парней угробил!

 – Ну, да ладно, бог с ним, с "армяном"! А начальника мехколонны за что решили раскулачить?

 – А это не мы решили! – хитровато ухмыльнулся Нодар, – Ты лучше спроси, откуда я знаю, что ты золото в Москву везешь! Не знал только, что это будет мой старый друг Лексо...

 – Слушай, – неожиданно сообразил Алексей, – а действительно – откуда?! Про это золото знали всего два-три человека!

 – Елена Николаевна сказала! Еще вчера вечером, когда вы из сауны вернулись…

 – Алена?! Не может быть! Это что же – она собственного мужа?... Брось, никогда не поверю!

 – Поверишь, брат, поверишь… Это она ему за сына, за Олега своего, мстит! Когда он приехал, твой Петр Дмитриевич, вместо того, чтобы помочь парню, поддержать его, решил просто откупиться! Машину подарил, денег давал, не считая… А в душу парню заглянуть – времени не хватило! А уже после того, как Олег разбился, когда наши парни пришли к твоему Марченко с просьбой – мол, помоги семьям тех, кто не вернулся, создай какой-нибудь фонд, что ли! Денег же у тебя на фирме достаточно – вон какие особняки себе отгрохали! Так он их просто послал! Пообещал, что если еще придут, то будет отстреливать! И ничего, мол, ему за это не будет – все менты и прокуратура у него давно прикормлены!

 Захаров ошарашено смотрел на своего старого приятеля. Потом неожиданно вспомнил:

 – Постой, он же мне ствол заказал нарезной! Как раз на тебя и твоих парней!

 – А через кого доставать собираешься, – с хитроватой улыбкой полюбопытствовал Нодар, – через Лиса, наверное?

 – Ну, да! – подтвердил Захаров, – А ты откуда знаешь?

 – Так это тоже мой парень! А ствол… не нужно, не заказывай ничего! Я сам подарю Марченко хорошее ружье! Давно пора с ним серьезно поговорить, а то, действительно, мы так далеко зайдем… И за золото свое не переживай, вези спокойно! Не нужно оно нам! Думаю, Петр Дмитриевич сам нам помогать станет. Ты же говоришь, он нормальный мужик?

 – Хороший мужик! Правда, с этой перестройкой деньгами немного увлекся… Но, думаю, для него это не главное! Я еще мозги ему прочищу, да и Алена поможет! Ты только обязательно поговори с ним, нормально поговори, по-человечески!

 Из висевшего на стене динамика раздался голос диктора: "Внимание! У первой стойки начинается регистрация и посадка в самолет на рейс 4079 Барнаул–Омск–Москва. Пассажиры, имеющие на руках регистрационные талоны, проходят вне очереди…"

ГЛАВА 12

"Нелегко в беде

лгать.

Воздух тих, и снег

тих.

Братцы,

что ж нам делать?

Как прожить без смерти?"

(С.Кирсанов, "Смерть лося")

 …три дня, проведенные в занесенной снегом по самые окна избе в полузаброшенной деревушке, желанного успокоения не принесли. Напротив, словно очнувшись от сна, жизнь подкидывала все новые и новые вопросы.

 Передав Марченковское золото, из Москвы Алексей заехал на денек домой, где неожиданно узнал, что мать давно и тяжело больна. При виде сильно похудевшей и осунувшейся, практически не встающей с постели матери, сердце Захарова болезненно защемило.

 – Не обращай внимания, сынок, просто печень немного пошаливает! Но это ведь естественно в наши годы, верно? – ненатурально бодрым голосом успокаивала она Алексею, и он подыгрывал ей, улыбаясь, и скрывая притворной улыбкой тревогу.

 Отец тоже молчал, только хмурился в сильно поседевшие усы. И лишь на вокзале, провожая Алексея в Москву, за несколько минут до отправления поезда произнес всего одну фразу: