Эьчин Гасанов - Убийство журналиста Страница 23

Двое других отдавали поклоны возле двери. Еще один застыл в блаженном созерцании статуи Девы Марии…

Это казалось тем более трогательным, что все они были чепенцами, яростными мусульманами, которые до этого дня входили в церковь только для того, чтобы предупредить кюре, что в такой-то час она будет сожжена и прихожане вместе с ней.

Если бы кюре Накдарана не был столь скромен, он отнес бы это чудо к своей преданности божьему делу, заставившей нечестивцев пойти по пути к Христу, забыв о дороге к дьяволу.

Святой человек, однако, осуждал своего шефа, отца Василия, постоянно сжимавшего в руках огнестрельное оружие с длинной обоймой, что, конечно, было несовместимо с набожностью.

Но чепенцы, которыми он любовался, тоже были вооружены. Кюре увидел даже пулемет возле одного из них.

Он тяжело вздохнул. Дом Господень находился в плохих руках.

Может, все же попросить отсюда всех этих грешников?

Подумав так, кюре обратил внимание еще на одну, и довольно странную, группу. В центре ее стоял Мамед Садуллаев, который, казалось, тоже обратился в христианскую веру. Правда, это обращение придало его лицу землистый оттенок и заставило заметно дрожать руки.

Пребывая как бы в экстазе, он даже не приветствовал кюре, которого хорошо знал. Рядом с ним стояли высокий симпатичный блондин с золотистыми глазами и молодая женщина с тонкими губами, играющая гранатой. Кюре вспомнил, что видел ее фотографию в газетах в связи с какими-то кровавыми событиями.

Кюре пожелал всем сердцем, чтобы она стала на путь раскаяния, и с сожалением взглянул на гранату в ее руке. Лучше, если бы она сжимала в руках четки, прости ее, Господи…

Но в то же мгновение кюре встрепенулся: в церкви, внезапно ощутил он, стояла гнетущая тишина. Словно тишина перед смерчем.

И смерч разразился. Грянули два выстрела сквозь щель в наружной двери. Дверь с треском распахнулась, и в ней выросла тщедушная и вместе с тем устрашающая фигура отца Василия с кольтами в обеих руках.

Затем выстрелы следовали один за другим – как фейерверк. Кюре заворожено смотрел на желтое пламя, что вырывалось из дул кольтов.

Сразу же была раздроблена голова пулеметчика. Упали двое из тех, что только что молились в первом ряду.

Но остальные тоже открыли яростный огонь по двери. Лишь мужчина возле статуи Девы Марии не успел совершить богохульства внутри святого дома, даже схватиться за оружие. Кольт в левой руке иезуита сказал свое слово, после чего чепенец окривел. Кто и в кого стреляет, понять было невозможно. И кюре в ужасе побежал, не соображая куда. Но тут же, сраженный пулей в голову, упал на церковные плиты в луже крови. На лице его застыла блаженная улыбка.

Рухнули посреди нефа и две монашенки, зажатые между кольтами веры христовой и автоматами чепенцев. Стрельба будто бы уменьшилась лишь на несколько мгновений, когда отец Василий исчез из проема двери для того, чтобы перезарядить кольты. Он предусмотрительно запасся обоймами, чтобы держать осаду, но, подстегиваемый святым гневом, он снова открыл огонь.

Еще один из чепенцев лежал на красном алтарном ковре, а другой агонизировал под дароносицей. Третий кинулся в ризницу, но тоже был настигнут пулей. Отец Василий снова перезарядил обойму и подождал.

В церкви воцарилась жуткая тишина, нарушаемая редкими стонами.

Шаргия, совершенно ошалевшая, по-прежнему сжимала в руке гранату.

По-видимому, она совсем растерялась. Почему стреляли снаружи? В какую западню попали шахиды? Отец Василий нацелил на нее кольт и крикнул зычным голосом:

– Руки на голову!

Но она продолжала стоять неподвижно, как парализованная. Иезуит выстрелил. Пуля попала чепенке в шею, порвав артерию, и она упала, выпустив из рук гранату, чека которой тут же отошла. Мелик увидел, как смертоносный снарядик покатился прямо к нему. Он с силой оттолкнул его ногой к алтарю и нырнул под одну из ближайших скамеек.

Краем глаза он успел увидеть, как отец Василий, так же мгновенно, отпрыгнул за наружную дверь.

Взрыв потряс неф и выбил последние уцелевшие стекла витражей. С потолка рухнула люстра и разбилась вдребезги. Сладковатый запах ладана смешался с едким дымом.

Но на отца иезуита, который снова, как только дым начал рассеиваться, появился в двери, это, казалось, не произвело никакого впечатления. Он спокойно убрал в карманы кольты и, наконец-то войдя внутрь церкви, встал на колени перед распростертым на плитах кюре.

Прочитав короткую молитву, он закрыл бедняге глаза. Затем совершил тот же обряд над монашенками. Брезгливо посмотрел в ту сторону, где лежала искромсанная гранатным взрывом Шаргия. Ободряюще кивнул

Мамеду, который, трясясь от страха, поднимался с колен, скуля что-то нечленораздельное.

Но вдруг он опять выхватил из карманов кольты. Из ризницы послышались какие-то шорохи. Кажется, последний оставшийся в живых боевик, что укрылся там, пытался открыть дверь, выходящую наружу.

Все произошло в считанные секунды. Боевик, распахнув дверь, выскочил наружу и помчался зигзагами по деревне. Отец Василий кинулся за ним. Прицелился на бегу. Боевик тоже на бегу выстрелил.

Но тут же как бы споткнулся. Отец Василий был метким стрелком.

Боевик уже лежал в луже крови с пулей в голове.

А святой отец степенным шагом вернулся к церкви, возле которой уже собралась большая толпа его вооруженных прихожан. Она встретила своего священника бурными криками и залпами автоматов, направленных дулами в небо. Кто-то водрузил над зданьицем кафе азербайджанский трехцветный флаг. Со всех сторон, огибая трупы на дороге, сходились женщины и дети.

Иезуит широким жестом перекрестил всех присутствующих и отдельно

Ефима Файнера, по-прежнему охраняющего фургон с пустыми ящиками.

– Господь призвал своих детей! – воскликнул отец Василий вдохновенно. – Мы прошли под пулями нечестивцев без единой царапины!

Это ли не доказательство того, что с нами Бог!

– С нами Бог! – вторили ему жители Накдарана.

Мелик был оглушен таким ликованием. Он спросил шепотом отца Василия:

– А у вас не будет неприятностей? Священник стреляет в церкви!

Иезуита явно покоробило.

– Сын мой, – оскорбленно произнес он. – Я не стрелял в церкви! Я стрелял через дверь, с паперти, чтобы изгнать из святого места его осквернителей. Священник же я только тогда, когда нахожусь в самой церкви.

Да, сразу было видно, его воспитали святые отцы иезуиты. Мелик только пожал плечами. Тем более что философствовать было некогда.

Надо было немедленно отправить Мамеда Садуллаева в Баку, чтобы он наконец подписал контракт с иранцами.

Пока этому не помешает еще что-нибудь, такое же страшное, как только что закончившееся кровопролитие.

Чуть ли не силой Мелик повлек толстяка, который находился почти в прострации и продолжал причитать, к фургону.

Глава 20

Иранцы, все в одинаковых синих костюмах, сидели вокруг большого стола в кабинете Мамеда Садуллаева. Здесь они, кажется, чувствовали себя уютнее, чем в роскошном ресторане "Азия''.

Когда в кабинет вошел Мамед в сопровождении Мелика и Ефима

Файнера, они встали.

Мелик испугался, что они начнут зачитывать цитаты из маленькой красной книжечки.

Уля, которая, конечно, тоже была тут, шепнула ему:

– Сегодня вечером… Правда, у меня, – добавила она, – появился любовник-диктор, а он ревнив. Так что будем осторожны. Приходи ровно в восемь.

– А ты не можешь прийти ко мне?

Она покачала головой.

– Ой, нет! Приходи ты.

Глава иранской делегации между тем принялся дискутировать с

Мамедом. Судя по всему, он прекрасно владел им. Но что это была за дискуссия!

– Империалисты и оппортунисты, – серьезно разглагольствовал иранец, – не упускают случая, чтобы помешать делу мира. Но мы всегда срываем их планы.

Слушать все это было для Мелика свыше сил. И он удалился в соседний кабинет, тем более что никто не обращал на него внимания.

Но не успел он там расслабиться, как в дверях показался Ефим Файнер.

– Они закончили, – объявил он, – и уже ушли.

Оказывается, пустые разглагольствования главы делегации не помешали быстро завершить переговоры.

Мелик вернулся в кабинет, где был уже один Мамед Садуллаев. Он держал в руке пачку бумаг.

– Подписали контракт на пятнадцать "Боингов"! – потряс он ею. – С перспективой еще на тридцать пять!

Мелик подумал, что для удовольствия иранцев самолеты можно было бы покрасить в красный цвет.

– Я, – сказал Ефим Файнер, – чтобы сбить с толку наших

"конкурентов", сообщил в газете "Утро" и в "Бакинском Вечере", что завтра – только завтра! – между известным азербайджанским бизнесменом и делегацией Ирана будет подписан важный контракт.

В "Азии". Если "конкуренты" явятся туда, они застанут там безобидный коктейль… И без участия Мамеда Садуллаева.

– Остроумно, – рассмеялся Мелик. Улыбнулся и Мамед. Довольный сделкой, он уже почти совеем пришел в себя. Вот характер истинного бизнесмена!