Владимир Зырянцев - Мата Хари. Пуля для обнаженной Страница 3

Маргарет и Антуан ответили ей одновременно, но совершенно разное.

– Нет, почему же это дурно? – сказал доктор. – И не надо класть обратно, возможно, Маргарет оно понравится.

А Маргарет кивнула служанке:

– Конечно, Жоржет, вы можете его отнести. Я возьму вот это, поменьше. Оно отлично поместится на этом столике.

Тут они услышали друг друга и рассмеялись. И служанка, глядя на них, тоже засмеялась. Доктор еще некоторое время настаивал, чтобы Маргарет взяла все три зеркала, пообещал, что сегодня же пришлет Марселя, чтобы повесить самое большое зеркало на стену, а спустя пару дней поставит в комнату трюмо. Но Маргарет все же настояла, чтобы вещь покойной матери Антуана вернулась на свое место в комоде. Наконец тема зеркал была исчерпана, и Жоржет ушла. Как только они остались вдвоем, Антуан взял в свои руки здоровую руку Маргарет и, покрывая ее поцелуями, произнес:

– Правильно ли я понял тебя, любимая, что, когда ты поправишься, мы сможем уехать вместе?

– Да, дорогой, – ответила она, – так и будет. Мы поедем вместе, и ты сам выберешь, куда мы отправимся. Но, извини… меня что-то тянет в сон…

– Какой я глупец! – воскликнул доктор Моро. – Ведь так и должно быть после введения морфия. И вообще тебе надо больше спать. Больше спать и хорошо питаться – вот секрет выздоровления. Спи, дорогая моя, и пусть тебе снятся только хорошие сны.

С этими словами он вышел из комнаты. А Маргарет вытянулась на кровати и повернулась на бок. Мысли уже путались у нее в голове. Снова мелькнуло воспоминание о расстреле, но оно уже не было главным, не заслоняло все остальное. Как сказал Антуан? «Пусть тебе снятся только хорошие сны…» Да, сейчас хочется думать о хорошем. Например, о ее первом выступлении – том самом, с которого началась ее слава. Где же это было? Ну, конечно, здесь же, в Париже, где ее жизнь едва не закончилась. Кажется, это произошло в марте. Правда, строго говоря, первое выступление случилось раньше, но самая большая радость связана с этим днем, 16 марта…

Глава 3

Шестнадцатого марта 1905 года особняк банкира Шарля Гимэ на улице Риволи блистал огнями. Дорогие фиакры и только входящие в моду авто вереницей подъезжали к подъезду. Из них высаживались господа в дорогих пальто и дамы в накидках из соболя, песца или страусиных перьев. Все они предвкушали нечто особенное, небывалое. Ведь сегодня должна была выступить эта загадочная танцовщица с Востока, то ли с Явы, то ли из Индии. Из уст в уста передавали ее странное имя – Мата Хари. Она успела всего несколько раз выступить в разных залах Парижа, но завоевала такую славу, которой могли позавидовать самые известные балерины или оперные певицы. Те, кто сумел побывать на выступлениях Маты Хари, говорили, что это нечто совсем, совсем особенное, даже и сравнить не с чем. «В ней кроется очарование Востока, в этой девушке! – восклицали ценители. – Словно перед вами танцует сам бог Шива! Вы совершенно теряете голову, время куда-то исчезает…» Вот и здесь, в особняке Шарля Гимэ, был один такой ценитель, уже видевший выступление знаменитой танцовщицы. Остальные гости банкира, входя в вестибюль, невольно прислушивались к тому, что этот человек рассказывал своему знакомому:

– Понимаете, дорогой Раймон, мне показалось, что я вдруг перенесся в какой-то восточный храм. Эта чарующая музыка, этот аромат благовоний… Но главное – она, она сама! Неподражаемая грация! И сколько магии в этом танце! Какая смелость! Вы знаете, что она делает на сцене? Она раздевается! И в конце – вы не поверите! – остается…

Тут все, находившиеся рядом с рассказчиком, навострили уши и проявили особенный интерес. Но – увы! – не услышали ровно ничего, потому что ценитель экзотической танцовщицы наклонился к уху своего знакомого и самую интересную подробность сообщил ему одному. Этим он еще сильнее разжег интерес посетителей особняка, и они потянулись к лестнице, ведущей на второй этаж, где, собственно, и должно было состояться выступление.

Впрочем, надо заметить, что гости банкира Гимэ проявляли интерес не только к предстоящему выступлению, но и к самому дому, в котором оказались. Ведь это был не обычный особняк. Банкир Шарль, будучи большим поклонником всего восточного, устроил в своем доме настоящий музей Востока. Поднимаясь по лестнице, а затем проходя через анфиладу залов, гости банкира только успевали крутить головами. Чего здесь только не было! Роскошные ковры; ларцы, крышки которых были инкрустированы изумрудами и рубинами, мечи и кинжалы индийских раджей, расписные индийские ткани, статуи восточных богов разного размера, некоторые из которых имели по четыре руки, а некоторые – по восемь или даже двенадцать! Все диковинки этого музея трудно было перечислить.

Еще гуще был заставлен и завешан разными восточными артефактами зал, в котором должно было состояться выступление знаменитой танцовщицы. Занавес, скрывавший сцену, был расшит изображениями богов и чудовищ индуистского пантеона, по бокам сцены стояли золотые чаши, в которых курились какие-то благовония, сладостный, дурманящий аромат разливался в воздухе зала, откуда-то звучал мелодичный перезвон. Все это, несомненно, производило большое впечатление на посетителей, в зале стоял сдержанный говор – гости обменивались впечатлениями. Между рядами сновали лакеи, обносившие зрителей шампанским, аромат дорогих сигар смешивался с запахом восточных благовоний.

Владелец особняка и собиратель восточной экзотики господин Гимэ сидел в особой ложе. Оглядывая зал, он испытывал законную гордость. Выступление еще не началось, но уже можно было сказать, что гости заинтригованы. А ведь все это люди богатые, влиятельные, которые успели побывать в разных странах и многое увидеть. Собравшихся в зале гостей было немного, человек семьдесят, но это были самые сливки парижского высшего общества. И не только парижского.

В середине третьего ряда сидел невысокий человек восточного вида, но при этом в безукоризненном фраке и с гвоздикой в петлице. Это был посол Японии Масахата Кавабари. А в следующем ряду можно было увидеть еще одного дипломата: высокий человек с четким пробором в волосах, подкрученными усиками и моноклем был не кто иной, как германский посол граф Глечке. В том же ряду сидел недавно приехавший американский миллионер, король угля и стали, знаменитый Генри Морган. А в ложе, наподобие хозяйской, в противоположной части зала мсье Гимэ видел самого дорогого (в буквальном смысле) из своих гостей – известного финансиста барона Ротшильда. В первом ряду расположились корреспонденты самых влиятельных парижских газет – «Суар» и «Ля пресс».

Никакого конферансье на концерте не предусматривалось – как считал хозяин особняка, Мата Хари не нуждалась в представлении. Просто в какой-то момент половинки занавеса дрогнули и стали раздвигаться, большая люстра на потолке зала потухла, зал погрузился в полумрак. Все разговоры мгновенно стихли, зрители уставились на сцену. Несколько секунд она оставалась пустой. Затем зазвучала непривычная для европейского уха музыка, доносившаяся неизвестно откуда – музыкантов видно не было. И вот на сцене появилась Она. Потом, вспоминая этот момент, никто из зрителей не мог бы сказать, откуда и как Мата Хари вышла на сцену. Она не вышла – она именно появилась. Только что ее не было – и вдруг она здесь.

Знаменитая танцовщица была закутана в яркие индийские ткани, расшитые золотыми узорами. Она сделала несколько движений, закружилась – и алая, синяя, оранжевая ткань затрепетала вокруг нее, словно крылья чудесной бабочки. Дивное зрелище!

Но это было лишь начало. Музыка стала постепенно ускоряться, и танцовщица, повинуясь ей, ускорила свои движения. О, это было совсем не похоже на движения классического балета с его прыжками и хождением на пуантах! Это было нечто совершенно новое, непривычное! Вот темп несколько замедлился, танцовщица почти остановилась, грациозно изогнувшись, а потом вновь закружилась, взметнув вокруг себя целый вихрь своих экзотических одежд.

Вдруг зрители ахнули: одна из накидок слетела с плясуньи и, затрепетав, словно живая, улетела куда-то в угол. Но Мата Хари этого даже не заметила, продолжая свой танец. Между тем за первым покрывалом последовало второе, третье… И вот на танцовщице осталась лишь одна тонкая накидка, которая вовсе не скрывала ее прекрасное тело, а, наоборот, подчеркивала его формы. И тогда откуда-то из задних рядов донесся крик: «Браво!» Он был подхвачен кем-то из журналистов в первом ряду. Однако всеобщим крик не стал – ведь танец еще не закончился. Движения танцовщицы все ускорялись, она закружилась в бешеном вихре – и внезапно застыла, словно изваяние. При этом последняя накидка упала к ее ногам, и на несколько секунд Мата Хари предстала перед зрителями полностью обнаженной – ее тело украшали лишь две нитки жемчуга и золотые браслеты на руках и ногах. Затем свет в зале на одно мгновение полностью погас, а когда вновь вспыхнул, сцена была уже пуста.