Лев Зильвер - Миллионы глаз Страница 16

— Помогите! — громко закричал он.

Теряя сознание, он услышал чьи-то бегущие шаги. Еще одна попытка нищего вырвать у него из рук сверток… Но Сеня сжимал пальцы из последних сил, уже ничего не видя и не сознавая.

— Вот бандит… Заколол малого… Скорая помощь нужна.

Вокруг Семена собиралась толпа.

Глава X. Ошибка Миши Сергеева

Неясно, как во сне, Сеня Гольдин видел светлую комнату, людей в белых халатах.

— Лежите спокойно, — сказал негромкий голос.

У кровати сидело два человека.

— Доктор, можно? — спросил один.

Другой взял руку мальчика, нащупывая пульс.

— Ему лучше, — сказал он, — только недолго разговаривайте.

Доктор поднялся и вышел.

— В вашем кармане, — обратился человек к Сене, — нашли комсомольский билет на имя Семена Гольдина. Это ваш билет?

— Мой, — Сеня попытался приподняться.

— Лежите спокойно, — улыбнулся человек. — Вы его получите… Скажите, что за пакет был в вашей руке?

— Об этом я хотел бы говорить в НКВД.

— Ничего, говорите обо всем: я следователь.

И тогда Сеня начал рассказывать. Все, что он слышал от Миши, что подозревал сам, как пытался задержать нищего, — обо всем подробно рассказал Сеня следователю. Когда он кончил, следователь поднялся со стула.

— Благодарю вас, — сказал он. — Вы с вашим приятелем сделали огромное, государственной важности дело. Но Миша Сергеев все же допустил большую ошибку. В тот же день, в тот же час, когда у него возникли первые подозрения, он должен был сообщить нам, а сейчас… — Следователь помолчал. — Сейчас я боюсь, что кое в чем мы уже опоздали.

Записав адрес Сергеевых и пообещав еще встретиться и поговорить с Сеней, следователь крепко пожал ему руку и вышел из комнаты.

Глава XI. В Третьяковской галлерее

Миша и Нина Дмитриевна ходили по большим залам Третьяковской галлереи. Миша был рассеян. Он думал о Семене. Хотелось поскорей узнать, что с ним. Чем кончилась история с нищим.

Нина Дмитриевна была очень оживлена. Она подолгу рассматривала картины, восхищалась; жалела, что невозможно всего осмотреть сразу.

— Вы часто бываете здесь? — спросила она Мишу.

— Да, был несколько раз.

— Вместе со своими?

— Бывал с мамой. Папа всегда занят.

— Неужели он так много работает? — удивилась Нина Дмитриевна.

— Очень много. Он всегда поздно приезжает домой.

— Мама говорила, что он изобретатель, — продолжала Нина Дмитриевна. — Почему же ему обязательно нужно сидеть на службе? Ведь можно работать дома… И спокойней…

— Он работает и дома. Привезет материалы, запрется у себя и пишет. — Миша искоса посмотрел на Нину Дмитриевну: что это ее так интересует отец?

…Возвращались домой. Нива Дмитриевна интересно рассказывала о юге, о море. Ее простой, дружеский тон так подкупал, захватывал, что Миша тоже оживился и уже не думал о своих подозрениях.

Они подходили к дому, как вдруг Нина Дмитриевна смолкла на полуслове. Навстречу им из ворот дома вышел мужчина. Поровнявшись с ними, он кивнул головой Нине Дмитриевне. Миша с изумлением взглянул на спутницу: она была бледна и растерянна.

— Миша, вы идите, я сейчас… — Она повернулась и пошла за незнакомцем. Вскоре они оба свернули в проходное полутемное парадное низенького дома.

Миша остановился у забора с наклеенными театральными афишами. Он мучительно напрягал память: где он мог видеть этого человека? Где-то видел… И вдруг вспомнил: рассказ Платоныча о баллоне, возвращение с вокзала, идущую следом машину и незнакомца за рулем. Это он!

У Миши от волнения перехватило горло. Надо немедленно идти следом. Миша рванулся вперед… И в эту минуту по переулку прогремел выстрел, за ним — другой. Когда Миша с прохожими вбежали в полутемное проходное парадное маленького дома, на забрызганных кровью каменных ступеньках, лицом вниз, раскинув руки, лежала Нина Дмитриевна.

В этот вечер к Сергеевым приехал следователь Дымов и передал Мише привет от Сени.

Следователь сидел с отцом в кабинете, просматривал вещи Нины Дмитриевны, потом о чем-то долго беседовал с матерью.

Глава XII. Второй случай с Платонычем

В десятом часу вечера Платоныч вел машину в гараж. Невдалеке от завода его остановил человек. Платоныч затормозил, высунул голову из кабины и сразу узнал.

— А, это ты, парень! За долгом, что ли, пришел?

Человек, улыбаясь, закивал головой и проговорил:

— Наконец-то я дождался… Такое, понимаете, несчастье…

— Что? Или тоже баллон спустил?

— Да. Пришлось машину на даче бросить.

— А где дача-то?

— В Бутове. По Серпуховскому шоссе.

Платоныч легонько свистнул.

— Ничего не выйдет, парень. Оно, конечно, ты тот раз меня выручил, но я в такую даль не могу поехать. Шутка сказать: до Бутова тридцать километров. Баллон вот бери, а я не могу, право.

Человек наклонился к Платонычу и тихо сказал:

— Выручите, я заплачу… Рублей по пять за каждый километр.

Платоныч удивленно посмотрел на него.

— Ты эти шутки брось…

— Подождите… — Незнакомец вынул из бокового кармана деньги и протянул Платонычу. — Здесь полтораста рублей, возьмите…

Платоныч молчал.

— Эх-ма! Где наша не пропадала! — махнул рукой Платоныч. — Садитесь.

Они пересекли Москву. Машина вынеслась на свободное и гладкое Серпуховское шоссе. С полей потянуло влажной прохладой. Впереди, за темными зубцами леса, потухала розовая полоска зари.

— Вы много зарабатываете? — спросил незнакомец.

Платоныч посмотрел на него удивленно.

— Да как сказать? Вроде хватает.

— Налево, пожалуйста, — сказал незнакомец, — вот на эту просеку.

Платоныч сбавил скорость и повернул руль.

Автомобиль мягко закачался на ухабах.

— Вы можете много заработать, очень много, — снова проговорил незнакомец. — Хотите тысяч пять?

Платоныч рывком затормозил. Свет фонарей скользнул по кустам, по веткам мохнатой ели. Сразу стало тихо. На свету плавно кружились мошки. На опушке в овсяном поле кричал коростель…

Платонычу стало не по себе.

— Зачем… За что вы предлагаете такие деньги? — спросил он.

— Вы должны выполнить одно небольшое поручение, — спокойным, грудным голосом заговорил человек. — Совсем маленькое поручение. Завтра инженер Сергеев, которого вы обычно возите, будет очень поздно работать в институте. Мне необходимо с ним встретиться. Я тоже изобретатель, мы с ним работаем в одной и той же области. Но несколько иными методами. Я завтра хочу доказать Сергееву преимущество своих методов.

В голосе незнакомца прозвучала легкая усмешка.

— Завтра остановите машину у места, которое я назову вам… Вы что-нибудь потеряете в дороге и пойдете назад разыскивать, а я в это время коротко побеседую с уважаемым Алексеем Федоровичем. Когда вы будете возвращаться к машине, я встречу вас и вручу деньги… Понятно? Вот вам задаток…

Платоныч сидел, оглушенный услышанным. Мелкие капли пота выступили на его лице. У него не было слов. Он задыхался. Вдруг он дернулся и торопливо полез рукой в боковой карман пиджака. От нахлынувшей ярости его трясло.

— Вот! — наконец вздохнул он и с силой швырнул в бритое лицо деньги. — Возьми свои полтораста рублей, собачья шкура! Гадина!

Он кричал сбывающемся голосом, готовый броситься на этого спокойного, страшного врага, сидящего рядом с ним на одном сиденье.

Неожиданно Платоныч вспомнил, что в ногах у него лежит тяжелый металлический ключ, и он стремительно протянул к нему руку.

— Ну, ну, спокойно! — крикнул человек и отчетливо добавил: — В правой руке я держу револьвер — советую помнить это.

Платоныч тяжело задышал.

— Однажды ночью в сентябре тысяча девятьсот тридцать седьмого года, — снова заговорил человек, — на углу Трубной площади и Цветного бульвара какая-то легковая машина сшибла девочку. Боясь ответственности, шофер вместе с машиной скрылся. Насколько мне известно, милиция до сих пор не разыскала преступника.

Платоныч смотрел на человека широко раскрытыми глазами.

— Я завтра же могу помочь милиции в розыске, — продолжал человек. — Этот шофер — вы.

Платоныч подавленно молчал. Сейчас этот хитрый, всезнающий враг внушал ему только ужас.

— Ну так как же? Согласны?

— Да… — глухо проговорил шофер. — На откуда вы знаете?

Глава XIII. Снова у Дымова

На следующий день рано утром Сергеев приехал в институт. Приближались ответственные дни испытаний. Вчера поздно вечером начальник института предупредил, что уже создаётся правительственная комиссия для приемки изобретения. Но Алексею Федоровичу было не по себе. Этот ужасный случай дома — смерть молодой, жизнерадостной женщины, остановившейся у них, — для него был непонятен.