Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона Страница 41

Джэнсон позвонил Аггеру на сотовый.

— Старина, у меня изменились планы, — сказал он.

— Говорят, все перемены к лучшему, — невозмутимо ответил Аггер.

Джэнсон колебался. Сказать ему, что за ним следят? По легкой дрожи в голосе Аггера он заключил, что лучше этого не делать. Аггер все равно не сумеет отделаться от «хвоста», а следить за ничего не подозревающим человеком проще. К тому же, узнав о слежке, Аггер может запаниковать — плюнуть на все и вернуться в посольство. Лучше дать ему задание, чтобы он стряхнул с себя «хвост», сам не догадываясь об этом.

— У тебя есть ручка? — спросил Джэнсон.

— Я самлучше любой ручки, — вздохнул аналитик.

— Тогда слушай внимательно, дружище. Я хочу, чтобы ты поочередно прокатился в следующих трамваях.

Джэнсон подробно объяснил сложную систему пересадок с одного маршрута на другой.

— Ну и окольный путь ты выбрал, — заметил Аггер.

— Положись на меня, — заверил его Джэнсон.

Тех, кто следит за аналитиком, остановит не необходимость не отстать от него, а постоянно уменьшающаяся вероятность сделать это, не привлекая к себе внимания. В подобных ситуациях опытные оперативники предпочитают отказаться от слежки, чтобы не выдать себя.

— Хорошо, — сказал Аггер тоном человека, понимающего, что он увяз с головой. — Все понял.

— Итак, когда ты выйдешь из вагончика фуникулера на Ликавиттос, ступай по дорожке, ведущей к театру. Я буду ждать тебя перед фонтаном Элиях.

— Слушай, ты должен дать мне — ну, не меньше часа.

— Хорошо, встречаемся через час.

Джэнсон постарался успокоить своего собеседника; судя по голосу, Аггер нервничал, нервничал больше обычного, а это было плохо. Он станет дерганым и излишне осторожным, что будет иметь отрицательный эффект: Аггер станет обращать внимание на второстепенные мелочи и упустит главное.

Джэнсон не спеша прошел мимо кафе — уютного заведения с веселыми желто-зелеными пластмассовыми стульчиками и розовыми столиками на террасе на склоне холма. Рядом был небольшой сад скульптур, уставленный мраморными изваяниями современного розлива. По саду бродила пара подростков в свободных белых балахонах, рассчитанных на накачанные мышцы и болтавшихся на щуплых телах под дуновениями ветерка. Странноватая на вид женщина, сжимавшая в руке пакет с заплесневелой пиццей, кормила и без того обожравшихся голубей.

Укрывшись за густыми зарослями сосны алеппо, Джэнсон поочередно изучил всех находившихся поблизости. В жаркую погоду многие афиняне спасаются на Ликавиттос от зноя и удушливого nephos. Вот японцы, супружеская пара: в руках у мужа крохотная видеокамера размером чуть больше пачки сигарет, свидетельство стремительного прогресса бытовой электроники. Он поставил свою жену на самом краю обрыва — у ее ног лежат все Афины.

Пять минут растянулись в десять, затем в пятнадцать; на площадке появлялись и уходили, казалось бы, случайные люди. Однако далеко не все было случайным. Слева от Джэнсона, тридцатью ярдами ниже, мужчина в свободной блузе, поставив перед собой мольберт, делал набросок пейзажа; его рука совершала широкие, уверенные движения. Джэнсон навел бинокль. Зажатый в сильной, мускулистой руке кусок угля вычерчивал на листе ватмана случайные линии. Что бы ни интересовало этого «художника», определенно это был не открывающийся перед ним вид. Направив бинокль на его лицо, Джэнсон вздрогнул. Этот мужчина не был похож на американцев, которых он встречал раньше. Могучая шея распирала воротник блузы, глаза были мертвыми — этот человек был наемным убийцей, профессиональным киллером. Джэнсон почувствовал, что у него по затылку пробежали мурашки.

Второй мужчина сидел напротив от художника и читал газету. Он был в дорогом светло-сером костюме и в очках. Джэнсон подкрутил бинокль: губы мужчины шевелились. Но он не проговаривал прочитанное, ибо, когда его взгляд оторвался от газеты, губы продолжали шевелиться. Он разговаривал с сообщником — микрофон может быть спрятан в узле галстука или в петлице.

Кто-нибудь еще?

Рыжеволосая женщина в зеленом хлопчатобумажном платье? Нет, следом за ней шли парами, взявшись за руки, десять ребятишек. Это учительница, проводит урок на природе. Ни один оперативник не подставит себя непредсказуемому хаосу группы маленьких детей.

Оставаясь в сотне футов выше фонтана, у которого они с Аггером условились встретиться в четыре часа, Джэнсон продолжал изучать обстановку. Его взгляд непрерывно скользил по усыпанным гравием дорожкам и нетронутой зелени лужаек и кустов.

Заключение: отряд слежения из неопытных американцев заменен местными дарованиями, людьми, знакомыми с обстановкой и способными реагировать мгновенно.

Но какой они получили приказ?

Джэнсон продолжал рассматривать пологий склон, следя за всем необычным. Бизнесмен, судя по всему, задремал, уронив подбородок на грудь: послеобеденная сиеста. Лишь двигающиеся время от времени губы рассеивали эту иллюзию — он продолжал держать связь, хотя бы для того, чтобы бороться со скукой.

Те двое, кого засек Джэнсон, — бизнесмен с газетой и художник с мольбертом — были определенно греки, а не американцы; это однозначно следовало из их внешности, одежды и даже поведения. И языка: Джэнсон неважно читал по губам, но все же смог определить, что бизнесмен говорил по-гречески, а не по-английски.

Но, во имя всего святого, зачем этот бредень? Одним существованием инкриминирующих улик не объяснить готовность к поспешным действиям. Джэнсон больше двадцати пяти лет проработал в одном из самых засекреченных разведывательных ведомств Соединенных Штатов; за это время его успели изучить вдоль и поперек. Если бы он замыслил какую-то крупную нечистую игру, то у него уже были сотни возможностей осуществить задуманное. Однако именно сейчас, похоже, его бывшее руководство поверило в худшее, не утруждая себя попытками найти другое объяснение уличающих доказательств.

Что изменилось — какой проступок он совершил, действительный или мнимый? Или все дело в том, что он что-то знает? Так или иначе, он помимо своей воли встал на пути у больших шишек в Вашингтоне, на противоположном конце земного шара от этого древнего холма в центре Афин.

Есть здесь еще кто-нибудь? Косые лучи солнца затрудняли обзор, но Джэнсон изучал каждую пядь открытой местности, разбив ее мысленной координатной сеткой, до тех пор, пока у него не начали болеть глаза.

В четыре часа появился встревоженный Аггер. Свой темно-синий льняной пиджак он перебросил через руку, голубая рубашка в полоску под мышками промокла насквозь; несомненно, прилежный аналитик, редко покидавший уют оборудованных кондиционерами помещений посольства, был недоволен таким развитием событий.

Со своего наблюдательного поста среди сосен Джэнсон видел, что Аггер уселся на длинную мраморную скамью у фонтана, пытаясь отдышаться, и огляделся вокруг, ища своего старого друга.

Джэнсон распластался на земле.

Мужчина с мольбертом: у него приказ только наблюдать? Или действовать? Джэнсона очень встревожило то, что это был грек. Он убедился, что в городе за ним следили американцы, сотрудники разведывательного подразделения, имеющегося при каждом посольстве Соединенных Штатов. Это были не дилетанты, но и высоким профессиональным уровнем они тоже похвастаться не могли. Джэнсон заключил, эти люди были лучшим, что удалось собрать за очень короткий срок. В афинском секторе не знали заранее, что он появится в городе; в конце концов, он сам принял это решение спонтанно, каких-нибудь двенадцать часов назад.

Но эти греки — кто они? Вероятно, не простые подручные ЦРУ. Это настоящие профессионалы, получившие конкретное задание. От таких людей стараются держаться подальше — кроме тех случаев, когда возникает надобность в их услугах. Как правило, их появление означало необходимость карательных мер, чего не мог позволить себе ни один официальный сотрудник разведслужб.

Но Джэнсон поймал себя на том, что забегает вперед: пока что нет причин отдать приказ о карательных мерах. Пока что нет.

Джэнсон полз по-пластунски среди нетронутой зелени, держась рядом со стеной, сложенной из глинистого сланца. Его продвижение затруднял густой кустарник. Длинные перья сорняков щекотали ноздри; через каждые несколько футов у него на пути встречались высокие пучки травы, и Джэнсону приходилось прилагать особую осторожность, чтобы не шелохнуть их, выдав свое присутствие. Пару минут спустя, приподняв на мгновение голову над выступом стены, он убедился, что находится в нескольких футах от человека с мольбертом. Тот теперь даже не притворялся, что рисует; кусок угля валялся на земле, словно брошенный окурок.

Грек стоял к Джэнсону спиной, и тот отчетливо разглядел мускулистое телосложение молодого «художника». Грек не отрывал взгляда от Аггера, сидевшего на мраморной скамье у фонтана, и его мышцы напряглись, готовые к действию. Вдруг Джэнсон увидел, что он сунул руку под свободную блузу.