Питер О`Доннел - Единорог Страница 16

Тогда встал человек с бледным лицом и печальными глазами, нервно откашлялся и спросил:

— Вы упоминали военную мощь. Означает ли это, что вы намерены применить насилие?

— Нет! — сказал эс-Сабах, снова вставая. Его голос теперь был окрашен негодованием. Правительство Свободного Кувейта никогда не прибегнет первым к насилию. Но не следует забывать, что в настоящее время в Кувейте, по сути дела, идет война — война между безоружными кувейтцами и их поработителями, опирающимися на иноземные штыки. — Он горестно покачал головой. — Если эти несчастные — мужчины, женщины, дети — возопят о помощи, то неужели мы посмеем отказать им?

Кто-то громко зааплодировал. Бледнолицый человек смущенно опустился на свой стул.

Тут поднялся студент-индиец и быстро затараторил:

— Решительно не могу понять вашего утверждения, смысл которого, как я могу заключить, состоит в том, что правительство Свободного Кувейта располагает вооруженными силами. Общеизвестно, что вооруженные силы требуют финансов, но неизвестно, откуда у вас финансы. Объясните это парадоксальное положение: с одной стороны, кувейтский народ в цепях и бесправен, но, с другой стороны, есть армия, которая готова отстоять его права?

— Вот слова практичного молодого человека, — с улыбкой отозвался эс-Сабах Солон. — Вопрос задан, как говорится, не в бровь, а в глаз, и я отвечу честно и открыто. Вот уже два года я и члены моего правительства ездим по всему белому свету и выступаем перед теми, кто сочувствует нашему народу. Мы не просим денег, но нас просто заставляют их принимать — и богачи, и бедняки.

Собравшиеся беспокойно заерзали на своих местах. Неужели сейчас пустят шапку но кругу, тоскливо подумалось многим из них. Вот влипли.

— Вы спрашиваете меня, как мы поддерживаем нашу армию, — сказал эс-Сабах, — и я отвечу: это вы, люди доброй воли, поддерживаете нас, выражая сочувствие, понимание, сострадание.

Это вызвало у аудитории вздох облегчения.

— Вы спрашиваете, существует ли наша армия? Да, она существует — в сердцах добровольцев, которые готовы отдать жизнь за торжество нашего дела, добровольцев, представляющих разные нации, разные религии, разные партии. Но мы молим Аллаха, чтобы в услугах этой армии так и не возникла бы необходимость. Мы молим Аллаха, чтобы нашим соотечественникам удалось сбросить рабские оковы без кровопролития, чтобы агрессоры оказались погребенными под обломками воздвигнутого ими здания деспотии.

Эти слова вызвали аплодисменты. Таррант, наблюдавший за ходом собрания в окошечко, вдруг затаил дыхание. Когда индийский студент опустился на стул, поднялся Вилли Гарвин. Впрочем, тут же Таррант облегченно вздохнул. Это было верным ходом. Братец Блоггс никогда не удержался бы от выступления. Это противоречило его пылкой натуре народного заступника.

— Господин председатель, — начал он резким, отрывистым тоном. — Как представитель британского пролетариата я хочу заверить правительство Свободного Кувейта, что оно может всегда рассчитывать на нашу безоговорочную поддержку. Обещаю поднять этот вопрос на ближайшем же заседании нашего исполнительного комитета, в котором я занимаю не последнее место. И я не пожалею никаких усилий, чтобы на нашем следующем конгрессе была принята резолюция о солидарности наших рабочих с их угнетенными собратьями в Кувейте и о желании видеть их освободившимися из-под железной пяты поработителей.

Вилли огляделся по сторонам с агрессивным удовлетворением, провел пальцем по своим прокуренным усам и сел с видом человека, который выполнил свой долг.

— А… благодарю вас, — сказал ему седовласый член парламента.

Братец Блоггс ткнул локтем в бок свою супругу, которая тут же принялась аплодировать. Другие собравшиеся последовали ее примеру, но вскоре хлопки стихли.

В кинобудке Бутройд украдкой посмотрел на своего шефа. Таррант прислонился спиной к стене, прикрыв глаза. На лице его было удовлетворение. Он еще раз прокручивал в памяти выступление Вилли, чтобы затем рассказать во всех подробностях Джеку Фрейзеру.

Джеку понравится эта самая «железная пята», весело отметил про себя Таррант. Только как же Модести ухитрилась сохранить серьезное выражение лица?! Да, спектакль удался на славу.

Глава 5

Лифт остановился, двери отворились. Таррант вышел в фойе и замер в изумлении. Перед ним стоял Венг, прижимая палец к губам. Таррант недоуменно поднял брови. Венг принял у него зонтик, потом с еле заметной улыбкой показал жестом на большую комнату за холлом.

Искусное освещение подчеркивало богатство расцветки столь любимых Таррантом персидских ковров, отсветы играли на фрагментах черно-бело-золотой гаммы интерьера.

Модести Блейз стояла на четвереньках, и глаза ее были завязаны шарфом. На ней были зеленые шелковые брюки, черная шелковая блузка с большим вырезом на ногах — открытые сандалии с плетеными золотыми ремешками. Волосы снова были собраны в шиньон.

Из всех украшении она надела сейчас лишь тяжелый браслет из черного, затейливо обработанного гагата. Таррант знал, что Модести сделала его собственноручно в своей отлично оборудованной гранильной мастерской, расположенной в одной из комнат пентхауза.

Таррант подумал, что с ее фигурой надо обязательно почаще надевать брюки. Они великолепно подчеркивали ее фигуру и теперь, несмотря на то, что она находилась в такой неординарной позе у одного из барселонских стульев. Чуть наклонив голову набок, она внимательно во что-то вслушивалась. В руке у нее была свернутая в трубку газета.

На противоположном конце комнаты сидела на корточках Люсиль в розовой пижаме. Она тоже была с завязанными глазами и со свернутой газетой в руке. Вилли Гарвин в темных брюках и серой рубашке со шнуровкой на вороте стоял на одном колене посреди комнаты. Глаза его были завязаны платком. В правом ухе Таррант заметил тот самый мини-радар. Одной рукой Вилли прижимал к полу комок коричневой оберточной бумаги, в другой его руке была свернутая в трубку газета.

Таррант стал с интересом следить за спектаклем. Модести, пятясь, обогнула стул. Потом появилась с другой стороны стула. Люсиль ползком двинулась вперед, затем остановилась.

Вилли чуть повернулся боком, и бумага зашуршала под его рукой. Модести бесшумно двинулась на шорох. Люсиль осторожно сдвинула повязку вниз, так, что показался один глаз. Чуть приподнявшись, она двинулась вперед, словно краб, приподняв руку с газетой.

Вилли резко повернул голову и сказал:

— Обманщица! — Взмахнув своей длинной рукой он шлепнул газетой по голове Люсиль. Та ойкнула и, запоздало попытавшись увернуться, упала на бок. Вилли сдернул платок с глаз и уставился на девочку.

— Обманщикам никогда не преуспеть в этом мире, — сказал он с напускной строгостью.

— Что случилось? — Модести приподняла свою повязку и спросила у Люсиль. — Ты подсматривала?

— Еще как, — кивнул Вилли. Теперь все трое стояли на коленях. — Я сразу понял это по сигналам. С завязанными глазами она ни за что не могла бы двигаться так быстро.

— Он так сильно меня стукнул, Модести, — плаксиво пожаловалась Люсиль.

— Не преувеличивай, — усмехнулся Вилли. — Разве можно сильно ударить газетой? — Он встал, подхватил Люсиль и ловко перебросил ее через плечи, словно хомут. — Но такое случается со всеми, кто жульничает — и попадается.

— Он хотел сказать, со всеми, кто пытается жульничать, — нравоучительно добавила Модести, затем заметила Тарранта в фойе и поднялась на ноги: — Простите, сэр Джеральд. Я не заметила, что вы приехали.

— Вас занимали другие дела, — сказал Таррант с улыбкой. Когда он стал спускаться по ступенькам, чтобы поздороваться с Модести, Люсиль, по-прежнему находившаяся на плечах Вилли, вежливо произнесла:

— Добрый вечер.

— А, здравствуй, Люсиль, — откликнулся Таррант и к своему смятению обнаружил в своих интонациях фальшивую приветливость. — Ну, как поиграла?

— Спасибо, очень хорошо…

— Так, так…

— В постель, — возвестил Вилли. — Шагом марш. Только сперва скажи спокойной ночи Модести и сэру Джеральду.

— Спокойной ночи, Модести, — сказала девочка и получила холодный поцелуй в щеку. — Спокойной ночи, сэр Джеральд. — Таррант неловко похлопал по худенькой ручке.

Вилли двинулся со своей ношей и исчез в коридоре.

— Присаживайтесь, а мы с Венгом сейчас наведем порядок, — сказала Модести и стала двигать мебель на место.

— С вашего разрешения я немножко поброжу, — отозвался Таррант. Он подошел к широким полкам, закруглявшимся в углу комнаты.

Запомнившиеся ему часы-лев в стиле Каффиери исчезли, а заодно и тарелки севрского фарфора, и еще ряд безделушек. На их месте появились голландский Кубок дружбы, парочка канделябров эпохи Георга Второго, а также набор японских нецке из слоновой кости.

Венг собрал газеты и удалился на кухню.