Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона Страница 42

Джэнсон подобрал с земли большой кусок сланца, стараясь действовать абсолютно бесшумно; любой резкий звук, такой, как скрежет двух камней один о другой, заставил бы грека стремительно обернуться. Замахнувшись, Джэнсон что есть силы швырнул камень, целясь греку в затылок. Тот начал было оборачиваться, но камень ударил его в голову, и он повалился на землю. Перешагнув через невысокую стенку, Джэнсон схватил «художника» за волосы, зажимая ему рот. Затем он перетащил его через стенку и перевернул на спину.

Вытащив из-за пояса грека плоский пистолет — мощное полуавтоматическое оружие, «вальтер П-99», — Джэнсон увидел, что к дулу намертво прикреплена трубка с отверстиями. Бесшумное оружие, предназначенное для того, чтобы его не демонстрировать, а использовать — не угрожать, а приводить угрозы в исполнение. Этот человек был профессионалом, и у него было профессиональное снаряжение. Джэнсон ощупал вышитый воротник блузы, ища микрофон, и убедился, что режим передачи не был включен. Разорвав ткань, он отыскал маленький голубовато-черный пластмассовый кружок с отходящими от него медными проводками.

— Передай своему другу, что у тебя чрезвычайная ситуация! — зловеще шепнул Джэнсон, прижимаясь губами к уху грека. Он не сомневался, что задача была поручена тем, кто владеет английским и не истолкует приказ ошибочно. — Дай ему знать, что тебя предали! Как это и произошло на самом деле!

— Den omilo tin Aggliki, — ответил «художник».

Джэнсон надавил ему коленом на горло так, что тот поперхнулся от боли.

— Ты не говоришь по-английски? В таком случае, полагаю, мне нет смысла сохранять тебе жизнь.

Грек выпучил глаза.

— Нет! Пожалуйста,не надо. Я сделаю все, как вы скажете.

— И помни, katalaveno ellinika.

«Я говорю по-гречески». По крайней мере, это наполовину правда.

Нажав на потайной переключатель на воротнике, грек включил микрофон и начал говорить. Беспокойство в его голосе стало особенно убедительным после того, как Джэнсон приставил «вальтер» к его виску.

Как только грек передал сообщение, Джэнсон швырнул его о каменную стену. Основной удар пришелся на череп; грек придет в себя не раньше чем через час, а то и два.

В бинокль Джэнсон увидел, как бизнесмен в светло-сером костюме вскочил и быстро направился к сосновой роще. По тому, как он держал в руке свернутую газету, было очевидно, что под ней что-то скрыто. Тревожно оглянувшись вокруг, бизнесмен в очках пошел дальше, продолжая сжимать в руках свежий экземпляр «Элефтеротипии», ежедневной афинской газеты.

Джэнсон посмотрел на часы. Прошло уже слишком много времени; Аггер может уступить возрастающему беспокойству и вернуться в посольство. Именно так предписано вести себя, если тот, с кем договорился о встрече, не появляется: ждать нужно только строго определенный промежуток времени.

Джэнсон затаился в конце дорожки. Когда «бизнесмен» поравнялся с ним, Джэнсон выпрыгнул из-за дерева, ткнув ему в лицо «вальтером», разбив зубы и кости. Брызнувшая изо рта кровь испачкала белую рубашку и светлый пиджак; бизнесмен выронил газету, и спрятанный в ней бесшумный пистолет звякнул о камни. Быстро отвернув лацкан пиджака, Джэнсон увидел маленький голубовато-черный кружок, такой же, как был у «художника».

Убрав «вальтер» за пояс, Джэнсон вытер с руки пятнышко крови. Его захлестнула какая-то слабость. За последние несколько дней он вернулся ко всему тому, что, как надеялся, навсегда оставил позади — к насилию, заговорам, смертельным играм, к тому, что навечно впечаталось в его сознание за двадцать пять лет работы в разведслужбах. Однако сейчас не было времени заглядывать в разверзшуюся перед ним бездну. Он должен собраться с мыслями, проанализировать сложившуюся ситуацию, начать действовать.

Есть ли еще кто-то, помимо этих двоих? Джэнсон больше никого не обнаружил, но твердой уверенности не было. Туристы-японцы? Возможно. Но маловероятно.

Придется пойти на риск.

Выйдя на дорожку, Джэнсон направился к Аггеру, который сидел на мраморной скамье, никак не в силах отдышаться.

— Пол! — воскликнул тот. — Слава богу. А то я уже начал беспокоиться, не случилось ли что с тобой.

— На Вас-София сплошная пробка. Я совсем забыл, какая там задница в это время дня.

Джэнсон решил, что главное пока не пугать Аггера. Он живет в мире проводов и клавиатур; подобная таинственная встреча выходит за рамки его обычного распорядка и, кроме того, является грубым нарушением правил. О любой попытке контакта, даже со стороны сотрудника или бывшего сотрудника любой из американских разведслужб, следовало немедленно докладывать начальству. Аггер нарушил правила уже тем, что согласился на эту встречу.

— Господи, прыгая из трамвая в трамвай, я все ломал голову: «Я что, стал шпионом?» — Бледная улыбка. — Можешь не отвечать. Слушай, Пол, я рад, что ты позвонил. В последнее время я начал о тебе беспокоиться — и серьезно. Ты не поверишь, какой грязью тебя поливают.

— Не принимай всерьез, старина, — заметил Джэнсон. Похоже, спокойствие и уверенность Джэнсона передались и Аггеру.

— Но я не сомневаюсь, мы обязательно все распутаем. Что бы там ни было, я уверен, мы во всем разберемся. Предоставь этих вашингтонских бюрократов мне. Поверь, никто не поймет одного крючкотвора так, как другой крючкотвор.

Джэнсон рассмеялся, в основном ради Аггера.

— Кажется, впервые я почувствовал что-то неладное сегодня утром. Я шел по Стадиу, никого не трогал, и вдруг оказался в центре общего собрания всех служб безопасности нашего посольства. Я уже успел отвыкнуть от таких знаков внимания к своей особе.

— Понимаю, это полнейший бред, — сказал Аггер, — но говорят, что ты взялся за одну работенку, Пол. За такую, за какую тебе не следовало бы браться.

— И?

— Всем хочется узнать, для кого ты выполнил эту работу. Многим хочется узнать, почему ты за нее взялся. Кое-кто считает, на последний вопрос есть шестнадцать миллионов ответов.

— Боже всемогущий! Как только могли подумать такое обо мне? Я же величина известная.

Глаза у Аггера по-прежнему бегали.

— Мне ты можешь ни о чем не говорить. Послушай, у нас все просто взбесились. Но я не сомневаюсь, мы обязательно все уладим. Так, значит... — чуть ли не застенчиво добавил он, — это правда, что ты согласился на ту работу?

— Да, согласился — ради Петера Новака. Со мной связались его люди. Я был перед ним в долгу, в большом долгу. В любом случае, меня отрекомендовали. Госдеп.

— Видишь ли, все дело в том, что госдеп это отрицает.

— Что?

Аггер виновато пожал плечами.

— Государственный департамент все отрицает. И ЦРУ тоже. Если честно, в управлении даже не знают о том, что случилось на Ануре. Информация обрывочная, противоречивая. Но, как утверждают, тебе заплатили за то, чтобы Петер Новак не покинул остров живым.

— Это же сумасшествие!

Аггер снова виновато пожал плечами.

— Любопытно, что ты употребил это слово. Нас предупредили, что ты, вероятно, сошел с ума, хотя в действительности фраза была гораздо мудренее. «Диссоциативное расстройство. Посттравматическая абреакция»[22].

— Аггер, я на тебяпроизвожу впечатление сумасшедшего?

— Ну конечно же, нет, — торопливо заверил его Аггер. — Конечно, нет. — Последовало неловкое молчание. — Но послушай, нам ведь хорошо известно, через что тебе пришлось пройти. Столько месяцев мучений в плену у вьетконговцев. Я хочу сказать, господи, побои, голод — все это не могло не сказаться на тебе. Рано или поздно это далосвои последствия. Боже, что с тобой сделали... — Помолчав, он добавил совсем тихо: — Не говоря о том, что сделал ты.

У Джэнсона по спине пробежал холодок.

— Нельсон, о чем ты?

— Я только хочу сказать, что многие беспокоятся за тебя, и эти люди занимают не последнее место в разведке.

Неужели его действительносчитают сумасшедшим? Если так, ему не позволят разгуливать на свободе. У него в голове осталось столько информации, к которой он имел доступ в качестве сотрудника Отдела консульских операций, — доскональное знание внутреннего порядка, осведомителей, агентурных сетей, продолжающих действовать. Утечка секретных сведений уничтожит годы работы; этого нельзя допустить любыми средствами. Джэнсону были знакомы официальные рассуждения в подобных случаях.

Несмотря на яркое солнце, жгущее своими лучами открытую площадку на вершине холма, Джэнсон внезапно почувствовал озноб.

Аггер неуютно заерзал.

— Я не очень-то разбираюсь в таких вещах. Говорят, ты остался внешне спокойным, рассудительным, выдержанным. Впрочем, неважно, в порядке ли твоя голова — перед шестнадцатью миллионами устоять очень непросто. Но это я уже говорю от себя.

— У меня нет абсолютно никакого объяснения насчет денег, — признался Джэнсон. — Быть может, Фонд Свободы расплатился со мной таким эксцентричным способом. Вопрос о денежной компенсации упоминался. Но подробно не обсуждался, никаких сумм не называлось. Послушай, мной двигали совсем не деньги. Для меня это был долг чести. И ты знаешь почему.