Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век Страница 24

Стена скверика старая, из местного адобового кирпича, в ней выемки и щели, бросаю взгляд внутрь — и…

Они стоят ко мне боком, и пламенный Эдди ведет рукой по заднице Лолы, поднимает невесомую ткань юбки, морща ее складками. Тонкие штанишки телесного цвета, резинки для чулок… Боже, он на этом не останавливается, залезает уже и под…

Как и всякая нормальная женщина, я потрясла головой и отшатнулась.

Поставит ей стрелку на чулки.

А мороженое она уже, значит, съела?

Сейчас в скверик зайдут какие-нибудь «религиосы» в темных платьях. От этой мысли я невольно снова подвигаю свой длинный нос к выемке между кирпичей — но там сцена меняется.

Лола капризным движением (вся содрогнувшись) стряхивает со своих мягких частей его руку, прижимается к нему грудью и бессильно стучит кулачком в его плечо. И это меня не волнует, а вот его лицо…

Он зарывается своим крючковатым носом в ее волосы, он шепчет что-то, он прижимает ее к себе двумя руками, и глаза его в этот момент совсем не те, которые я привыкла видеть.

В этом мире есть мужчины, которые и вправду любят своих женщин.

И я, счастливая, согнувшись, проскакиваю под каменной стеной и спешу в офис — хорошо еще, если Лола забыла его запереть. А ведь наверняка забыла.

— Амалия, вы не против, если мы сделаем это так: сидим вот здесь, я передаю вам эту папку, вы ее просматриваете и возвращаете тут же?

— То есть не несу в фотомастерскую…

— …которую вы только что открыли? Именно. Таковы были поставленные мне условия, — бесстрастным голосом говорит он.

Айк сидит, как положено майору, прямо и — похоже — схватит меня за руку железными пальцами, если я захочу встать и потащить секретные документы через весь отель к элеватору.

Но я не захочу, потому что смотрю на листовку «Свободные филиппинцы», которая была отпечатана в Японии, шестеро в полосатых арестантских робах (зачем? Потому что они — жертвы властей?), оказалось — это лидеры сакдалистов. Лица мне не говорят ни о чем, а вот подписи… имена… одно имя, этот человек, значит, убит при штурме пресиденсии Кабуяо… Прочие живы, отдыхают в Японии.

Я оторвалась от снимка и погрузилась в машинописные отчеты Айка.

Итак, кто они такие, эти сакдалисты?

Вот один: пять песо — месячный доход, еду дает хозяйство, у него жена и дети.

Семья не могла платить земельный налог пять лет, муж попал в тюрьму. Сын его пошел на бунт.

Запись показаний другого человека из Кабуяо, сорока лет, закончил два класса, поэтому, как ему кажется, может читать и писать:

«Мы пришли потому, что понимали: если мы захватим город, то получим независимость. Мы не ожидали, что там кто-то будет сопротивляться. Закон Джоунса обещал независимость, вот мы и пришли взять ее. Я не хочу никакой конституции Содружества, потому что это одни обещания. Я против этого правительства Соединенных Штатов. Мы хотим свободы».

Еще один — четыре класса, ого!

«Я ничего не знаю про конституцию. Наши лидеры против нее, значит, и я тоже. Наши лидеры говорят нам, что иностранный бизнес убивает бизнес на Филиппинских островах. Я думаю, что лучше иметь свое правительство… Рамос ездил в Японию, чтобы договориться о помощи людьми и оружием, взять власть и получить независимость. Он должен был прийти со ста аэропланами, людьми и амуницией утром третьего мая. Я — сакдалист. Я дал нашим лидерам два песо. При независимости я не буду платить налогов, бизнес будет в руках филиппинцев».

Третий:

«Констебулярия пришла и начала в нас стрелять. Она говорит, что сакдалы начали стрелять первыми. Я не знаю, я лежал лицом в землю. Если каждый день независимости будет таким, то я уйду в холмы прятаться».

А дальше выводы, еще какие-то документы.

— Айк, тут чего-то недостает. Мой главный вопрос был насчет японцев и Японии.

— Мне поручено передать вам на словах: эта часть истории тщательно проверялась. В деле есть документы, пришедшие из Токио. Они из оперативных источников, поэтому дать вам в руки эти бумаги мы не можем. Рамос не получил поддержки ни у каких структур в японской столице. Никто не нашел для него денег. Разведка армии или флота им, по имеющимся данным, не заинтересовалась. Пара министерств — коммерции, кажется, и иностранных дел: вручила премьеру свои соображения насчет того, что поддерживать бунт на Филиппинах — не в интересах Японии. Хотя решение о предоставлении Рамосу и прочим вида на жительство было позитивным.

Айк подумал и добавил:

— Американское представительство в Токио согласилось с идеей, что лучше Рамосу там и оставаться. Да что там, то была наша просьба, по сути.

Он громко заскрипел плетеным креслом.

Я с уважением посмотрела на него: бритая голова, мускулы прямо от ушей, общее впечатление — может убить если не быка, то…

— Айк, вы случайно не поднимаете гири?

— Уже нет. Играю в теннис и гольф, но здесь клуб…

Он чуть смутился, но я знала эту историю. Гольф-клуб тут оставался последним местом, где, как у меня дома, людей с темным цветом кожи не приветствовали. И кажется, это у них на Филиппинах ненадолго.

— Довольны, Амалия? — Он протянул руку за папкой… о, эта фотография человека в арестантской одежде, лица его не видно, но вот подпись под ней — лишь одно имя из перечисленных…

— Довольна? Ну я просила еще кое о чем, если вы помните. Та история с покушением на президента.

Айк секунду молчал, потом махнул рукой:

— Чуть не забыл. Этим занимались другие люди. Местные. Причем какие — вообще неясно. Ну как вам сказать… Неофициально и только для вас: то была не констебулярия, а это значит, что «Сакдал» тут вряд ли причастен. Данных о покушении при допросах сакдалистов не возникло. В общем, губернатору позвонили прямо из офиса Мануэля Кесона. И кстати, Мэрфи отнесся к этому вполне всерьез. Хотя констебулярия, где полно американских офицеров, потом подтвердила: у них не было о покушении ничего.

— Айк, в этом президентском офисе что, есть детективы?

Айк медленно усмехнулся:

— Нет там детективов, зато есть много чего другого… Ну, Амалия, мы с вами здесь уже не первую неделю. Местные особенности, коротко говоря. Хотя то, что Мэрфи отнесся к делу всерьез, о чем-то говорит. Но тут поработали явно не японцы, это я вам гарантирую.

— О, боже, местные особенности…

И тут повторилась прежняя история — подбежал офицер, прошептал «Сара спускается», Айк, прижимая к боку секретную папку, вежливо отвел меня как можно дальше.

И генерал, прямой, движущийся длинными шагами, вежливо и быстро склоняющий голову на хор приветствий, — не останавливаясь, пересек пространство от левого (не моего) элеватора к выходу и скрылся за дверьми отеля, там, где колыхались в предвечернем бризе пальмы.

— Он, как вы уже знаете, всегда в это время прогуливается по набережной, бульвару Дьюи, — строго сообщил мне Айк. — До самого Пасая и обратно. И ни один человек еще ни разу не побеспокоил его на этих прогулках. Мы очень ценим здешних жителей за их деликатность.

— Я понимаю намек, Айк… И знаю, что потом он поднимется к себе, дальше спустится в сад, где его мама прогуливается с Джин, а потом… Но есть один вопрос. Я несколько минут назад видела, как он проносится к себе наверх после офиса на Виктории.

— О, вы видели?

— И ничего страшного с ним не сделала. Так вот, Айк, как это ему удается — проскакивать мимо нас к себе в комнаты с такой скоростью после долгого и жаркого рабочего дня и выходить через десять минут в том же костюме, который на вид сухой и как будто только что выглажен?

— Это конфиденциальная информация, — сурово сказал Айк, но я уже знала, когда он на самом деле еле сдерживает смех.

Отлично, одним секретом больше.

Я сделала несколько шагов из того угла, куда завел меня Айк, и оказалась в ином мире, шелестящем, пахнущем духами, звенящем возбужденно-счастливыми голосами.

Да, собственно, бесконечная каверна «Манила-отеля» звенела и пела практически уже каждый вечер: бал дебютанток, прием «Ротари-клуба», просто субботние танцы… сначала вся разноцветная толпа приглашенных превращает в весенний сад все пространство между портье и баром, потом длинные платья и фраки втягиваются в увитую цветами арку «Фиеста-павильона». Но меж полом, зеркалами и люстрами еще долго летают и прыгают хрустальные шарики смеха.

Пройти сквозь этот нескончаемый праздник всегда трудно, а сегодня…

— Это же она! Теофисто, это она! Госпожа де Соза?

Остановила меня незнакомая и относительно зрелая дама в местном варианте фрака для женщины, терно: бледно-кремовая юбка колоколом до пола, рукава — как вертикально вздыбленные крылья или, скажем, как два веера, чуть не до уровня уха. И еще на шее… ого…

— Ведь это вы — наша сестра из далеких британских краев? Теофисто, иди же сюда, не дай ей уйти!