Роберт Ладлэм - Возвращение Матарезе Страница 22

– Речь идет о трех весьма больших городах, Фрэнк.

– Да, понимаю. С чего хочешь начать? Я предупрежу наших агентов на местах, чтобы они оказывали тебе всяческое содействие.

– Он ничего не начнет! – заорал в трубку Скофилд. – Он сделает то, что скажу ему я!

– Уймись, Брэй, – невозмутимым тоном произнес Фрэнк Шилдс. – Тебя я не допущу до оперативной работы даже под страхом смерти. В противном случае, помимо всего прочего, от меня уйдет жена, с которой я прожил сорок лет. Она тебя просто обожает, и ты это прекрасно знаешь.

– Передай Джани, что я ее тоже люблю. Она всегда была умнее и гораздо интереснее, чем ты. Но, сукин сын, если ты хочешь, чтобы я вернулся, произойдет это только на моих условиях.

– До оперативной работы я тебя не допущу!

– Это условие я принимаю. Глаз у меня по-прежнему дьявольски острый, но вот прыгать через заборы, как это бывало раньше, я уже не могу.

– В таком случае, чего же ты хочешь?

– Я хочу руководить операцией.

– Что?

– Я единственный человек, которому удалось проникнуть в логово Матарезе, я был там, когда они взорвались ко всем чертям. Однако до Армагеддона были лишь я и Талейников; нам двоим удалось раскопать, кто состоит в этой организации, как эти люди мыслят, какие ими движут фанатичные устремления – прикрытые сладкоголосыми рассуждениями, но конечная цель у них одна: весь мир должен маршировать под гулкий грохот их барабанов… Ты не можешь от меня отмахнуться, Фрэнк, я тебе не позволю! Я нужен тебе!

– Повторяю, до оперативной работы я тебя не допущу, – спокойным тоном повторил заместитель директора Центрального разведывательного управления.

– Да мне и самому этого не хотелось бы – я прекрасно понимаю ограничения своего возраста. Но я не дам тебе зеленый свет.

– Что такое «зеленый свет»?

– Проклятие, я только что объяснил это твоему сотруднику. Тебе же хорошо известно, Фрэнк, что мы выработали собственный жаргон.

– Боюсь, Брэй, я тебя не понимаю. Что ты имел в виду?

– Если этот мальчишка попадет в беду, я оставляю за собой право вмешаться.

– Это совершенно неприемлемо. Ты под «неприятностью» понимаешь одно, для остальных это может быть что-то совершенно другое.

– Скажем, его убьют?

– Ого? – Шилдс снова замялся. – Над этим я не задумывался.

– Но ведь такой оборот также надо принимать в расчет, не так ли?

– Да замолчите же вы оба! – заорал в трубку Камерон Прайс. – Фрэнк, я сам могу за себя постоять!

– Юноша, не пытайся стать героем, – произнес в параллельный аппарат Скофилд. – Да, героев награждают многочисленными медалями, которые, как правило, кладут вместе с ними в гроб.

– Ну хорошо, Брэндон, что ты намереваешься делать дальше? – спросил Шилдс.

– Вообще-то мы с Антонией собираемся когда-нибудь вернуться сюда, если только этот чудный островок не взорвут ко всем чертям, но пока что, полагаю, нам нужно на время перебраться в ваши владения.

– Как хочешь. По этой части наш бюджет допускает самое вольное толкование.

– Боже милосердный, сейчас ты говоришь совсем как Матарезе! Они только что предлагали мне пару миллионов и уютное местечко на Тихом океане.

– Так далеко мы зайти не сможем, но несколько заманчивых вариантов мы тебе дадим. Разумеется, речь идет об охраняемых домах.

– В таком случае, Косоглазый, за работу. Время не терпит.

– Проклятие! – прокричал в трубку Камерон Прайс, так громко, что двое его собеседников, получив звуковой удар в ухо, болезненно поморщились. – Пусть я не ваш давнишний приятель, Косоглазый, но эту операцию по-прежнему веду я! Это я отыскал сукиного сына Беовульфа Агату, и я не допущу, чтобы меня сбросили со счетов!

– Молодой человек, а никто и не собирается никуда тебя сбрасывать, – заверил его Брэндон Алан Скофилд. – Ты будешь делать все то, чем мне больше не следует заниматься, а сделать это, вне всякого сомнения, необходимо. Видишь ли, в этом уравнении есть один фактор, который не понимаешь ни ты, ни твое руководство в Вашингтоне. Пастушонок стерт с лица земли, однако его корона перешла к другому. И именно в этом ключ.

– Пастушонок? Черт возьми, о чем это ты?

– Я скажу это только тогда, когда, на мой взгляд, для этого наступит время.

Четырехэтажное здание над водами канала Кайзерсграхт в Амстердаме является памятником, если не напоминанием о том величии, в котором этот портовый город купался в начале нынешнего столетия, в свои самые благодатные годы. Мебель викторианской эпохи была прочной, но изящной; в этом семействе, где дети рождались, окруженные богатством, все передавалось из поколения в поколение. Стены комнат с высокими потолками были увешаны бесценными гобеленами работы фламандских и французских мастеров, высокие окна закрывали велюровые шторы, солнечный свет пробивался сквозь тончайшие кружева. Крошечная кабинка лифта, отделанная красным деревом, с бронзовой решеткой вместо двери, управляемая вручную, скользила в средней части задней стены здания; она могла поднимать до пяти человек. Однако для того, чтобы попасть на четвертый, последний этаж, требовалось ввести с клавиатуры специальную кодовую комбинацию, которая изменялась ежедневно. Попытка ввода неверной комбинации приводила к немедленной остановке лифта и блокировке бронзовой решетки. Незваный гость, дерзнувший подняться наверх без соответствующего разрешения, оказывался в ловушке, и потом с ним разбирались в зависимости от обстоятельств.

Далее, основной части каждого этажа отводилась какая-то определенная роль. Так, почти весь первый этаж занимала просторная гостиная, обстановку которой дополнял рояль «Стейнвей»; она прекрасно подходила для послеобеденных чаепитий, приемов с коктейлями, небольших собраний и, время от времени, чтения лекций. На втором этаже, куда можно было свободно подняться по лестнице, находился величественный обеденный зал, где с удобством могли разместиться шестнадцать человек. Кроме того, здесь имелась отдельная библиотека-кабинет, а в дальней части размещалась громадная кухня. На третьем этаже в основном располагались спальные комнаты: огромная спальня хозяев с ванной комнатой и три дополнительных гостевых спальни, все приличных размеров, также оснащенные всем необходимым. Лестница с витыми перилами заканчивалась здесь просторной площадкой; глухие стены, оклеенные роскошными обоями, не позволяли предположить наличие еще одного этажа.

Однако тот, кто ввел бы правильный код в лифте, поразился бы, попав на четвертый этаж. То, что находилось здесь, напоминало не что иное, как военную ставку. Всю переднюю стену занимала подробнейшая карта мира, подсвеченная сзади, на которой случайным узором подмигивали крошечные разноцветные лампочки. Лицом к этой огромной карте стояли шесть белых компьютерных станций, по три с обеих сторон от прохода, который вел к расположенному на возвышении массивному письменному столу, своеобразному трону монарха, повелевавшего всем этим оборудованием.

Самой примечательной чертой этой выставки новейших электронных технологий, которая так резко контрастировала с нижними этажами, наверное, было полное отсутствие окон. Снаружи окна имелись; внутри их не было и в помине. Подобно лестнице, обрывавшейся на третьем этаже, окна были заложены, и свет исходил только от карты мира потрясающих размеров и галогеновых ламп у компьютерных станций. И последний штрих, усугублявший зловещую атмосферу, царящую в этом штабе: шестеро мужчин, работавших за компьютерами, нисколько не походили на радостных молодых ребят с одухотворенными лицами, которые, как правило, ассоциируются с подобным оборудованием. Напротив, все до одного они были средних лет, не щуплые, не полные, с суровыми лицами успешных деловых людей, процветающих, но не допускающих легкомысленного поведения.

В Амстердаме начинался вечер, что подтверждал голубой циферблат одних из часов над картой мира, соответствующих среднеевропейскому часовому поясу, в котором находятся Нидерланды. Все шесть компьютеров тихо гудели; операторы быстро печатали на клавиатурах, время от времени переводя взгляд на огромную карту. Отыскивая вспыхнувшие огоньки, они зрительно убеждались в том, что отправленная информация получена в заданной географической точке.

Бесшумно отворилась массивная дверь в боковой стене, и в помещение вошел Ян ван дер Меер Матарейзен. Быстро и решительно пройдя к столу на возвышении, он сел и тотчас же включил свой компьютер. Нажав несколько клавиш, он всмотрелся в то, что появилось на экране. И сразу же послышался его голос, резкий, жесткий, обеспокоенный.

– Номер Пять, какая последняя информация с Карибского моря? – спросил Матарейзен по-голландски. – Я не могу получить ничего, абсолютно ничего!