Анна Клодзиньская - Очная ставка Страница 30

— Он знал, что этот частник купил у кого-то две золотые двадцатидолларовые монеты, пять рублей царской чеканки и золотой дукат. Ну, я и пошел туда. Взял это… и еще кое-что. Обручальные кольца, кольцо с печаткой, серебряный браслет…

— Где золотые монеты?

— Продал. Уражу. Обручальные кольца он не взял.

— Откуда Уражу было известно о сделке ювелира?

Оператор пожал плечами:

— Не знаю. Может, знал ту женщину? Со мной он не делился.

Ювелир с Воли сначала все отрицал, категорически отказывался от какой бы то ни было торговли валютой и золотом. Да, он изготовляет браслеты из серебра, на это у него имеется разрешение. Что же касается валюты — ни за что на свете!

Тогда майор велел привести рыжеволосого. Ювелир взглянул на него, нахмурил брови, но, поскольку тогда он не видел лица вора, на которое тот натянул чулок, равнодушно отвел взгляд.

— Узнаете? — спросил майор.

Так как вопрос не был обращен к кому-то конкретно, то оба посмотрели друг на друга, и Оператор сказал, язвительно улыбаясь:

— Он носил это под рубашкой, в мешочке.

— Это… — Ювелир вскочил со стула. — Это тот?.. Послушайте, он хотел меня убить! Он приставил мне к шее нож и ранил меня! Вот здесь! — Он в крайнем возбуждении расстегнул воротничок рубашки, показал шрам. — Ты, ворюга, отдай то, что украл у меня!

— Спокойно, — сказал Кренглевский. — Пожалуйста, сядьте. Так что он у вас украл?

Когда очная ставка завершилась и рыжеволосого увели, Щенсный сказал ювелиру:

— Вы понесли материальный ущерб. Вас ранили. Сочувствую. Пожалуйста, скажите, кто продал вам золотые монеты. Меня интересует женщина, которая в то время приходила в мастерскую.

Ювелир постарался придать своему лицу достоинство:

— Эта пани моя близкая знакомая, и я бы не хотел впутывать ее в это дело. Она ни в чем не виновата. Я купил у нее монеты, так как ей срочно требовались деньги, причем крупная сумма. Это была сделка исключительно частного характера.

— Обещаю, что на вашей знакомой последствия никак не скажутся. И напоминаю, что торговля золотом запрещена. Итак?

В этот момент перед мысленным взором ювелира возник как живой мужчина, приходивший с Моникой в мастерскую, приятной наружности, высокий, элегантный. «Пятое колесо в телеге», — подумал он с ревностью. В нем вновь вскипела кровь.

— Это была пани Кропиньская, — произнес он злым голосом. — Потом она еще раз посетила меня с одним… своим знакомым. Они обвинили меня в том, что я ей недоплатил, хотя я дал очень хорошую цену.

— Они приходили к вам уже после налета?

— Нет, до!

— А как выглядел спутник пани Кропиньской? Это был ее муж?

— Ну прямо! Директор Кропиньский — ученый, солидный человек. А тот был просто этакий элегантный симпатяга. В темных очках. Мне он не представился.

Отпечатки пальцев третьего человека были расшифрованы только в начале октября. В тот день в одном из помещений столичного Управления гражданской милиции Щенсный случайно встретил молодого человека, задержанного за хулиганскую выходку на улице. Это был парень неполных двадцати лет, с бегающими глазами и свежей татуировкой на руке. Там было выколото: «Фашистская элита по распространению терроризма»[28].

— В кармане, — доложил допрашивавший его офицер, — обнаружена нарукавная повязка со свастикой.

Щенсный до боли прикусил губу. Почувствовал, что если сейчас же не выйдет из комнаты, то взорвется, настолько потрясло его то, что он увидел. Он буквально выдавил из себя:

— Дай мне потом его отпечатки пальцев… — Он вышел и при этом так хлопнул дверью, что дверная ручка оторвалась и упала на пол. Щенсному стало немного легче.

Отпечатки пальцев татуированного совпали с отпечатками, оставленными у скупщика. Но майор понял, что не сможет допрашивать этого подонка. Он не надеялся на свою объективность. Это сделал Кренглевский. Оказалось, что член «фашистской элиты» что-то вроде посредника между ворами и скупщиками краденого. Он был у Уража два-три раза и, собственно, ничего толкового не смог о нем сказать. Вместе с тем он пытался заинтересовать Кренглевского идеологией терроризма, но тот прервал его разглагольствования и отвел «террориста» в комнату службы безопасности.

— Объясни, что этим щенкам в башку ударило? — говорил он потом Щенсному, злой и раздраженный. — Ведь они поляки!

— Их подстрекают с Запада. Оттуда потоком идут брошюры, листовки, посылки… Есть ведь у нас такие, что за доллары, водку, сигареты продались бы любому капиталистическому государству. Во всем этом есть и наша вина, вина общества. Мы не сумели воспитать патриотами этих молодых людей, по крайней мере часть из них. Ну и вот такой результат… Но вернемся к делу Якуба Уража. Не знаю, есть ли смысл беседовать с Моникой Кропиньской.

— А зачем вообще с ней беседовать? Понимаю, тебя беспокоит тип в темных очках, с которым она приходила к ювелиру. Но послушай, летом каждый второй ходит в таких очках. Мы удаляемся от настоящей линии следствия. Ведь наблюдение за Пасовским до сих пор ничего не дало. Не кажется ли тебе, что Завадовский умышленно подставил нам его?

— Возможно. Только я не совсем четко вижу эту, как ты ее назвал, настоящую линию следствия. Как говорится, ищи ветра в поле.

Инженер Вишневский, как и Завадовский, без труда узнал водителя, которому он сменил покрышки, на снимке, где тот был запечатлен в очках и без усов. Ювелир с Воли больше склонялся к другой фотографии. Он не был, правда, уверен, но ему казалось, что у спутника Моники были усы.

Трое воров сразу же указали на тот снимок, где он был изображен с глубокими морщинами на лице, с усами и в очках с затемненными стеклами. Кроме того, Оператор добавил, что у Уража был нервный тик, временами поднимавший его верхнюю губу, как у собаки. Случалось также, что он сбривал усы. Все, однако, сходились в одном: высокий, немного горбится.

— У Пасовского спина прямая, усов он не носит, нервного тика нет, — вздохнул майор. — Видимо, мы встали на ложный путь. — Он немного подумал, потом добавил, словно продолжая какую-то свою мысль: — А все-таки нужно будет…

В баре у Дануты Пасовской можно было недорого и вкусно поесть. Щенсный убедился в этом, отобедав здесь шесть дней подряд и насладившись прекрасно приготовленным кофе. Он незаметно присматривался к посетителям, несколько раз заговаривал с официантками, хвалил кухню, улыбался пани Дануте — и его стали уже встречать приветливо, видя в нем постоянного посетителя.

На седьмой день, вскоре после полудня, в бар вошел мужчина, высокого роста, симпатичный, с загорелым лицом, волнистыми густыми волосами. Щенсный вздрогнул и весь обратился во внимание. Нетрудно было догадаться, что это Казимеж Пасовский. Он был без очков и без усов.

Похож ли он на Якуба Уража? Именно на том снимке, который эксперт «очистил» от морщин и усов? Майор вынужден был ответить себе — да, похож, хотя фотография в паспорте выглядела бледной и нечеткой. Сходство имелось, но этого было явно недостаточно. Возможно ли, чтобы столь элегантный мужчина ночевал на грязной лежанке, ходил в лохмотьях, и, главное, каким образом он завоевал такое исключительное доверие среди отбросов общества, подонков, приносивших и продававших ему ворованные драгоценности? Каким чудом он смог вкрасться в эту среду, всегда недоверчивую, осторожную, узнающую чужака за километр…

«А может, — пришло майору в голову, когда он медленно пил свой кофе, — Пасовский сам вышел из этой среды? Выбился в люди, что-то там окончил, удалился от нее на какое-то время, но оставил надежных дружков. Жил далеко от них, женился на культурной женщине, но волка тянуло в лес. И он вернулся. Но не навсегда, возвращался только на время, для улаживания денежных дел».

Есть ли у них возможность обследовать всех варшавских мошенников, скупщиков; воров и других нарушителей закона, чтобы напасть на след Пасовского? Проследить его детские годы, юность, его связи? Из документов следовало, что он родился в Вене за три года до начала войны. Году в сорок шестом или сорок седьмом вернулся на родину. Таким образом, в настоящее время ему должно быть сорок пять лет. Выглядит моложе. В Польшу вернулся с матерью, которая вскоре умерла, и ребенка взяли родственники. Он жил с ними в Гданьске.

В Гданьске… И тут Щенсный вспомнил историю с поддельным дипломом политехнического института, который Ян Завадовский купил у незнакомого человека именно в этом городе. А потом его шантаж, провал. Некто высокого роста, в темных очках. К инженеру Вишневскому насчет покрышек приезжал ночью тоже высокий мужчина в темных очках.

Как же вынудить Пасовского, чтобы тот надел такие очки? Как уговорить, чтобы он приклеил усы и превратил свое гладкое лицо в морщинистое, надел лохмотья скупщика? И в таком виде попросить показаться Оператору или тем, другим… Чепуха!