Рафаэль Сабатини - Венецианская маска Страница 2

Он лежал совершенно неподвижно. Мелвил медленно и осторожно двинулся вперед и подобрал пистолет, выпавший из руки гражданина Лебеля.

Он презрительно коснулся носком лежащего.

— Вставай, каналья.

Но в то же мгновение он обратил внимание на подозрительную безвольность, податливость тела. Приглядевшись внимательнее, он заметил на полу расплывающуюся лужицу крови. А затем его взгляд упал на острие опрокинутой железной подставки для дров. Оно было темно-красным. Он понял, что при падении Лебель ударился о него головой, и оно пробило ему череп.

Затаив дыхание, Мелвил опустился на колено возле тела, засунул руку под одежду на груди, чтобы нащупать сердце. Человек был мертв.

Мелвил поднялся, дрожа и чувствуя тошноту. На минуту шок от сознания этого непроизвольного убийства парализовал его. Когда же он вновь обрел способность соображать, физическая тошнота вытеснилась паникой. В любой момент мог войти хозяин или кто-нибудь еще и застать его возле тела человека, обладавшего серьезным авторитетом среди французов, которые, оказывается, если не официально, то фактически хозяйничают в Турине. После происшедшего он перед французским комендантом предстанет в положении ничуть не лучшем, чем если бы последнего вызвал Лебель. Не было такого оправдания, которое бы спасло его или помогло ему. Следствие по установлению его личности, если они вообще будут себя этим утруждать, лишь предоставило бы подтверждение намеренного убийства.

Оставалось бежать немедленно, но даже тут шансы были ужасающе малы. Он мог заявить, что передумал и продолжит свою поездку этой же ночью, сейчас же, и потребовать подготовить дорожную карету. Но пока будет готов форейтор, пока будут запрягать лошадей, неизбежно кто-нибудь войдет к нему в комнату. Сам вызов кареты должен вызвать подозрение и сомнения. И все-таки он должен пойти на эту абсурдную попытку. Иного выбора не было.

Он быстро подошел к двери и распахнул ее. С порога, протянув руку за шляпой, он напоследок с ужасом окинул своими блуждающими — а обычно такими спокойными и твердыми — серыми глазами неподвижную фигуру у камина, уставившую взгляд в потолок.

Он вышел, закрыв за собой дверь до щелчка задвижки, прогремел по ступенькам, вызывая хозяина голосом, резкость которого почти удивила его самого. К тому же, в смятении, он продолжал говорить на французском языке.

Хозяин появился в одной из дверей, когда Мелвил был у подножия лестницы.

— Да, гражданин депутат, — произнес хозяин, подойдя на пару шагов и кланяясь с величайшим почтением. — Надеюсь, английский джентльмен согласился уступить вам.

Мелвил был ошеломлен.

— Э… уступить мне?

— Уступить вам своих лошадей, я имел в виду.

Хозяин в ожидании смотрел на него. Инстинктивно, еще не поняв, какую выгоду можно извлечь из этой странной ошибки, Мелвил воспрял духом. В этот момент он увидел свое отражение в зеркале на стене, и ошибка хозяина стала понятной. На нем была широкополая шляпа Лебеля, вздернутая а-ля Генрих IV, с трехцветным плюмажем и трехцветной кокардой.

Он приободрился и ответил рассеянно:

— Ах, да. Да.

Глава II. ПОЛНОМОЧИЯ МЕРТВЕЦА

В мгновение ока Мелвил осознал все, чем способствует ему эта путаница лиц. Он был того же роста и телосложения, что и Лебель. На нем был такой же серый редингот, а хозяин, по-видимому, не заметил отсутствия депутатского пояса. Оба — он и Лебель — приехали поздней ночью, их видели очень мало, причем в плохо освещенном коридоре. Самым характерным и весьма заметным отличием между ними была увенчанная плюмажем шляпа депутата. Но теперь она красовалась на Мелвиле. Кроме того, если по приезде Мелвил говорил по-итальянски, то теперь он воспользовался языком, на котором разговаривал с Лебелем. Поэтому, даже не видя его, хозяин уверился в том, что его вызвал француз.

Все это он понял в ту секунду, что была между словами «Ах, да» и повторением «Да». Мелвил тотчас оценил, как наилучшим образом он мог использовать ошибку хозяина к своей выгоде. Самая грозная опасность заключалась в том, что могли войти в его комнату наверху, пока он ожидал карету.

Ему следует предотвратить это и надеяться, что за выигранное время он рассчитает следующий шаг. С этой целью он быстро заговорил:

— Вы можете распорядиться запрягать лошадей и приготовиться форейтору. Я вскоре выйду. Но сначала мы с английским путешественником займемся делом — очень удачная встреча. Нас нельзя беспокоить ни в коем случае. Вы поняли? — спросил он, возвращаясь к лестнице.

— О, вполне.

— Хорошо.

Мелвил начал подниматься к себе, когда появился официант известить хозяина, что ужин, заказанный джентльменом в комнате наверху, готов. Услышав это, Мелвил остановился.

— Ужин подождет, — сказал он с безапелляционной резкостью, подражая Лебелю. — Ужин подождет, пока мы сами не вызовем.

Оказавшись у себя и заперев дверь, Мелвил, взявшись рукой за подбородок, хладнокровно рассматривал распростертое у его ног тело своими задумчивыми, широко посаженными глазами. Он знал, что ему теперь делать. А как это сделать, должны подсказать, как он надеялся, бумаги из курьерской сумки депутата.

Он начал с переодевания официального пояса с талии Лебеля на свою. Поправляя его, он посмотрелся в длинное зеркало, надел большую шляпу с плюмажем и надвинул ее на свои черные волосы немного побольше на лицо — так, чтобы увеличить тень на лице. Решив ничего больше не менять в своей внешности, он заработал быстро и изучил все с удивительным спокойствием. Недрогнувшей рукой он исследовал карманы Лебеля. Там нашлось немного денег: пачка свежеотпечатанных ассигнаций и горсть сардинийского серебра; карманный нож, носовой платок и некоторые другие обычные мелочи и обрывки, связка из четырех ключей на маленьком шелковом шнурке и паспорт на листе разлинованной бумаги.

Точно так же он опорожнил свои карманы и из их содержимого выбрал паспорт, тетрадь, грязные ассигнации и мелочь, карманный нож и серебряную табакерку с выгравированной монограммой М.А.В.М., которая соответствовала имени в паспорте. Эти предметы он положил в карманы Лебеля.

В свои же карманы он положил все, что забрал у Лебеля, за исключением связки ключей, которую он положил на стол, и разлинованного паспорта, который он теперь раскрыл. Глаза его загорелись, когда он ознакомился с его содержанием.

Паспорт был утвержден Баррасом[1] и скреплен подписью Карно[2]. Он гласил, что гражданин Камиль Лебель, член Совета Пятисот[3], едет в качестве уполномоченного представителя Директории Французской Республики, Единой и Неделимой, с государственной миссией. Он предписывал всем подданным Французской Республики оказывать представителю помощь, когда это потребуется. Документ предупреждал всякого, кто вздумает препятствовать ему, что это ставит под угрозу его собственную жизнь. Он требовал от всех должностных лиц, независимо от ранга или звания, гражданских или военных, предоставлять в распоряжение предъявителя ресурсы, имеющиеся в их ведении.

Это был не просто паспорт. Это был мандат, и, по-видимому, столь же грозный, как и все, что исходило от Директории[4]. Он продемонстрировал Мелвилу, каких вершин достиг этот негодяй. Человек, которому была вверена такая власть, фактически подготовлен к избранию на пост Директора.

Прилагалось описание предъявителя: рост 1,75 метра (что отличалось от роста Мелвила всего на пару сантиметров), телосложение стройное, осанка прямая, лицо худое, черты правильные, цвет лица бледный, рот широкий, зубы крепкие и белые, брови черные, волосы черные и густые, глаза черные, особых примет нет.

Во всех деталях, кроме цвета глаз, признаки соответствовали и Мелвилу. Это было серьезное препятствие, и он не мог придумать, как слово «noirs» [5] изменить на «gris» [6] так, чтобы при этом не оставалось явных и опасных следов подделки записи. И все-таки идея появилась. Принадлежности для письма были на столе. Он сел и попробовал. Чернила были подсохшие и темные по цвету — более темного оттенка, чем чернила в документе. Он разводил их водой из графина, добавляя каплю за каплей, пока не остался доволен. Затем он выбрал перо, проверил его, заточил, проверил вновь и прорепетировал на отдельном листе бумаги. Окончательно удовлетворенный, он уверенно взялся за паспорт. Было просто удлинить первую черточку в «п» — так получилось «р». Он присоединил крючок к «о» — так получилось «а». Прибавив над ней «птичку», он двинулся дальше и соединил точку с самой буквой, превратив «i» в «1». Затем маленький завиток в букве «г» сделал ее похожей на «е». И, наконец, буква «s» осталась неизменной. Он дал чернилам высохнуть и проверил. Лишь с увеличительным стеклом можно было разоблачить подделку, но для невооруженного глаза «noirs» безупречно трансформировалось в «pales»[7] — изящный компромисс, придуманный Мелвилом.