Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век Страница 47

Далее же, как я поняла, история развивалась так. Генерал запросил для будущей филиппинской армии сначала девяносто тысяч винтовок в год, а потом предложил нарастить цифру до четырехсот тысяч. По символической цене в восемь песо штука (за бесполезно валяющуюся на складах рухлядь).

— И тут началось! — развел руками Айк. — Военное министерство заявило, что дать столько оружия филиппинцам — значит создать ситуацию, когда мы, Америка, не сможем в случае чего «вмешаться против» нового Содружества. Но в итоге одобрили, для начала, сто тысяч «Энфилдов». И вот приходит бумага — а там стоит окончательная цена. Восемнадцать песо. И где их взять? На генерала теперь смотрят, как…

Айк откинулся на плетеную спинку кресла и небрежным голосом заметил:

— А на фоне этих больших неприятностей кого волнуют мелкие? Типа того, что это очень большая винтовка для филиппинского солдата. Ну, и там — слабый экстрактор, пружинка ломается, патрон остается в магазине, приходится доставать его руками. Если успеваешь. Зато их сколько угодно.

— Айк, а скажите мне — откуда вообще пошла идея, что японцы заглядываются на здешний архипелаг? Мой кучер в этом убежден, но ведь у всяких идей есть исходная точка, правда?

Айк с удовлетворением ставит пустой пивной бокал и вздыхает.

— Это совсем секретно, Амалия. Не говорите японцам, если их выявите и обезвредите. Но история такая. Когда мы с вами были совсем юны, году этак в девятом или десятом, какой-то мой соотечественник-идиот выдвинул гениальную идею: если японцев на их островах семьдесят миллионов, а здесь — пустующие джунгли с комарами и обезьянами, то японцы обязательно рано или поздно захотят взять эти острова себе. Он озаглавил эту идею «концепцией демографического давления». И куча яйцеголовых ученых, особенно из сумасшедшей Ассоциации по международным делам, на полном серьезе обсуждали и единогласно громили эту безумную мысль, пока она не запала в голову каждому третьесортному журналисту, которому как раз в данный момент нечего сказать. И…

Айк очевидно задумался насчет второго пива, но — как подсказал мне мой дар дедукции — вспомнил про Мэйми и передумал.

— И все это было смешно, пока здешние огненные националисты во главе все с тем же господином Кесоном не решили всерьез взяться за независимость. А президентом тогда был еще Хувер…

«Ху-увер», — прозвучал у меня в голове ленивый бас Магды.

— И что бы вы думали, Амалия, Хувер, будучи человеком простым, особо не утруждал себя сложными аргументами. Он спокойно заветировал тот, первый акт о независимости, потому что иначе, без Америки, местные жители не смогут защитить себя от чего? От «демографического давления» соседних азиатских народов. Все, кто хоть что-то понимал в восточных делах, поморщились — но что вы хотите, это же Хувер. Вот так.

Я мрачно оглянулась на оживлявшуюся после дневного оцепенения залу.

— Айк, как вы знаете, у меня была некоторая возможность ознакомиться с этим самым сверхсекретным планом «Орандж»…

— Куда же от вас скроешься.

— И там, конечно, нет никаких японцев.

— А только воображаемый противник. Если серьезно, то таковым могли бы быть и китайцы, вот только на них напали японцы, отхватили Маньчжурию и непонятно что будет дальше…

— Да-да. И, не вдаваясь в детали, при неудаче попытки отразить на пляжах вторжение того самого противника ваша американская армия здесь отступает на укрепленные позиции на полуострове Батаан, к северу от Манилы?

— Если вам интересно, то наш генерал, когда служил здесь не помню в первый или второй раз, прошел весь Батаан пешком, с его горами и лесами, уточняя карту местности. Он знает, как там обороняться.

— А если противник…

— Зверообразные и несчетные полчища такового…

— Выбивает вас с Батаана, то обороняющиеся перемещаются на остров Коррехидор, который виден отсюда, и в его высеченных в скале еще испанцами туннелях сидят и ждут, когда из Перл-Харбора подойдут линкоры.

— Да, в общем, так. Не считая того, что при испанцах артиллерия была другой, она тогда не могла добить с берега до Коррехидора. А сейчас может. Но о чем вы говорите, Амалия. У нас же есть план. Создания полумиллионной армии.

— Не оставляйте усилий, Айк.

— Вам телеграмма, госпожа де Соза, международная.

Вот оно, и как же это я чувствую — вижу — слова через сероватую бумагу, скрывающую текст от посторонних глаз?

Телеграмма из Лондона, без подписи. Конечно, без подписи. Но это оно, чего я ждала: история закончена, жди, мы скоро приедем.

Почему из Лондона? Хотя для отвода глаз все пригодится. «Мы»? У них — то есть Элистера и… конечно, Эшендена… была какая-то общая история?

— Мы хотели с вами посоветоваться, — траурным голосом сказал мне портье, возвышаясь надо мной на целую голову. — Ведь из постояльцев отеля вы единственная подданная империи. Как насчет музыки?

Смотрю на него в недоумении. Я должна сочинять музыку?

И тут Джим, вечный Джим, прошел мимо меня на пару с другим белым и шитым золотом мальчиком, в ногу, с трудом таща куда-то портрет в золотой раме. И — со сползающей с этой рамы черной лентой.

Мощный… да ладно уж, просто толстый и грозный старик с бородкой клинышком, с саблей на боку и множеством внушительных орденов. Джордж. Джордж Пятый. У меня умер король?

Ну да, это же мой король. Я была еще девочкой — а он уже стоял где-то там, на недосягаемых вершинах, иногда выезжал в зеленые парки Лондона в экипаже, запряженном лошадьми. Потом, в последние годы, болел и выздоравливал, болел и выздоравливал. Но он был всегда.

— Знаете что, может быть, не надо слишком веселой музыки, — сказала я портье задумчиво. — Свинг, допустим, не подойдет. Но не хочется превращать наш… Да, наш отель в кладбище. Пусть девочки играют на своих скрипках.

Боже ты мой, умер король. Уходит мой мир.

18. О пользе пудрениц

Никаких больше неожиданностей? Дело раскрыто? Да ничего подобного. Просто перечислим все вопросы, ответ на которые вроде бы ясен, но исключительно в виде предположения.

Кто подверг фотостатированию секретные бумаги генерала Макартура? Уже ясно. Да-да, ясно. А вот зачем… Ну да, сейчас я буду часа два просматривать все документы, любезно предоставленные замученным Айком. И ни секунды не сомневаюсь, чье имя там увижу. Вопрос лишь, а какому конечному заказчику было нужно так уж внимательно изучать план обороны Филиппин (известный всем здешним газетам), спецификации на довольно, в общем, обычные торпедные катера? Да даже и знаменитый «план Орандж», который все равно спишут в архив в момент, когда эта страна получит через десять лет свою армию, — кого он интересует, если в его последнем варианте, как я теперь понимаю, изменились только частности?

Это первый вопрос. А вот второй: адмирал Идэ. С которым тоже почти все ясно, осталось только прочитать некоторые бумаги из предоставленных Айком. Но неясно, кого и почему он боится, от кого скрывается. И не совсем ясно, какое отношение история с престарелым советником императора имеет к японским пометкам на бумагах генерала Макартура.

Да, а тут еще Фукумото. Чьи бумаги неопровержимо доказывают: если в Японии и возникают какие-то новые идеи насчет ценности будущей страны по имени Филиппины, то идеи исключительно коммерческого характера. И еще эти бумаги говорят, что какая-то группа политиков или чиновников устала от того, что эти самые Филиппины на самом деле никого в Токио не интересуют. А болтовня насчет «демографического давления» — это для дураков или политиканов.

Ну и как с этим согласуются мои пункт первый и пункт второй?

А еще не забудем ту самую встречу двух моих героев в плохом отеле «Пальма-де-Майорка». Поклоны (со стороны Фукумото — очень даже низкие), короткий и дружественный разговор. Да, они знают друг друга. И если советник императора знает якобы профессора Фукумото… Да, но после этого разговора в профессора полетели револьверные пули человека, которого — честно говоря — я себе очень плохо представляла. Хотя надеялась вскоре увидеть. Лучше — мысленно. Потому что это очень, очень неприятный человек.

А что за преступление — увидеть адмирала Идэ? Вывод может быть такой: оба, Идэ и Фукумото, делают что-то такое, что другие люди хотят срочно остановить. И если учесть, что прячется — до сих пор ведь прячется! — адмирал, да и профессор явно не ожидал подобного хода событий и тоже спрятался, кстати, съехав из отеля… То что мы тогда получаем? Непонятно.

И уж совсем вроде бы посторонняя история — наша с Вертом. История двух забытых шпионов, совершенно очевидно отправленных заниматься какими-то японскими делами в этот странный город, и не то чтобы брошенных тут — но в любом случае оставленных без связи на целых три месяца. До вчерашней телеграммы. А это что означает? Как минимум — что отправлять нам какие-либо сообщения и получать ответные для кого-то казалось опасным. В том числе, видимо, опасным для нас двоих. А может, и нет.