Двойное сердце агента - Андрей Болонов Страница 21

– Ну что, все проспали? – трубным голосом с порога гаркнул Плужников. – Полетел наш Мандельштам в космос! Уже над Нью-Йорком кружит!

Зорин с Олейниковым вскочили и, поправляя одежду, вытянулись перед генералом.

– Товарищ генерал, – попытался доложить Зорин, – за время дежурства…

– Вижу… – махнул рукой Плужников.

– Я не понял, – сонным голосом сказал Олейников, – какой Манделштамп?

– Мандельштам. Манекен мы в космос запустили, – пояснил генерал.

– То есть победа? – поинтересовался Олейников.

– Это еще не победа, а первый шаг. Вот когда наш советский парень в космос полетит, тогда и будет победа! – сказал генерал, садясь на свое место. – Ну а у тебя какие успехи?

– Я все изучил, Павел Михайлович. Пятнадцать лет прошло, как я не был в Волжанске. Сильно город изменился, – сказал Олейников, вытаскивая из стопки фотоснимков на столе фотографию Онегина, – хотя многие люди остались…

– То есть вопросов не имеется? – прищурился генерал.

Олейников немного замялся, потом достал из кармана фотографию Кати, которую на первом допросе передал ему Зорин, и протянул Плужникову:

– Павел Михайлович, у меня только один вопрос остался…

Плужников взял фотографию в руки, помолчал, потом встал, подошел к столу, открыл верхний ящик и извлек оттуда тоненькую папочку с делом.

– Онегина Екатерина Васильевна, – сказал он, протягивая папку Олейникову. – В сорок пятом с ней проводились определенные следственные действия, но поскольку все свидетели подтвердили, что незадолго до вашего побега за линию фронта вы порвали с ней всяческие отношения, она не была репрессирована…

Олейников раскрыл папку. Воспоминания апреля сорок пятого года пронеслись перед его глазами…

* * *

– И еще, Петр Алексеевич, – говорит ему генерал Кубин, опускаясь на деревянную скамейку в центре Гоголевского бульвара, – имей в виду, что после твоего «побега» за линию фронта все будут считать тебя предателем.

– У меня мать в Волжанске, – тихо отвечает Олейников, присаживаясь рядом. – И невеста…

– Дочь директора завода?

– Да… – кивает Олейников и, немного помолчав, спрашивает: – А их будут считать членами семьи врага народа?

– Будут, – вздыхает Кубин. – Но у тебя есть еще две недели…

* * *

Уже пахнущий весной, но все же промозглый апрельский ветер носит по улицам Волжанска хлопья мокрого снега. В промокшем до нитки плаще, проваливаясь в подернутые тонкой корочкой льда лужи, по проспекту бежит Катя. Вот до боли знакомый дом, знакомый подъезд, в котором столько раз они целовались и его горячие губы шептали ей самые нежные слова… Этого не может быть, не верит она, его оболгали, это неправда! Катя отбрасывает с лица мокрую прядь волос и открывает дверь подъезда.

Взбежав по лестнице, она подходит к квартире и дрожащей рукой нащупывает в кармане ключ. Щелкает замок, она входит, и дверь захлопывается за ней с лязгом гильотины. Не замечая выглядывающих в коридор соседей по коммуналке, она подбегает к его комнате и двумя руками распахивает дверь.

На столе – какая-то отвратительная закуска, початые бутылки водки, по всей комнате разбросана одежда, а на кровати в обнимку с двумя полуголыми, вульгарно размалеванными девицами лежит Олейников.

– О! Катюха! – еле ворочая пьяным языком, выдавливает из себя он. – А мы тебя не ждали…

От отвращения у Кати дрожат губы, она молча стоит и смотрит, а из ее глаз катятся слезы.

– Ну заходи, коль пришла, присоединяйся… – глупо улыбается Олейников и делает приглашающий жест, смахивая недопитый стакан со стола на пол.

Звякает стекло, девицы ржут.

Закрыв глаза руками, Катя пятится к двери и, растолкав сгрудившихся в проеме соседей, выбегает из комнаты.

Олейников встает, подходит к двери и резко захлопывает ее перед носом у любопытных жильцов коммуналки.

– Какая неженка… – язвит одна из девиц, и они обе опять хохочут.

– Пошли вон, дуры! – неожиданно трезвым голосом говорит Олейников.

– Но мы еще не допили… – пытается возразить одна из дамочек, но, увидев суровый взгляд Олейникова, осекается.

Суетливо похватав одежду, девицы быстро собираются и уходят.

Олейников встает, закуривает, ходит по комнате. Останавливается около Катиной фотографии в шкафу, с грустью смотрит на нее…

– Прости… Так надо… – шепчет он, вглядываясь в любимое лицо.

* * *

– Петр Алексеевич! Петр Алексеевич! – прервал воспоминания Олейникова голос Плужникова. – Все в порядке?

– Да… простите, – возвращаясь к реальности, ответил Олейников, по-прежнему сжимая в руках фотографию Кати. – А мальчик?.. Мальчик рядом с ней… кто это?

– Ее сын, – ответил Плужников.

– Сколько ему лет?

– Пятнадцать.

– Пятнадцать… – задумчиво произнес Олейников, подошел к окну и, закурив, стал смотреть куда-то вдаль.

– Товарищ генерал, – подал голос из угла кабинета Зорин, – может быть, мы план действий обсудим?

– Действительно, – справившись с минутной слабостью, обернулся Олейников. – Сопли можно и потом пожевать.

Уверенной походкой он вернулся к столу.

– Мне вот какая мысль пришла в голову. Чтобы найти человека – потенциального объекта, который мог бы быть завербован Томасом на заводе, надо искать дырки…

– Дырки? – удивился Плужников.

– Дырки, – кивнул Олейников. – Но не в заборе, а в душах человеческих. Так нас учили в «Дабл ЭФ»!

И Олейников рассказал генералу, как в декабре 1949 года, когда его обучение в «Дабл ЭФ» уже подходило к концу, перед курсантами школы с лекцией о методах вербовки выступил сам директор разведывательного центра Холгер Тоффрой.

* * *

– Уяснив психологический портрет объекта, – вещает с трибуны Тоффрой, – обычно удается выйти на мотивы, способные склонить его к вербовке. Чаще всего побуждающими моментами при этом являются: политические или религиозные убеждения, стремление к власти, преувеличенное мнение о своих способностях, месть, материальные затруднения, страх, жадность, житейские слабости и пороки.

Вместе с остальными курсантами Олейников старательно конспектирует, успевая при этом еще и делать в тетради наброски портретов нескольких своих коллег и самого Тоффроя.

– Имейте в виду и главную заповедь, – завершает свое выступление директор «Дабл ЭФ», – чтобы проникнуть через забор, не нужно искать в нем дырки, достаточно найти их в душах человеческих!

* * *

– Дырки в душах, говоришь? – задумался Плужников. – И как же их искать?

– Поеду в Волжанск, – сказал Олейников. – Но мне нужна легенда. Я ведь по-прежнему для всех там – предатель…

– Вот справка о досрочном освобождении, – сказал генерал, доставая из стола документ и протягивая его Олейникову. – Здесь написано, что «ударным трудом искупил свою вину» и так далее… Чтобы не регистрировать фамилию в аэропорту, поедешь поездом. А майор Зорин…

Зорин вскочил, вытягиваясь по стойке смирно.

– …вылетает на завод ближайшим самолетом, – продолжил Плужников, – для проведения расследования по фактам саботажа и диверсии. Но это официальная версия. Основная твоя задача, майор, – оказывать содействие товарищу Олейникову.

– Но… – попытался возразить Зорин.

– Никаких «но», – осадил его генерал. – Это приказ.

– Авторучку подаришь? – подмигнул Олейников Зорину.