Грегори Макдональд - Флинн при исполнении Страница 11

— В клубе «Удочка и ружье» не принято обращаться друг к другу со словами «мистер», — вставил Рутледж.

— Если б я захотел стать членом клуба, тогда бы охотно подчинялся всем вашим правилам, — парировал Флинн.

Д'Эзопо метнул в его сторону гневный взгляд. Затем поднялся и тоже подошел к бочонку налить себе пива.

— Из какого ружья произведен выстрел? — спросил Арлингтон.

— В кладовой хранятся несколько ружей, — ответил Флинн. — А если точнее, ровно пятнадцать.

— Они в основном предназначены для гостей, — заметил Эшли и попробовал рагу.

Бакингем тоже принялся катать шарики из хлеба.

— Баллистические тесты, существующие по охотничьим ружьям, не слишком совершенны, — сказал Флинн. — К тому же в кладовой хранится самая разнообразная амуниция, винчестеры, рыболовные снасти, лыжи, коньки. И еще — музыкальная шкатулка.

— Вы нашли музыкальную шкатулку? — воскликнул Лодердейл.

— Да. Она играет «Свадебный марш», — ответил Флинн. — Из второго акта оперы Вагнера «Лоэнгрин». Правда, нота «фа» отсутствует.

— Моя музыкальная шкатулка!.. — Лодердейл молитвенно приложил руки к груди. — Он нашел мою музыкальную шкатулку!.. Вот это, я понимаю, детектив!

Возле тарелки Лодердейла лежали остатки рогалика и целая горка хлебных шариков.

— Затем, — продолжил Флинн, — большая часть следов и улик была преступным образом уничтожена. Или изменена, что также не облегчает ситуацию. Тело увезли за десять-двенадцать километров и оставили на лужайке, возле «Хижины лесоруба». И поскольку никто не озаботился сохранить место преступления в его, так сказать, первозданном виде, не вижу смысла уделять его обследованию особое внимание. Личные вещи убитого тоже перевезли в «Хижину». Рядом с ней постарались соорудить нечто вроде фальшивого места преступления и действовали при этом крайне небрежно. А потому улики, обнаруженные там, считаю бесполезными. Владелец мотеля, местная полиция, врач были, по всей видимости, подкуплены, чтобы впоследствии давать ложные показания… — Решив попробовать рагу, Флинн сделал паузу. Как это из телятины можно соорудить столь безвкусное блюдо, просто поразительно!.. — Короче говоря, джентльмены, за какие-то несколько часов было совершено не одно, а сразу несколько преступлений.

— О господи! — простонал Лодердейл. — Как чувствовал, что на этот уик-энд приезжать не стоит! И сын так надеялся, что я приеду на футбол, он как раз сегодня играет! Так нет же, понесло меня сюда!..

— Почему бы не опросить всех присутствующих, где они были и чем занимались вчера в одиннадцать вечера? — спросил Клиффорд.

— Вот слова человека с безупречным алиби, — заметил Флинн.

— Слова человека, который начитался дурацких детективных романов! — сказал Эшли.

— А вот и нет, — огрызнулся Клиффорд. — И то и другое совершенно неверно!

— Хотите сказать, что не читаете детективов? — спросил Эшли. — Может, даже «Дон Кихота» не читали?

— Я ушел к себе в девять тридцать. И без четверти десять уже спал.

Клиффорд был самым молодым из присутствующих. По оценке Флинна — едва за двадцать. Темно-синий свитер очень шел к его большим темным глазам и аккуратно подстриженным черным волосам. Скулы высокие. Кожа гладкая, чистая, даже в октябре тронутая загаром. Шея крепкая, мускулистая, предполагает атлетическое телосложение. Он внимательнее всех остальных сидящих за столом прислушивался к тому, что говорит Флинн.

— И я тоже, и я тоже, — сказал Бакингем. — Я тоже пошел к себе и рано лег спать. Даже выстрела не слышал.

— В отключке был, — вставил Лодердейл.

— Да, — кивнул Бакингем. — Слишком много выпил. Короче, когда отключился, еще и десяти не было.

— Да какой там! Ты еще до шести спекся! — сказал Лодердейл.

— Время тут летит совершенно незаметно, — сказал Рутледж. — И друг за другом здесь никто не следит.

Бакингему было за пятьдесят. Широкое открытое лицо. Обычно такие лица являются гарантией успеха в политике и бизнесе. Подобные лица, заслуженно или незаслуженно, производят на людей впечатление, что владелец его — человек сильный и честный. Флинну казалось, что он где-то видел фотографии Бакингема. Вот только волосы у него оказались пожиже, чем он помнил. Телосложения он был плотного и крепкого — фигура человека, все предки которого играли в футбол за университетские команды. И если он так напился вчера, как утверждает, подумал Флинн, исподтишка изучая его, то никаких признаков этого сегодня не наблюдается.

— А когда мы вчера закончили играть в джин? — спросил Эшли Арлингтона, подавшись вперед, через стол.

— Где-то в десять пятнадцать, десять тридцать. После чего я пошел в холл, к телевизору, посмотреть «Новости».

Лицо Арлингтона тоже казалось отдаленно знакомым. Оно странным образом не сочеталось с кургузой рыхлой фигурой, не было ни толстым, ни дряблым. Брови, неестественно приподнятые на концах, придавали взгляду и всему лицу высокомерно-презрительное выражение. И Флинн тут же заподозрил, что под волосами, где-нибудь за ушами, а также под подбородком, у Арлингтона имеются шрамы, следы косметической операции. Арлингтон выглядел на пятьдесят, но Флинн подозревал, что на самом деле ему не меньше шестидесяти пяти.

— А я ходил проветриться, — сказал Эшли. — Прогуляться вокруг озера.

— Чтоб обойти озеро, требуется не меньше часа, — сказал Флинну Рутледж.

— В темноте? — удивился Флинн.

— Там есть тропинка. А когда вернулся, убийство уже произошло. Мне показалось, я даже слышал выстрел. Впрочем, не уверен. Я, знаете ли, очень рассеян, витаю в облаках, когда гуляю.

Эшли было за сорок. Ни грамма лишнего веса, нормальный, здоровый с виду мужчина. Лицо розовое, но, возможно, это объяснялось не избытком здоровья, а наличием растрескавшихся вен. А белки глаз отливали желтизной, как у страдающих заболеваниями печени. Из всех присутствующих за столом мужчин Эшли был выбрит наиболее тщательно, и прическа у него была самая безукоризненная.

— Небось считал дни, — вставил Лодердейл, — оставшиеся до банкротства?

Эшли метнул в его сторону злобный взгляд. Протянул руку за рогаликом, и Флинн заметил, как она дрожит.

— Вернувшись, — продолжил Эшли, — я нашел всех в кладовой. И там лежал этот бедняга Хаттенбах. А по стенам были разбрызганы его мозги.

— Никакое банкротство Эшли не грозит! — громко объявил Бакингем. — Когда это клуб «Удочка и ружье» позволял своему члену разориться?..

Лодердейл сказал:

— Когда это соответствует нашим целям.

Лодердейлу было пятьдесят с хвостиком. Даже невероятная худоба не могла скрыть, как он широк и крепок в кости и плечах. Из рукавов блузки торчали крупные костистые кулаки. Нет, в мантии судьи Лодердейл наверняка выглядел бы куда импозантнее.

Флинн обернулся к Эшли:

— И кто же находился в кладовой, когда вы пришли?

— Да все. Кроме Бакингема, — Эшли оглядел сидевших за столом мужчин. — Да, все, кроме Бакингема.

— И Тейлор тоже?

Тейлор и официант-вьетнамец были на кухне.

Мужчины утвердительно закивали.

— А как был одет Тейлор? — спросил Флинн.

— В шортах, — без тени колебания выпалил Лодердейл.

— В шортах? Это в трусах, что ли?

— Да нет, просто в шортах. Ну таких дурацких коротеньких штанишках для спорта. И босой. И без рубашки. И еще он был весь в поту.

Клиффорд не сводил с Флинна глаз.

— В одних шортах!

— А где находились вы, судья Лодердейл? — с некоторым оттенком ехидства спросил Флинн.

— Если честно, то в ванной. Отмокал. Положил на глаза полотенце и лежал в ванной. И тут вдруг — бах! — выстрел! Даже полотенце свалилось в воду, так я вздрогнул. Ну и тут же выскочил из ванной, накинул ночную рубашку и шлепанцы и помчался посмотреть, что же случилось.

— Весь насквозь мокрый, — вставил Оленд. — Просто удивительно, как это вы не простудились.

— Насморк уже обеспечен, — сказал Лодердейл и демонстративно зашмыгал носом.

Перегнувшись через стол, Уэлер шепнул Флинну:

— Вы же понимаете, все это — не более чем игра. Вне стен нашего клуба Лодердейл прост и прям, как техасское шоссе. А здесь кривляется, чтобы развлечь мальчиков.

— Только лишь с этой целью? — спросил Флинн.

— А я сидел у огня и читал, — сказал голый Оленд. — А потом, должно быть, задремал. И меня разбудил выстрел. Вы знаете, сколько было хлопот достать такой замечательный дождевик?.. Короче, во время убийства я находился в главной гостиной.

Оленду было глубоко за семьдесят, но из всех присутствующих он держался наиболее раскованно и беспечно. Костлявый старик с изрядно поредевшими волосами, усталыми глазками и круглым дряблым животиком, он, казалось, чувствовал себя абсолютно естественно и свободно, сидя за столом в чем мать родила.