Андрей Троицкий - Операция «Людоед» Страница 25

«Город застраивался в разное время и совершенно бессистемно, – говорил он. – Построенные более полувека назад оборонные предприятия находятся ниже плотины ГЭС, в самой низине. Потому что для производства была необходима вода, ее брали и берут из Камы. Саму ГЭС построили позже, при ее возведении не учли особенности местного рельефа. Итак, после взрыва, произойдет сброс сотен тысяч тонн воды из Камского водохранилища непосредственно в Каму. Уровень реки в первый же часа поднимется на полтора метра. По моим расчетам, еще через час уровень Камы вырастит на два с половиной метра. Что значат эти цифры?» Стерн слушал и думал, что Людович – шизофреник, типичный случай раздвоения личности. Сам себе задает вопросы, и сам же на них отвечает. И еще эти сатанинские горящие глаза. В этом кинозале не вредно держать пару санитаров со смирительной рубашкой наготове. Впрочем, среди шизофреников, которых Стерн встречал в жизни, попадались одаренные, даже талантливые люди.

«Ниже по течению на расстоянии четырех километров от ГЭС расположен завод „Кислотный“, который первым попадает в зону затопления, – Людович помахал указкой, словно шпагой. – Его территория вытянута вдоль русла реки на четыре с лишним километра. Здесь выпускают серную и азотную кислоту. Это единственное место в России, где производят олеум – серную кислоту предельно высокой концентрации». Зураб взмахнул в воздухе рукой: «Если не трудно, профессор, расскажите об этом подробнее». «При соприкосновении воды с кислотой произойдет несколько мощных взрывов, – объяснил Людович. – Из людей, занятых в этот день на производстве, не выживет никто. Главное же: после того, как рванут резервуары, пары кислоты поднимутся в верхние слои атмосферы и выпадут на землю дождем или росой. Это так называемый кислотный дождь. День для проведения акции нужно выбрать ясный, солнечный. Если мы проведем акцию при дождливой погоде, кислотное облако смешается с водяными парами, эффект будет не тем, что мы хотим получить. Ветер должен дуть на северо-запад. В этом случае кислотное облако накрывает аэропорт „Савино“, что в двенадцати километрах севернее плотины и одноименный нефтеперегонный завод». Привлекая внимание профессора, Зураб кашлянул в кулак и задал новый вопрос: «Что происходит в этом случае?» Людович остановился, попросил Цыбульского дать на экран фотографии аэропорта и нефтеперегонного завода. «Аэропорт – это десятки гражданских самолетов, – Людович закурил – Вот они, красавцы. А вот двухсот тонные емкости с нефтью, соляркой и бензином разных марок. Все это имущество будет уничтожено за пять минут. Кислотный дождь вызывает стремительную коррозию металлов. Завод взлетит на воздух, возникнет пожар, который едва ли потушишь за неделю. Самолеты просто развалятся на куски. У меня есть точные расчеты и математические выкладки. Позднее вы с ними познакомитесь». «Какое влияние оказывает такой дождик на организм человека? – спросил Стерн. – В такую погоду, как мне кажется, не рекомендуют ходить по грибы?» Зураб, ценивший черный юмор, рассмеялся. Людович, кажется, шуток не понимал.

«Достаточно просто подышать парами кислоты, как в человеческом носу, бронхах и легких образуются дырки. А дождь – это стопроцентная мучительная смерть. Кожа слезает с человека, как чулок», – ответил Людович. «Представляю, как выглядят дырявые носы», – заметил Зураб. «Попрошу внимания, – Людович неизвестно кому погрозил указкой. – В зону затопления попадают пушечно-литейный завод и заводской поселок при нем. Завод расположен примерно в десяти километрах ниже плотины. Там выпускают установки залпового огня, стволы для пушек и другое тяжелое вооружение. Как только вода достигнет заводской территории, взорвутся домны, плавящие металл. Это ведь непрерывное производство. Будет полностью уничтожен заводской поселок. Впрочем, это само собой».

«Сколько человек погибнет после взрыва плотины?» – Стерн сделался серьезным.

«Общее количество жертв не поддается строгому вычислению, – Людович потер платком лоб, блестевший в свете проектора. – По моим расчетам, в первые сутки после катастрофы погибнут около ста тысяч человек. Но это только начало, это цветочка, даже веточки. Пермский регион на долгие десятилетия станет кровоточащей гнойной раной на теле России. Залечить эту рану не хватит ни сил, ни средств. Масштабы пермской катастрофы, сумма материального ущерба и число человеческих жертв значительно превзойдут Чернобыль. И это только за одни единственные сутки с момента взрыва плотины».

Образные выражения Людовича о гнойной ране на теле России, о цветочках и веточках показались Стерну пустой риторикой, лишенной конкретного содержания. Но смысл этих слов Стерн понял позднее.

Тот вечер закончился очень приличным ужином в кабинете пана Цыбульского. На стол подавала женщина среднего возраста в наглухо застегнутой блузке и темной юбке, закрывающей колени. Оказалось, что на гуманитарные пожертвования можно вполне сносно жить и питаться, заказывая еду в дорогом ресторане. Людович ел мало, беседы на посторонние темы не поддерживал. Он хмурился, глядел в не глаза собеседника, а куда-то в сторону, в темные углы. Он казался уставшим, дьявольские огоньки в глазах сначала потускнели, а потом и вовсе потухли. Отказался от сливочного десерта, выкурил пару сигарет и выпил большую чашку черного кофе. Взял палку и, поднявшись на ноги, на прощание протянул руку Стерну.

«Значит, вы сделаете это? – спросил Людович. – Я хотел спросить не то… О другом… Вы сможете это сделать?» «Смогу», – кивнул Стерн. «Я рассказал вам лишь о некоторых последствиях этого взрыва. На вас произвел впечатление мой рассказ?» Стерн пожал плечами: «Пожалуй». «Скажите, у вас хватит духу, хватит решимости не отступить в последний момент? Не у всякого человека есть внутренняя сила… Ну, вы понимаете, о чем я говорю?»

Стерн помолчал минуту. «Понимаю, – ответил он. – Если я за что-то берусь, то довожу начатое до конца. Сейчас Зураб собирает деньги, чтобы сделать взнос на мой банковский счет. Время терпит, операция начинается еще не скоро. Сроки установлены. Об остальном можете не беспокоиться».

«Я надеюсь на вас, – Людович вытащил из кармана блокнот в твердом кожаном переплете с золотым тиснением, протянул его Стерну. – Одна просьба, которая может показаться вам немного сумасшедшей. Или сентиментальной. Здесь не содержится ничего, что сможет вас скомпрометировать. Бросьте этот блокнот в реку, в Каму. Здесь любимые стихи моей жены. В разные годы я списывал из поэтических сборников. Себе на память». Стерн перелистал страницы и сунул блокнот в карман: «Брошу». Людович постучал по полу резиновым набалдашником своей палки. Спустя минуту в комнате появился какой-то амбал в кожаном плаще и увел профессора, бережно поддерживая его под локоток.

Москва, Таганка. 29 июля.

Крошечная мастерская по ремонту очков с романтическим названием «Рассвет» помещалась в кривом переулке в районе Таганской площади. Желтый двухэтажный дом с двумя пыльными витринами доживал последние недели или месяцы. Его назначили под снос и уже готовились отгородить от проезжей части и тротуара железобетонным забором. Жильцов выселили в район новостроек, за Кольцевую дорогу, дом опустел, но в мастерской еще теплилась искорка жизни. Ровно в девять утра хозяин заведения близорукий пожилой человек по фамилии Луценко и по кличке Пискля открыл входную дверь для посетителей. Получасом раньше Стерн занял позицию на противоположной стороне улицы, за углом какого-то особняка, и ждал, когда Луценко высунет нос и откроет дверь. Приехав в Москву с ранней электричкой, Стерн успел прогуляться, наслаждаясь еще чистым воздухом и утренним холодком. Проглотил плотный завтрак в забегаловке на Таганской площади, нашел чистую скамейку под старым развесистым тополем. И, чтобы убить время, прочитал разделы криминальной хроники двух столичных газет. Нашел короткие заметки о тройном убийстве в Люблино, в пункте приема вторичного сырья. Сначала перечислялись скупые факты. Найдены тела двух кавказцев и одного русского, раны пулевые, личности установлены. В газетах также содержался убогий, кажется, написанный под копирку комментарий к происшествию. Следствие склоняется к версии о разделе сфер влияния среди криминальных авторитетов. Стерн не сдержал улыбки: какой уж там раздел сфер влияния среди скупщиков старых газет, тряпок и винной посуды? Ясно, ментам просто нечего сказать, вот и блеют.

Стерн видел, как Пискля отпер стеклянную дверь с внутренней стороны и уполз в темноту своей лавочки. По переулку проехала поливальная машина, обдав мостовую струями воды. Асфальт впитал в себя небесную голубизну, шпиль высотки загорелся на солнце, как олимпийский факел. Стерн перешел на противоположную сторону, толкнул дверь и переступил порог мастерской.