Двойное сердце агента - Андрей Болонов Страница 47

– Пуля быстрее… – философски заключил Грошев, заводя мотор серой «Волги».

* * *

Геннадий Уланов, нападающий московского «Торпедо» и сборной СССР по футболу, любил Центральные бани. Мягкий пар, уютная обстановка, приветливый к нему персонал. Вот и сейчас, отхлеставшись вволю веником, Уланов выбежал из парной, окунулся в купель с ледяной водой и, растеревшись махровым полотенцем, в чудесном настроении вышел в раздевалку.

Рядом со своим шкафчиком он увидел Степанкова, Люсьена и Олейникова, которые, уже раздевшись, обматывались простынями.

– Кого я вижу! – радостно воскликнул Уланов, направляясь к Степанкову. – Сам Марчелло Мастроянни!

– Звездам советского футбола горячий привет! – обнял его Степанков и представил: – А это мои друзья: наследник Наполеона Буонопарта месье Жоре…

– Люсьен! – шаркнул босой ножкой по кафелю француз.

– …и Петр, – продолжил Степанков, – практически святой, спаситель страждущих!

* * *

– Они моются уже пятнадцать минут, – нервно сказал Грошев, поглядывая из окна автомобиля на вход в Центральные бани.

– Это много? – серьезно спросил Юров.

Грошев промолчал. Еще раз глянув на часы, он открыл дверцу и приказал:

– Пошли! Проверим на месте…

* * *

Раздевалка Центральных бань была поделена шкафчиками на довольно уютные закуточки, в каждом из которых стоял небольшой столик, окруженный скамейками. Официант принес еще четыре кружки пива и исчез.

– Слышал я про Яшку, – сказал Уланов, сдувая белоснежную пену, – крутой фарцовщик…

– Фарцовщик? – переспросил Олейников.

– Ну, по-другому – «форсельщик», – пояснил Уланов. – Они постоянно к иностранцам на Плешке пристают: Have you anything for sale? Бегают и клянчат: «Фор сейл, фор сейл?» Вот их и прозвали – «форсельщики». Но лично я с Яшкой не знаком. У меня другие каналы. Но мне как-то дядя Гия рассказывал…

– Дядя Гия – «два туза»? – проявил осведомленность Степанков.

– Ага, – кивнул, отхлебывая пиво, Уланов.

– Почему «два туза»? – спросил Олейников.

– Картежник. Профессиональный игрок, – сказал Уланов. – Но, когда надо, умеет и проигрывать. Нужным людям, например.

– Пару месяцев назад, – перебил его Степанков, – он сыну самого Егора Сидорова сто тысяч проиграл. С тех пор они – дружбаны.

– Вот он мне и рассказывал про этого Костика – сына Сидорова, – продолжил Уланов, – что у того приятель такой есть. Яшкой зовут. Восходящая звезда валютного рынка!

Олейников задумался, хлебнул пивка и спросил:

– А на Гию-то как мне выйти?

– Адреса не знаю, – сказал Уланов, – но он часто в гостинице «Советская» играет. Там у них что-то типа закрытого клуба.

– Катран там, – опять встрял Степанков.

– Весь «бомонд» собирается, – пояснил Уланов: – артисты всякие, из начальства большого кое-кто, директора крупных магазинов. Вот, кстати, и Стефания Людвиговна – директриса этих бань – тоже там бывает…

– Стефания Людвиговна? Что за дама? – спросил Олейников, замечая, как в раздевалку входят Грошев и Юров и устраиваются неподалеку от их столика.

– Бальзаковский возраст… – сказал Степанков и, подняв указательный палец вверх, добавил: – Но такая штучка…

– Ураган! – согласился Уланов.

Олейников продолжал поглядывать на уже раздевшихся чекистов, к которым подбежал улыбающийся официант.

– Пивка? – радушно предложил он.

– Что? – переспросил Грошев.

– У нас принято пиво заказывать, – объяснил официант.

– Ну раз принято… – обрадовался Юров и осекся, увидев строгий взгляд Грошева.

– Квас у вас есть? – сухо спросил Грошев.

Олейников повернулся к Уланову.

– Ну что, Геннадий, ты, говорят, шикарно с веником управляешься. Может, меня попаришь?

– Да с удовольствием! – согласился Уланов. – Айда за мной!

И вся компания, залпом допив пиво, с шумным гоготом устремилась в парную.

Грошев и Юров переглянулись и, не притронувшись к принесенному официантом квасу, встали и проследовали за объектом наблюдения.

Войдя в парилку, чекисты сразу оказались в плену клубов ароматного пара, напоминавшего густой утренний туман. Двигаясь на ощупь, они примостили свои бледные тела на средней полке и попытались оглядеться. Высокое просторное помещение со стенами, обитыми вагонкой, и узеньким тусклым окошком под потолком, через которое практически не проникал свет. Три уровня полок. Большая каменная печь в углу. Десятки голых тел, которые в полумраке и сквозь паровые облака были практически неразличимы. Грошев и Юров напрягли слух, пытаясь определить по голосу, где находится Олейников.

А затаившийся за купелью перед входом в парную Олейников, как только убедился, что за чекистами захлопнулась дверь, проскользнул назад в раздевалку, подошел к шкафчикам, у которых раздевались Грошев и Юров, быстро обыскал их одежду и забрал из карманов удостоверения сотрудников КГБ, паспорта и все деньги.

* * *

За столом в кабинете, обстановка которого эклектически подчеркивала как ведомственную принадлежность, так и повышенную чувственность его хозяйки, сидела директриса Центральных бань Стефания Людвиговна Краневская – дама лет шестидесяти, весьма эмансипированной и яркой внешности. Листая иностранный журнал мод, она маленькими глоточками потягивала кофе из элегантной чашечки. Настроение у нее было романтическое.

Дверь из приемной приоткрылась, показалась голова секретарши Людочки.

– Стефания Людвиговна, тут к вам посетитель.

– Кто таков, деточка? – не отрывая глаз от последних писков парижской моды, спросила Краневская.

– Говорит, ваш давний поклонник, – интригующе сообщила Людочка.

– Давний? – удивилась Краневская. – Надеюсь, он намекает не на мой возраст… – и, отложив в сторону журнал, поинтересовалась: – Симпатичный?

Людочка кивнула.

Краневская поправила прическу и царственно махнула рукой:

– Ну проси…

Людочка исчезла, и через мгновение на пороге показался свежевымытый Олейников в своем шикарном костюме. Волосы его, как у Гарри Купера, были гладко зачесаны назад, в руках он держал огромный букет садовых цветов.

– Стефания Людвиговна! Разрешите представиться: Петр Алексеевич Орлов, управляющий золотыми приисками треста «Колымзолото», – сказал Олейников, щелкнув каблуками и сделав кивок головой. – Я первый день в Москве и, увидев вас утром входящей в здание этого очищающего не только тело, но и душу заведения, был настолько очарован вашей красотой, что не мог не выразить свое восхищение…

– Деточка! Сколько вам лет? – перебила его Краневская. – Вы хотите, чтоб я вас усыновила?

– Я хотел… – замялся не ожидавший такого предложения Петр.

Краневская встала, подошла к Олейникову, оценивающе осмотрела его с ног до головы и, удовлетворившись результатом, забрала из рук смущенного кавалера букет цветов.

– Вы, как я понимаю, большой лгун, – сказала она. – Видеть меня утром входящей в это здание вы вряд ли могли, поскольку захожу я всегда со служебного входа…

– Но… – слегка покраснел Петр.

– Да и эти очаровательные цветы… – Краневская поднесла букет к лицу и вдохнула его аромат, – очень уж напоминают несчастные создания, еще полчаса назад украшавшие клумбу под моим окном.

– Стефания Людвиговна… – окончательно стушевался Олейников.

– Но я люблю лгунишек, – игриво сказала Краневская. – Тем более таких симпатичных. Насчет золотых приисков и того, что вы прибыли с Колымы, вы мне тоже наврали?

– Ну что вы… – попытался возмутиться Олейников.

– Ну