Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы Страница 15

Что ж это за человек, Вячеслав Михайлович Самойлов?

Сараби-убийство

В гардеробе, у стойки, за которой в связи с жарким временем года никого не было, приостановился молодой человек восточного типа. Мужчину, за жизнью которого он пришел, увидел сразу же, едва миновал широкое полотно стеклянных дверей. Рестораны по нынешним временам обычно стоят полупустыми. Так было и на этот раз.

Его «клиент» сидел с какой-то женщиной, насколько можно было судить с такого расстояния, довольно симпатичной. Она с готовностью хихикала в ответ на слова своего спутника, кокетливо отставив мизинчик, потягивала шампанское, время от времени затягиваясь длинной черной сигаретой. Человек с восточной внешностью ею не заинтересовался. Он обратил на нее внимание лишь потому, что она случайно оказалась рядом с его потенциальной жертвой.

Чего нельзя было сказать о двух крепких парнях, которые сидели за соседним столиком и пили, насколько можно было судить, минеральную воду. Это были телохранители его «клиента». И они, естественно, уже обратили внимание на очередного посетителя, контролируя, чем он занимается.

Значит, прежде всего нужно сделать так, чтобы они привыкли к его присутствию в зале, перестали следить за каждым его шагом, за каждым движением.

Человека с восточной внешностью звали Сараби. Это было его подлинное имя, но оно звучало настолько экзотично, что стало и профессиональной кличкой. Он был личностью весьма популярной в криминальных кругах и считался авторитетным и довольно высокооплачиваемым киллером. Сараби и сейчас был тут по привычному делу. Он уже получил задаток.

Сараби неспешно и уверенно прошел к стойке бара. Обстоятельно уселся на высокий стул с сияющей хромом «баранкой» для ног.

— Кофе, — коротко бросил он бармену.

Тот с подчеркнутой готовностью засыпал в турку молотый кофейный порошок, бросил в нее же кусочек рафинада, залил кипятком, поставил алюминиевую посудинку в песок в жаровне, поерзал ею, устраивая понадежнее.

— Что еще?

Судя по всему, клиент был настроен произнести слово «ничего». Однако в глазах бармена читалось столько подобострастия и преданности, столько желания услужить, что человек с восточным типом лица произнес совсем другое.

— Мартини, — обронил он столь же коротко, чуть заметно понимающе усмехнувшись.

Бармен был доволен.

— Какой именно мартини вы предпочитаете?

Клиент взглянул на полку за спиной услужливого бармена. И произнес третье слово:

— Бьянко.

После этого отвернулся, демонстрируя нежелание и в дальнейшем пополнять кассу ресторана.

Потянуло ароматом свежесваренного кофе.

— Прошу вас.

Клиент повернулся к стойке. Здесь уже стоял стакан с мартини, в котором плавали два кубика льда и торчала соломинка, и чашечка с кофе. Он небрежно уронил перед собой на полированное дерево купюру.

— Сдачи не надо. И пусть заказ принесут мне на столик.

После этого Сараби легко спрыгнул со стула и направился к крайнему столику, расположенному у входной двери. Клиент вел себя так уверенно, будто и мысли не допускал, что его хоть кто-то может ослушаться.

Впрочем, у бармена и в самом деле такого желания не возникло. Он нюхом чуял денежного посетителя. Впрочем, чуял он и другое: клиент, судя по всему, был не только денежным — он мог и неприятности причинить заведению. Так что с ним лучше быть повнимательнее.

— Машенька! — окликнул он скучавшую у зеркала официантку.

Та нехотя оторвалась от приятного созерцания самой себя, тяжко вздохнула, но подошла.

— Чего тебе?

Бармен поставил на поднос мартини и кофе. Сюда же на всякий случай пристроил и пепельницу.

— Отнеси заказ вон тому чернозадому, — показал он ей глазами.

Машенька проследила за его взглядом.

— Он не у меня заказывал, так чего же я его обслуживать должна? — капризно оттопырила она губку.

В самом деле: не у нее заказывал — не ей и чаевые достанутся.

— Отнеси-отнеси, — быстро проговорил бармен. — Похоже, это «крутой», у него «бабок» полные карманы.

Недовольно фыркнув, Машенька взяла поднос со стаканом и чашечкой на блюдце, понесла клиенту, привычно покачивая бедрами. Поставила заказ на столик, выжидательно приостановилась.

— Что-нибудь еще?

Смуглолицый некоторое время смотрел на нее. По-своему расценив этот взгляд, Машенька с готовностью включила кокетливую улыбку.

— Что-нибудь еще желаете? — уже иначе, приветливее, спросила она.

Было видно, что клиент на что-то решился.

— Сделайте, пожалуйста, доброе дело, — сказал он, доставая из кармана конверт.

С подобной просьбой — совершить доброе дело — скорее всего, к Машеньке уже давно никто не обращался. Во всяком случае, за «просто так». Потому девушка вынуждена была заняться тем, чем ей заниматься доводилось нечасто, а именно она попыталась задуматься.

— А что нужно сделать? — наконец сформулировала она вопрос.

Сараби продолжил:

— Вон видите, за тем столиком, что у эстрады, сидит мужчина?

Девушка оглянулась, отыскала в полупустом зале человека, о котором говорил смуглолицый.

— Ну?

— Будьте добры, передайте ему вот этот конверт…

— А почему вы сами его не отдадите? — Машенька явно боялась взять в руки посторонний предмет.

Клиент усмехнулся.

— Видите ли, девушка, так получилось, что мы с ним поссорились, а я ему должен вернуть деньги. Да вы не бойтесь! Посмотрите сами…

Смуглолицый раскрыл клапан конверта. Там и в самом деле оказалась пухлая, тщательно упакованная пачка долларовых купюр. У Машеньки жадно вспыхнули глаза.

Уловив это, Сараби добавил:

— А это вам за труды, — и сунул ей в кармашек передника двдцатидолларовую бумажку.

Сунул — и тут же добавил с холодной усмешкой:

— Если, конечно, вам понадобятся деньги…

— Деньги всегда нужны, — проворковала Машенька.

Она взяла конверт.

— Вы так думаете? — спросил смуглолицый. — Впрочем, может быть, может быть…

Девушка одарила его улыбкой, которую, наверное, считала обворожительной и многообещающей. И направилась к указанному человеку.

— Нельзя юродивых обижать, — пробормотал ей вслед Сараби. — Этого мне Аллах не простит.

Он поднялся и быстро, но без привлекающей внимание торопливости отошел к стойке гардероба. Обернулся. В руках у него появилась крохотная коробочка.

Официантка протягивала конверт мужчине, о котором ей сказал Сараби. Тот машинально взял пакет…

Мужчина был слишком опытен, чтобы в его руках незнакомый предмет находился даже лишнее мгновение. Он его мог взять чисто механически, увлеченный беседой со своей спутницей. Но в следующий миг непременно бросил бы его.

Потому Сараби не стал ждать, пока официантка отойдет. Он просто нажал кнопочку.

Грохнул взрыв. Его дополнили звон рассыпающегося стекла, треск опрокидывающейся и ломающейся мебели, визг и крики людей…

Мужчину, которому передали начиненный взрывчаткой конверт, вместе с полукреслом, в котором он сидел, отшвырнуло к эстраде. Он ударился спиной о ее угол и словно переломился — руки, плечи и голова завалились на подиум, в то время как нижняя часть туловища осталась в прежнем положении. Его спутницу отбросило от стола в другую сторону, она веретеном прокатилась по полу и остановилась, лишь налетев на кадку с декоративной пальмой. Там она и замерла без движения, нелепо вывернув высоко оголившиеся ноги. Официантка же осталась стоять. Целое мгновение она молча глядела на свои руки, на которых не было обеих кистей. И только тогда зашлась истошным воплем.

Впрочем, смуглолицый этого всего уже не видел. Нажав кнопочку устройства, управляющегося радиовзрываетелем, он неторопливо вышел на улицу. Сел в припаркованную неподалеку машину. И неторопливо уехал.

Азиз-Колесов-договоренность

Примерно в это же время на допрос вызвали маститого преступного «авторитета» по кличке Азиз.

— Чего это в неурочное-то время? — проворчал он. — Или им за переработку начали приплачивать?

Рядом подобострастно хихикнул Васятка.

Впрочем, внесенным изменением в однообразную камерную жизнь Азиз был доволен. В конце концов, просидел он уже больше года, следствие по его делу топталось на месте, беспокоили «авторитета» не слишком часто. Так что редкие допросы с некоторых пор стали для него своеобразным развлечением.

Вызвал Азиза майор Колесов. Тот самый Александр Борисович Колесов, который только что примчался от Самойлова специально для этой встречи.

— Не надоело еще у нас сидеть-то? — грубовато, в лоб спросил он.