Богомил Райнов - Агент, бывший в употреблении Страница 9

— И все-таки, скажи, ты задавался когда-нибудь вопросом: повторил бы ты свой жизненный путь, доведись тебе прожить еще раз? — интересуется Борислав.

— Кто же им не задавался!..

— И каков ответ?

— Он настолько глуп, что не хочется его озвучивать.

— И не надо. И так понятно.

На исходе зимы снова наношу визит Однако. На сей раз по приглашению. С меня — банка кофе, с него — хорошая новость. Вопрос с моей пенсией улажен. А чтобы удовлетворение было полным, Однако достает из шкафа свой шедевр — «Три грации».

— Ты только посмотри, какая поэзия, какая плоть! — бормочет он.

И чтобы сосредоточить мое внимание в правильном направлении, указывает на соответствующие дамские прелести.

По-настоящему чувствуется наступление весны. Дует южный ветер, на лотках — подснежники, а у меня в кармане — пенсия. Единственное, чего не хватает, так этого самого весеннего настроения. Иду бесцельно по грязным улицам и ощущаю внутри себя пустоту — словно дупло, в которое забыли вложить сердце.

Мне хорошо знакома мучительность ожидания. Но только теперь начинаю осознавать, что гораздо мучительнее — ничего уже не ждать. Иногда я целыми днями просиживаю дома. Занимаюсь всякими мелочами, чтобы убить время. Одно из таких занятий — бесцельно глазеть в окно. Могу глазеть, не раздвигая занавесок, поскольку в комнате Афины они тюлевые, и сквозь их прозрачную белизну унылый вид безликой улицы видится почти поэтическим. Но иногда будничная проза требует увидеть улицу напрямую, так сказать, без завес, — когда, к примеру, на дороге происходит авария или начинает лить дождь. Для таких случаев между краями занавесок у меня оставлена узенькая щелочка. Именно в эту щелочку однажды утром примечаю в доме напротив нечто такое, к чему стоит присмотреться. Я имею в виду мужчину, который возникает в окне и смотрит в мою сторону. Я стою таким образом, что едва ли ему виден, зато мне хорошо виден его очевидный интерес к нашему жилищу.

Есть разные способы установить, случайно брошен на тебя взгляд или за тобой наблюдают. При моей профессии такая проверка проводится почти бессознательно.

— Что-то заинтересовались нами, — сообщаю Бориславу на следующий вечер, когда он приходит домой.

— Заинтересовались тобой, — уточняет он.

— Почему ты исключаешь себя?

— Потому что, в отличие от тебя, читаю газеты. Не твои любимые «Ле Монд» и «Ди Прессе», а самые обыкновенные наши издания.

Молчу. Ему вопрос задают, а он тебя в ответ поучает… Мое молчание, ясное дело, раздражает Борислава.

— Не догадываешься, что причина опять в твоем Вале?

И поскольку я продолжаю молчать, добавляет:

— Вчера он сбежал из тюрьмы.

— А что полиция?

— Полиция пока безмолвствует, но какая-то шустрая журналистка уже обо всем раструбила.

— И органы полагают, что сбежавший зайдет ко мне в гости?

— Наверное, не исключают такой вероятности.

Может, оно и глупо, но это происшествие позволяет нам поболтать после ужина. В последнее время тем для разговоров остается все меньше, не говоря уже о том, что они становятся слишком однообразными.

Основной лейтмотив сегодняшней болтовни — конечно же, сбежавший Вале. Зачем ему понадобилось идти на столь рискованный шаг накануне пересмотра дела, а может, и отмены приговора? Ответ очевиден: Вале понял, что приговор останется в силе, поскольку его прошение разбилось о камень преткновения, и что, образно говоря, этот камень преткновения — я. Вполне достаточное основания для того, чтобы возненавидеть меня. Но отнюдь не единственное и не самое важное.

О чем думает молодой человек, отсиживающий долгий срок в тюрьме? О многом, потому что в тюрьме времени для раздумий предостаточно. Но среди множества тем неизменно присутствует основная — месть.

Несколько лет назад, ненадолго вернувшись из-за границы, я обнаружил в своем почтовом ящике мятый конверт без адреса и почтового штемпеля. Письма в конверте не было — только вырезка из какого-то журнала о кино: реклама фильма «Слово полицейского» с участием Алена Делона. Заглавие фильма было жирно подчеркнуто шариковой ручкой, а внизу опять же шариковой ручкой было выведено печатными буквами: «Помню о тебе».

Еще бы ему не помнить! Ведь вся его дольче вита с красивыми иномарками, красивыми женщинами, красивыми костюмами, вся эта роскошь, приобретенная рискованным ремеслом наркоторговца, полетела к чертям из-за какого-то подлого полицейского агентишки. Подлого и лживого, коварно нарушившего свое слово. Слово полицейского.

Вале не мог не знать о моих попытках смягчить ему меру наказания. Ведь парень пропел на следствии целую арию на тему наркотрафика. Зачем же ломать ему жизнь? Однако суд посмотрел на дело с иной точки зрения. Приговор должен был продемонстрировать Западу всю степень суровости нашего правительства по отношению к наркоторговцам.

Не трудно себе представить, какие кровавые сцены мести разыгрываются в воображении Вале, каким изощренным пыткам подвергает он меня по ходу развития сюжета, превращая в финале в отбивную.

Но тут в разговоре с Бориславом простая на первый взгляд проблема обрастает дополнительными вопросительными знаками. Жажда мести какого-то заключенного вряд ли может волновать кого-нибудь, кроме него самого. Питая свою жажду воображаемыми кровавыми сценами, он мог с тем же успехом просидеть еще лет пять-шесть. То обстоятельство, что развитие событий не ограничилось этим сценарием, доказывает, что кроме фактора самого Вале в эту историю вмешался и какой-то иной фактор.

Откуда возник столь повышенный интерес к моей машине в Калотине? Каким образом из следственного дела исчезли материалы? И действительно ли они исчезли, или это надуманный предлог с целью допросить меня? Возможно ли с такой легкостью сбежать среди бела дня из тюремного лазарета? В чем истинная причина организованного за нашей квартирой наблюдения? Почему информация об этом деле исходит не от полиции, а от какой-то журналистки? Вопросов много, и, взятые в сумме, они приобретают особую важность.

Суть вещей не такова, какой она кажется на первый взгляд. Для людей нашей профессии это азбучная истина. И не удивительно, если за внешней идиллией кроется серьезная угроза. По крайней мере, таково мнение Борислава о субъекте, глазеющем из окна противоположного дома с таким видом, словно ему нечего делать и он занимается этим скуки ради.

А поскольку Борислав не из тех, кто склонен к абстрактным рассуждениям, он тут же предлагает план ответных действий. Эти действия и их мотивы вкратце сводятся к нижеследующему.

Едва ли цель наблюдения — поглядеть на наше житье-бытье; задача тут иная — визуально зафиксировать нечто, что должно произойти. И, вероятнее всего, это нечто должно случиться со мной и, скорее всего, в отсутствие Борислава. Раз нами занимаются, значит, им известно, что с утра и до вечера, когда Борислав на работе, я в квартире один. Завтра надо будет сделать наоборот: Борислав останется дома, а я — через черный ход — незаметно выскользну на улицу.

— Просто и ясно, — признаю.

— Все великое просто, — скромно отвечает Борислав.

— Но имей в виду: в таком случае, уготованное мне, случится с тобой.

— Об этом не беспокойся. Не забудь только по пути домой купить газету.

На следующий вечер приношу газету и узнаю, что за день ничего особенного не случилось, если не считать того, что типа в окне напротив сменил коллега.

— И что будем делать завтра?

— То же самое. Повторим номер.

Упрямый человек. И не без оснований. На следующий день ближе к обеду в квартире раздается звонок.

Борислав резко распахивает дверь и, оказавшись лицом к лицу с двумя крепкими парнями, строго спрашивает:

«Вам кого?»

«У нас есть кое-что для Боева».

«Боева нет. Давайте, что у вас для него».

Один достает ножичек, другой замахивается кулаком. Что дает моему другу веское основание как следует разойтись. А если Борислав разошелся, то держись от него подальше!

В этот момент прибегают два полицейских и один штатский с видеокамерой — с единственной целью зафиксировать действия Борислава.

«Он на нас набросился», — жалуются парни.

«Я у себя дома. Спросите лучше их, что они тут делают», — парирует мой друг.

Много шума из ничего. И среди парней — ни одного по имени Валентин. Однако шум все-таки не совсем «из ничего». После того как защелкиваются наручники, нападавших быстро обыскивают, и из-за пазухи одного из них извлекают довольно увесистый целлофановый пакет, наполненный каким-то коричневатым порошком. Вероятно, героином. И наверняка тем дешевым, который только и годится что для компрометации.

— Похоже, в обмен на свободу, Вале обязали сыграть определенную роль, — комментирует вечером Борислав. — Только он в чем-то усомнился и перепоручил свою миссию этим двум наркоманам.