Олег Горяйнов - Дежурный по континенту Страница 9

Однако на этот раз он малость просчитался. Фелипе спокойно дождался, пока придурок спустит штаны, и тогда, подняв из пыли осколок кирпича, расколол ему череп.

Тогда-то и проявилась в нем редкая для латина способность просчитывать вперёд свои ходы в шахматных партиях, которых так много за свою жизнь он сыграл с судьбой. Тело охранника ещё корчилось в пыли и грязи подвала, а Фелипе уже нёсся во весь дух по ночным улицам, зажав в ладони двадцать восемь долларов – всё, что удалось выскрести из карманов слюнявого педераста. Не заглядывая на бензоколонку, он удрал из города, и удрал не на юг, куда Хесус немедленно отрядил за ним погоню, а на север. На поезде он добрался до Бейкерсфилда, а оттуда – автостопом – до Сакраменто.

Так далеко, конечно, руки Хесуса не простирались, но Фелипе недаром получил редкостный для людей его профессии шанс дожить со временем до старости: в Сакраменто он задержался ровно столько, сколько потребовалось ему, чтобы заработать денег на дальнейшую дорогу. Через полгода, испытав изрядное количество приключений, обретя недюжинный жизненный опыт, проехав тихой скоростью через весь Дикий Запад, он добрался до Эль-Пасо. Там он вышел на контрабандистов, таскавших в страну Желтого Дьявола марихуану через тоннель под границей в горах Сьерра-Дьябло, и участь его была решена.

Оттуда он смог, наконец, навести справки о том, чем закончилась та история в Алхамбре. Он узнал, что его троюродного деда подонки задушили в том же самом подвале на третьи сутки после его побега.

Через два года Фелипе дал денег «мехильяносам», развозившим наркотики по всему юго-западу США, и Хесуса Ррохо, оказавшегося на самом-то деле не грозным гангстером, а довольно мелким, хоть и нахрапистым, хулиганом, заживо сожгли вместе с бензоколонкой и её новым арендатором, двоюродным братом того дебила, которого Фелипе убил в подвале осколком кирпича по тупой голове.

Да, загнувшийся от белой горячки доморощенный революционер Сабас Ольварра так и не узнал, что от случайного, по сути, от нечаянного соединения его сперматозоида, тогда ещё не испорченного хроническим алкоголизмом, с яйцеклеткой ненадолго пережившей его индианки Хуниты вдруг получился гений, чуть не самый хитрый человек во всей Маньяне! Двадцать лет понадобилось дону Фелипе, чтобы прибрать к рукам больше чем третью часть северной границы. Двадцать лет, чтобы взять под контроль практически всю сухопутную доставку. Двадцать лет, чтобы сам Пабло Эмилио Эскобар Гавириа с надлежащим почтением пригласил Ольварру быть крёстным отцом своего третьего сына.

Бедный, бедный Павел! Мужской гормон так и пёр из него, как перебродившее вино, разрывающее старый кожаный мех.

Мало кто из мужчин мог чувствовать себя настоящим самцом, находясь рядом с великим и грозным Пабло Эскобаром. К сожалению, люди с таким сумасшедшим гормоном никогда не бывают достаточно умны, чтобы оставаться среди живых как можно дольше. И поэтому дон Фелипе на своей гасиенде в тихой цветущей долине готовится спокойно встретить старость, а несгибаемый Паблито лежит закопанный в землю на склоне горы Фронтины и никогда уже не узнает, что за радость чувствует человек, сажая к себе на коленку толстого румяного внука с чёрными смышлёными глазами.

О том, чтобы лично присутствовать на крестинах, не могло быть и речи. Не говоря уже о том, чтобы быть там крёстным отцом. Дон Фелипе, повторяем, всерьёз собрался дожить до старости. О том, чтобы не присутствовать на крестинах третьего сына Пабло Эскобара, не говоря уже о том, чтобы отказаться от чести быть там в качестве крёстного отца, не могло быть речи тем более. Опять же потому, что дон Фелипе собирался дожить до старости, несмотря на разные обстоятельства и прочие издержки профессии.

Так вот и получилось, что за полчаса до того, как дон Фелипе сел в принадлежащий ему двухмоторный «Твин-бич» и поднялся в воздух, приказав пилоту взять направление на юг, но не назвав конечной точки путешествия, – за полчаса до этого события банкир и соратник дона Феликс Эухенио Лопес вдруг поделился кое с кем некой интересной информацией. Любуясь в иллюминатор с высоты десять тысяч футов белоснежными океанскими лайнерами, которыми, как хорошая мичоаканская колбаса – чесноком, были нашпигованы все пятьдесят миль Панамского Канала, Фелипе Ольварра позвонил в дом Эскобара, чтобы сообщить хозяину, что он уже совсем рядом, и, если всё ещё не выслали, то уже можно высылать за ним лимузин.

Личный secretario наркобарона долго извинялся перед высоким гостем за то, что крестины оказались сорваны по независящим от его хозяина обстоятельствам, клялся всеми святыми, что его хозяин лично расправится с проклятыми собаками, испортившими нам всем великий праздник, несмотря на то, что пока что мы несём потери в живой силе и технике, затем предлагал дону Фелипе лучший в мире отдых в пятизвёздочном отеле на Багамах, принадлежащем его хозяину, причём обещал выгнать из отеля всех постояльцев до единого, чтобы никто не мешал глубокоуважаемому сеньору Ольварре вкушать заслуженный досуг.

Дон Фелипе, в свою очередь, сославшись на занятость, отказался от заманчивого предложения и вежливо, но сухо просил передать хозяину его а) глубочайшее уважение, b) глубочайшее сожаление, с) искреннейшее пожелание надрать задницу мерзавцам, покусившимся на святое, после чего велел пилоту поворачивать обратно.

Secretario после этого разговора прожил ещё минут семь, а Лопес навеки попал в анналы ЦРУ под оперативным псевдонимом «банкир» и, увы, стал вечным носителем тайны о контактах своего хефе с гринговской разведкой.

Так вот и жил Фелипе Ольварра, этот ещё не старый относительно безвредный сеньор в своей долине, руководя оттуда через верных людей своими не вполне законными с точки зрения городских крючкотворов предприятиями – на северной границе и вполне законными – по всей стране Маньяне. Нынешней весной ему стукнуло примерно 55. Правда, выглядел он значительно старше от многотрудной жизни своей, и его sicarios за глаза называли его el viejo – старик. Вообще же у него было много разных прозвищ. Где-то называли его Долинным Доном, где-то – Тихим Доном, где-то – Старым Кротом, намекая на его бизнес на северной границе, где-то – Сеньор-Деньги-Вперёд.

Что касается денег, то денег у него хватало, а на чужой кусок он в последнее время не зарился: спокойствие дороже. Правда, в последнее время и у него появились проблемы. Но пока ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. Что касается семьи, то жену он схоронил два года назад, а дочь была замужем за хорошим человеком, не имевшим к его бизнесу никакого отношения, и жили они на юге страны, время от времени присылая внуков погостить к дедушке в долину. Что касается женщин, то теперь в его либидо был некоторый технологический перерыв: взрослые женщины его интересовать практически перестали, а до слюнявой педофилии ему ещё оставалось несколько лет.

– Хуанито, сынок, – сказал он румяному внуку и спустил его с колена на ковролин. – Сбегай-ка на веранду, скажи дяде Хулио, что твой дедушка по нему сильно скучает и хочет поскорее его увидеть.

Трёхлетний малыш вприпрыжку убежал на веранду. Дон Фелипе взял с малахитового столика пульт дистанционного управления телевизором с полутораметровым экраном и пощёлкал кнопками. По третьему каналу говорили про Макдоналдс. Всё-таки взрыв и «Съело Негро». Вспоминали застреленного главаря. Диктор монотонным голосом зачитывал длинный список злодеяний, кровавым шлейфом тянувшихся по всему миру за ублюдочным Октябрём Гальвесом Морене и его глупой бабой, вздумавшей среди бела дня в центре столицы учудить народную маньянскую забаву – стрельбу с живым покойником. Бабы, бабы, вздохнул дон Фелипе. Всё на свете для вас игрушки: револьвер ли, хер любимого человека, младенец, как следствие последнего, жизнь и смерть, любовь и вражда.

Вплоть до последнего времени дон Фелипе со своим бизнесом и «Съело Негро» со своим Октябрём мирно уживались в горах Сьерра-Мадре, практически не соприкасаясь друг с другом. Но однажды – о чём было пока мало что известно широкой публике – этот придурок через контору дона Фелипе в Сьюдад-Хуаресе передал для него лично некую записку. Пока Дон в изумлении пощипывал себя за запястье, от лимузина, на котором старик изредка позволял себе прокатиться от гасиенды до города, и который проходил ежемесячную профилактику в одном из гаражей Гуадалахары под неусыпным наблюдением верного человека Лопеса и двух sicarios Дона, так вот, от лимузина осталась неаппетитная скрученная железяка, а от гаража – небольшая груда развалин и копоти. От преданных sicarios и механиков, возившихся с машиной, не осталось и вовсе ничего. Только Лопесу каким-то подозрительным образом удалось уцелеть. На стене соседнего гаража аэрографом было написано, что этот взрыв есть последнее и решительное предупреждение приспешнику бешеных псов – проклятых грингос.