Иван Неручев - Особо сложные дела Страница 9

Прощаясь с матерью, Грибанова шутливо сказала:

— Совещаясь на месте, суд в единоличном составе приговорил: Сурова Анатолия Яковлевича за недостаточностью собранных по делу улик считать оправданным. — И добавила более серьезным тоном: — Нет, правда, я не нашла в нем ничего дурного.

Мать облегченно вздохнула.

Прошло несколько дней. В городе нарастала тревога. Участились налеты вражеской авиации и прицельные попадания в объекты жизненной важности.

Радио и газеты настойчиво призывали усилить бдительность. Ни одного сомнительного человека не оставлять без тщательной проверки! Благодушие смерти подобно, невнимательность — тяжелое преступление перед Родиной.

Снова заныло сердце старой матери. А тут еще Анатолий почему-то косо на нее поглядывает… Непонятен и его не в меру большой интерес к Грибановой. Что ему от нее надо? К чему он расточает похвалы в ее адрес? Она и умная, и дельная, и даже сердечная… Не собирается ли она еще заглянуть к ним в гости? Это было бы очень хорошо… Не говорила ли что-нибудь о нем?.. Странно всё это, очень странно… А что всё-таки здесь странного? За что можно ухватиться, если откликнуться на призыв о бдительности?.. Ох, куда она заехала?! Худо так придираться к человеку, к каждому его шагу, слову, взгляду… Он поймет, рассердится. Мария ей этого не простит. Она ведь безгранично верит ему. С этим надо считаться. Но нельзя не считаться с другим: она чувствует здесь что-то неладное. Грибанова ее успокоила… Но Грибанова что, поговорила с ним часок… А разве за час можно раскусить человека?

Улучив минуту, Евдокия Анисимовна заглянула в паспорт Сурова и списала на клочок бумажки адрес его прописки. Не лишне сходить к его бывшей жене, попытать ее… Вот только как лучше это сделать — под своим или чужим именем? Лучше под своим: не умеет она ловчить.

В кабинете следователя, возле его стола, друг против друга, сидели Евдокия Анисимовна и Суров; в углу, слоено всеми забытая, — Мария. Она плохо понимала происходящее, острую схватку между следователем и Суровым.

— Следствие располагает данными, что вы никогда не проживали по Боровой улице и нигде на советской службе не состояли…

— Очень рад за следствие! — язвительно кинул Суров.

— Остроты оставьте! Прошу ответить: подтверждаете вы эти данные или желаете опровергнуть?

— Желаю подтвердить, ибо они неопровержимы, — так же язвительно сказал Суров.

— Тогда скажите, откуда вы взяли штампы, поставленные на паспорте, а также оттиски гербовых печатей?

— Этот мой секрет можно расшифровать: всё дело моих рук… Не в том смысле, что я пользовался чьим-либо ротозейством… Кстати сказать, и это не так уж трудно… Но ведь я — помимо всего прочего — художник, могу нарисовать любую печать, любой штамп, да так, что лучшие эксперты мира не отличат их от настоящих… Хотите, покажу? Дайте тушь, кисточку, бумагу…

— Не требуется. Верно ли, что вы «тройник»: во время финской кампании работали на Финляндию, в последнее время — на фашистскую Германию и в перспективе у вас была еще одна страна — кажется, Франция?

— Это ваше личное предположение или же следствие располагает данными?

— Не отвлекайтесь от ответа.

— В таком случае, отвечу словами философа: я знаю, что я ничего не знаю.

— А мы знаем, что вы лжете. Достоверно известно, что вы — шпион.

— Этого я не отрицаю. Нас с философом надо понимать в том смысле, что ваша Финляндия и ваша Франция к моей шпионской деятельности никакого отношения не имеют.

— А Германия?

— Я вам уже дал по этому поводу исчерпывающие показания.

— Повторите их кратко в присутствии свидетелей.

— Понятно… Уважаемая теща и вы, моя «любимая» Мэри…

Мария вздрогнула, услыхав это издевательское обращение, а мать вспылила:

— Не смей так называть нас! Не смей, не то худо будет! Я не посмотрю, что здесь присутственное место…

— Какова?! — воскликнул Суров. — Может быть, и вы, гражданин следователь, присоединитесь к этой фурии? Действуйте вместе. Нет, серьезно, ведь меня впереди не ждет ничего хорошего.

— Не будем гадать об исходе вашего дела, — ответил следователь. — Однако не советовал бы вам глумиться над этими женщинами. Вы и без того основательно их подвели.

— А они меня? Разве старуха не подвела меня?

— Жаль, что раньше не сделала этого! — вскричала мать.

— Попрошу, гражданин следователь, оградить меня от оскорблений, — сказал Суров.

— Стоит ли вам оскорбляться, Анатолий Яковлевич?.. Лучше будет, если вы ответите еще на несколько вопросов.

— Я, кажется, ни разу не отказывался отвечать на ваши вопросы.

— Пожалуй, это верно. Прошу, перечислите ваши псевдонимы!

— Их было у меня пять: Беспамятнов, Прутиков, Сенокосов, Улыбкин и Светлорусов.

— Настоящая ваша фамилия?

— Индюшкин.

— Фантазируете. Следствие располагает данными, что это псевдоним вашего друга, тоже шпиона.

— Рад за следствие; добавлю: и за вас, как за его боевого представителя…

— Вы неисправимы.

— Хорошо, гражданин следователь, я готов исправиться. Я решительно настаиваю на прекращении допроса: мне надоело торчать перед вами и перед этими куклами…

— А я убедительно прошу вас вести себя по-хорошему. Подчеркиваю — прошу, а там дело ваше; по закону вы можете вести себя как угодно, лишь бы не хулиганить…

— Спасибо за разъяснение ваших законов…

— Стало быть, не ваших?

— Не ловите на слове. Ваши они потому, что ими руководствуетесь вы: вы — юрист, а не я!

— Ладно… Всё же попрошу сообщить настоящую свою фамилию, имя, отчество, подданство, происхождение, родственные и другие связи на нашей территории. Зачем вы продолжаете игру? При вашем положении…

— Вы хотите сказать — безнадежном положении?

— Я сказал то, что хотел сказать.

— Юристам, как и математикам, следует быть предельно точными. Я не случайно добивался уточнения. Если мое положение действительно безнадежно, могу ли я рассчитывать, что вы облегчите его в какой-то мере, разумеется, при условии моей полной чистосердечности?

— Ничего не могу обещать.

— Не хотите или не в силах? Простите, что снова добиваюсь точной формулировки…

— Участь преступников в известных случаях может облегчать только суд.

— В таком случае, — раздраженно прервал Суров, — мы продолжим нашу беседу на эту тему в суде. — И он отвернулся, вызывающе закинув ногу за ногу.

Следователь обратился к женщинам:

— Может быть, вы желаете задать гражданину Сурову какие-либо вопросы?

Мать встала, поправила свои седые волосы; могло показаться, что она хочет произнести пространную речь. Но речи она не произнесла, сказала всего лишь несколько слов, сказала тихо, но очень твердо:

— Молодой, а какой страшный!.. Просчитался, однако, гад… Вы уж не взыщите, товарищ следователь, иначе как гадом назвать его не могу… Просчитался, говорю! С запозданием, с трудом, с терзаниями, а всё же вывели тебя на чистую воду. Думаю, теперь не избежать тебе расплаты. И на суд не надейся… Советский суд по совести судит. Можешь и впрямь считать, что твоим подлостям пришел конец!

Мария ничего не сказала. Она всё еще с трудом владела собой. До сегодняшнего дня всё происшедшее, по предложению следователя, держали от нее в секрете; она думала, что Сурова арестовали за какие-нибудь промахи по службе, надеялась, что это лишь недоразумение… Теперь же пришлось убедиться в ужасном: человек, которому она отдала свое сердце, оказался шпионом, злодеем, врагом… А как он сейчас глумится над ее чувствами, с какой наглостью ведет себя, смотрит в глаза?! Продолжает ли она его любить? Нет, слава богу! Любовь умерла от ужаса, оскорблений, омерзения…

Самоотверженными поступками Мария докажет, что она не последняя среди людей, которые, не щадя себя, отстаивают любимый город, любимую Родину.

Человек с ракеткой

1

С волнением шел в родное село Иван Яковлевич Русанов. Пять лет не был он здесь. Школьные товарищи вряд ли сразу узнают его, когда-то тихого и робкого «Жан-Жака Руссо». Он вырос и возмужал. Шутка ли сказать: 25 лет — четверть века! Плохо лишь, что он до сих пор не сумел одолеть одну черточку в своем характере: застенчивость, робость… Почему бы вот теперь, приехав домой, не сказать матери, что любит Веру Семенову, студентку-однокурсницу, очень красивую и очень способную. Самую красивую и самую способную на всем белом свете. Что в этом дурного? Вера права — это ложный стыд, своего рода болезнь…

Всю дорогу Русанов настраивал себя на определенный лад. При встрече он обязательно посвятит мать во все планы личной жизни — в скором времени они с Верой создадут счастливую семью. Конечно, мать одобрит это его намерение.