Питер О`Доннел - Единорог Страница 17

Венг собрал газеты и удалился на кухню.

— Боюсь, что я не умею находить общий язык с детьми, — вздохнул Таррант, когда Модести подошла к нему. — И особенно смущает меня Люсиль.

— Чем же?

— Она вся в себе. Она так странно смотрит на тебя. Даже с вами и Вилли она как-то… — Он осекся, помолчал, потом сказал: — Даже не могу точно выразиться. Проявляет осторожность. Излучает какой-то холод. Что, учитывая ваше к ней отношение, не совсем справедливо…

Модести посмотрела на него с любопытством и сказала:

— Ей в общем-то не за что быть особенно благодарной. Действительно, в последние три года Вилли обеспечил ей вполне благополучную жизнь, да и я немножко помогла. Но в целом в старой жизни ей было веселее, несмотря на всю эту нищету и грязь…

— Веселее? — удивленно уставился на Модести Таррант. — В каком смысле?

— Она знала и понимала ту прежнюю жизнь.

— Но теперь Люсиль живет, не зная страха. Разве для детей не это самое главное? У нее есть вы и Вилли…

— Так-то оно так. Мы, конечно, готовы поддержать ее, но мы не с ней рядом, мы не одна дружная семья. Ну, а эта самая безопасность, — Модести обвела рукой помещение, — маловато для нее значит. Она ослабляет твои пружины…

— Многие махнули бы рукой на все свои пружины ради такой обстановки, — улыбнулся Таррант. — Но я-то думал, Люсиль не просто приспособится к новым условиям, но и почувствует какую-то благодарность…

— Но за что, если эта жизнь ей не в радость! — возразила Модести. — Мы стараемся как можем, но, если честно, то очень жаль, что иной раз нельзя пустить часы вспять. В каком-то смысле для Люсиль было бы лучше, если бы Вилли не повстречался ей в тот роковой день, когда погибли ее родители.

— Это очень жестоко, — произнес Таррант, находясь под впечатлением слов Модести.

Она же рассмеялась, глядя на его удивленное лицо, затем спокойно сказала:

— Я только говорю о том, что было бы для нее лучше. И признаться, мне странно слышать от вас упреки в жестокости.

— Почему?

— Потому что вы сами очень жестокий, даже беспощадный человек, сэр Джеральд. Впрочем, таким вам приходится быть по служебной необходимости.

— Может, и приходится, но я все-таки остаюсь старым сентиментальным джентльменом.

— Это еще хуже. Вам, значит, приходится постоянно заставлять себя быть еще беспощаднее, чтобы не дать сентиментальности взять верх. — Внезапно в ее глазах заплясали озорные искорки. — У меня, например, есть знакомый, старый сентиментальный джентльмен, который руководит каким-то таинственным отделом в министерстве иностранных дел. Но сильно сомневаюсь, что сентиментальное начало может помешать ему использовать меня в своих корыстных интересах…

— Сдаюсь! — со вздохом провозгласил Таррант. — Ваша взяла! Но возможно, он делает это исключительно потому, что подозревает, что вы ждете от него этого? Кто знает, вдруг в каком-то смысле вы сами его используете.

— Полагаю, он может сам за себя постоять. Кроме того, не так уж он и стар. — Она взяла Тарранта под руку и повела его к честерфилду. — Ну, а что будете пить?

— Спасибо, но пока я повременю.

— А вы поели? — спросила Модести и, поскольку Таррант замялся, сама и ответила: — Нет, конечно… Мы с Вилли тоже несколько закрутились сегодня вечером, поэтому я попросила Венга приготовить три порции цыпленка с салатом. Может, поедим прямо за разговором, без церемоний? Или это уже слишком?

— Меня это вполне устраивает. Кстати, я и сам стал свидетелем того, что у вас с Вилли выдался довольно бурный вечер. Блестящий спектакль, ничего не скажешь!

— Вы сидели в кинобудке?

— Да, но я распознал вас, только когда Вилли поглядел прямо в окошечко и сунул палец в ухо. Мне сразу вспомнился его радар. Скажите, вы что, положили за щеки резинки?

— Да, это самый элементарный способ изменить лицо, — кивнула Модести, а Таррант сказал:

— Вилли блестяще выразил свою поддержку Свободному Кувейту. Как это вы только не подали виду, что восхищены им?

— Я не просто переоделась в другую одежду, — без улыбки сказала Модести. — Я превратилась в усталую, застенчивую, боящуюся мужа женщину. Нет, мы играли на полном серьезе, раз уж вы попросили нас не высовываться…

Вилли вошел в комнату с испуганным лицом.

— Люсиль не сделала и половины тех заданий, что получила на каникулы, Принцесса. Она только что сама призналась. — Он почесал затылок. — Мать Бернар вынет из меня все кишки и сделает из них себе подвязки.

Модести залилась веселым смехом.

— Тебе хорошо, Принцесса, — жалобно произнес Вилли, — но в меня она вселяет ужас.

— Придется тебе написать письмо, в котором ты выразишь надежду, что ее обрадует, что Люсиль сделала половину задания. И вложи чек на тот самый библиотечный фонд, про который мать Бернар тебе напомнила в своем письме.

Вилли сразу же просиял.

— Храни меня как зеницу ока, в тени крыл твоих укрой меня! — радостно процитировал он. — Псалом шестнадцатый, стих восьмой. Ну, что, может, теперь маленько подкрепимся?

— Да. Помоги Венгу принести подносы, чтобы он поскорее мог отправиться на свою дискотеку.

— Нельзя ли включить телевизор через десять минут? — осведомился Таррант, взглянув на свои часы. — У нашего друга эс-Сабаха Солона будут брать короткое интервью.

— Он выступает по телевидению? — Модести удивленно уставилась на Тарранта. — Посол Кувейта будет недоволен.

— Там есть нечто вроде комического шоу, и я, признаться, пустил в ход кое-какие связи, чтобы устроить этот разговор. Программа называется «Люди, люди…», и обычно они приглашают туда разных чудаков с завиральными идеями. Эс-Сабах Солон появится почти в самом начале, на две минуты. Сразу после человека, который утверждает, что земля плоская.

— А какая же она еще? — спросил Вилли, уже направляясь на кухню. — Неужели вы всерьез верите психам, которые утверждают, что это шар?

Пятнадцать минут спустя, когда Таррант доел последний кусочек восхитительного салата с цыпленком, на экране телевизора возник эс-Сабах Солон. Он не поразил их ничем новым — все это уже они слышали сегодня, но в одном случае безукоризненно учтивый интервьюер попытался прищучить его.

— Итак, мистер Солон, вы утверждаете, что существует армия освобождения Кувейта и что в один прекрасный день она нанесет удар? — с деланным равнодушием осведомился он.

— Нет, речь не идет о нанесении удара, — резко дернулся араб. — Она будет защищать кувейтцев от тех, кто поработил мою родину.

— И эта армия существует не как общая идея, но как конкретные люди, оружие, боеприпасы? Эс-Сабах Солон поджал губы.

— Вряд ли сейчас имеет смысл распространяться на этот счет. Для этого мне потребуется одобрение моего кабинета, а я сомневаюсь, что они будут приветствовать преждевременное раскрытие карт, каковое может только помешать быстрейшему наступлению зари свободы в моей маленькой, но гордой стране.

— Спасибо большое, мистер Солон. На экране крупным планом возникло лицо интервьюера. С еле заметной улыбкой он сказал:

— Перед нами выступал эс-Сабах Солон, который, по его словам, возглавляет правительство Свободного Кувейта. А теперь предоставим слово мистеру Генри Мули из Сурбитона, который неоднократно видел фей в своем саду и в доказательство этого готов продемонстрировать сделанные им фотографии.

С помощью дистанционного управления Модести выключила телевизор и сказала:

— Нет, нет, сиди спокойно, Вилли.

Она собрала тарелки, унесла их на кухню, а затем вернулась, катя столик на колесиках, на котором стояло все, что нужно для кофе. Налив кофе Тарранту и Вилли, она не оставила без внимания и себя и уселась с чашкой в углу честерфилда.

— Пока этот Солон выглядит как шут гороховый, — сказала она. — Каков же второй фактор?

— Наемники, — сказал Таррант, глядя в чашку. — Мы присматриваем за этим народом, который время от времени начинает скапливаться во взрывоопасных местах нашей планеты. Некоторые из них люди как люди. Достаточно навести справки у тех, кого они вытащили из Конго. Но среди них попадаются и такие, кто за пятерку готов перерезать горло ближнему. И надо сказать, что слишком большое количество подобных субъектов в последние дни вдруг выведено из игры. И никто не знает, куда они делись.

— Вы имеете в виду наших соотечественников, англичан? — спросил Вилли.

— Там представлены все национальности, — отозвался Таррант. Он помешал ложечкой кофе и извиняющимся тоном заметил: — У меня такое впечатление, что Солон кричит: «Волки!», чтобы как раз скрыть суть своей армии. А заодно и подготовить общественное мнение к тому, что она может нанести удар.

Наступила долгая пауза. Таррант почувствовал облегчение, так как ни Вилли, ни Модести, выслушав его резоны, не проявили удивления. Они размышляли, трезво оценивая ситуацию. Время от времени они поглядывали друг на друга, словно телепатически обменивались информацией. Пауза затянулась на добрые три минуты.