Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы Страница 16

— Не надоело еще у нас сидеть-то? — грубовато, в лоб спросил он.

Такое начало мгновенно насторожило «пахана». Он набычился, огляделся. В кабинете они были только вдвоем, никто не корпел над протоколом. Было очевидно, что подобное отступление от процессуальных норм не могло не иметь какой-то цели.

— А что надо? — тоже в лоб спросил Азиз.

Александр Борисович закурил. Придвинул пачку с сигаретами поближе к подследственному.

— Надо, чтобы один из твоих сокамерников до утра не дожил.

Азиза такое вступление не слишком удивило. Какого-нибудь подобного предложения вполне можно было ожидать.

— Чем же он вам так не угодил? — ухмыльнулся Азиз.

— Разговорчивый чересчур, — обронил Александр Борисович. — Слишком много «поет».

— Вот как? — удивился Азиз. — Так вам же это должно быть только на руку.

— Тебе трудно судить, что и когда нам выгодно, — холодно заметил его собеседник. — Ты берешься или нет? А то я ведь и другого найду…

Такая перспектива Азиза не прельщала. Он небрежно передернул плечами.

— «Замочить» — не проблема. Одним жмуриком больше — какая разница? Только что я с этого буду иметь?

Вот тут-то Александр Борисович выбросил козырь, перед которым устоять было очень трудно.

— Ты сколько уже сидишь?

— Год и три месяца.

— Про освобождение отсидевших под следствием от полутора лет, конечно, знаешь?

Азиз напрягся. В такую удачу трудно было поверить.

— Конечно. Но у меня еще нет полутора… Неужели это возможно?

— В этом мире все возможно, — усмехнулся Александр Борисович. — Было бы обоюдное желание.

Он был доволен собой. Рыбка наживку заглотила, прочно сидит на крючке. Теперь только бы не сорвалась…

Преступник глядел на своего собеседника. В голове его стремительно прокручивались варианты возможного развития событий.

— А ты, случаем, не свистишь? — на «ты», в лоб спросил Азиз.

— Что за выражения, Азиз… — брезгливо поморщился Александр Борисович. — Не забывайся все-таки, где ты находишься и с кем разговариваешь!

— Да я-то как раз не забываю, — цинично ухмыльнулся «авторитет».

Пора было поставить его на место.

— Что ж, значит, не было разговора, — резко оборвал его Колесов. — Возвращайся-ка в камеру! — и сделал вид, что потянулся к кнопке.

— Но-но! — Азиз понял, что перегнул палку. — Не надо спешить. Я же согласен! Только хотел уточнить кое-что… Мне нужны какие-то гарантии…

— Это другое дело. А вот забываться никогда не следует, — наставительно сказал Александр Борисович. — А теперь скажи: какие тебе нужны гарантии? Ты даешь команду какой-нибудь «шестерке» «замочить» человечка, которого я укажу. Тебя самого в этот момент в камере не будет, то есть с тебя взятки гладки. Завтра ты выходишь под подписку. Что тебя еще интересует?

В гладком на первый взгляд плане Колесова опытный преступник тотчас же увидел слабое звено.

— А что будет с «шестеркой»? — спросил он.

Майор с деланным удивлением поднял брови.

— Тебя это очень волнует?

Азиз провел языком по сухим губам.

— Если кто узнает, что я сдал своего…

— Не бойся, все будет в полном ажуре.

Только теперь «авторитет» задал самый главный для себя вопрос:

— Ну а кто поручится, что вы и меня тоже потом не оформите в полном ажуре?

Колесов кивнул:

— Наконец-то, а то я уж думал, что ты так и не спросишь об этом. О «шестерке» своей он, видите ли, беспокоится… — сказал с сарказмом. — Как ты думаешь, если тебя потихоньку здесь удавят, ваши дознаются, по чьему это распоряжению сделано?

— Конечно, — высокомерно произнес Азиз. — За меня всех на уши поставят…

— Ну вот ты сам и ответил, — кивнул Александр Борисович. — Мы с тобой беседуем уже час. И вдруг ты скоропостижно отбрасываешь коньки… Что будет потом со мной?

Азиз усмехнулся самодовольно.

— Это точно — тебе после этого кранты… Так кого же надо отправить на тот свет?

— Новенького, — ответил майор. — Его как раз сейчас перевели в вашу камеру.

Преступник кивнул:

— Считай, что его уже нет.

— Ну а ты считай, что тебя уже выпустили, — в тон ответил Колесов.

Азиз довольно осклабился.

— Вызывай своих архаровцев, начальник!

…Когда за ним закрылась дверь, Александр Борисович криво ухмыльнулся. Сказал вполголоса:

— Дурак! Да кому ты нужен, ублюдок, чтобы кто-то взялся мстить за тебя! Совсем в камере отупел, от жизни отстал… Сейчас и не за таких, как ты, никто не мстит…

Прошелся по комнате, задумчиво потер ладонью морщинистый лоб.

— А впрочем, кто тебя знает… — снова проговорил вполголоса. — На всякий случай и в самом деле надо бы подстраховаться.

И тоже направился к двери.

Уже шагая длинным коридором, Колесов сказал про себя:

— Прости меня, Женя! Но только я не могу поступить иначе…

Азиз-Васятка

Громыхнув скрипучим засовом, охранник распахнул дверь. Азиз шагнул в камеру. В тесном пространстве народу было набито куда больше, чем то полагается по нормам. Случалось, даже спать приходилось по очереди — нар не хватало.

Впрочем, лично к Азизу это не относилось. Для него всегда местечко было обеспечено, причем в том углу, где воздух был посвежее — в той степени, конечно, насколько газовую смесь, образованную множеством тел, можно именовать воздухом.

Так и теперь, стоило Азизу переступить порог, раздался заискивающий голос:

— Азиз вернулся! — сквозь толпу протиснулся Васятка. — Пропустите…

Люди задвигались, пропуская «авторитета». К нему относились по-разному: одни с уважением, другие ненавидели, третьи пресмыкались, но все одинаково боялись. К этому Азиз относился равнодушно. А потому молча проследовал к своему месту.

На соседних нарах сидели двое его приближенных. Головорезы отпетые — личная охрана. Верили своему шефу, готовы были для него на все. Потому что знали — только авторитет Азиза сможет им гарантировать более или менее спокойную жизнь в «зоне». Даже если его выпустят, а их нет, они сумеют прибиться еще к кому-нибудь. А то и сам же Азиз их передаст кому-нибудь, слово замолвит. Верные люди ценятся всегда и везде.

— Что-нибудь новое? — льстиво заглядывал в глаза Васятка, протягивая Азизу кружку крепкого чая.

Азиз не ответил. Это его дело — что и кому сообщать, а кому нет. Потому он молча отхлебнул чаю, спокойно обвел взглядом свое «хозяйство».

— Что тут у нас, пока меня не было? — спросил с деланым равнодушием.

Услышал в ответ именно то, что и ожидал услышать.

— Новенького к нам в камеру привели, — зачастил Васятка, довольный тем, что может сообщить Азизу нечто действительно заслуживающее внимание. — И сразу после вас на допрос Мокреца вызывали.

— Что за новенький? — подобный вопрос был вполне закономерен.

— Пока не знаю. Пришел, в угол забился и молчит.

— Пощупать пробовали?

— Пробовали. Молчит. Даже имени не сказал. Ну ничего, ночью с ним разберемся, что за гусь, — сквозь зубы процедил один из телохранителей.

Азиз ничего не ответил. После паузы спросил:

— А кто такой Мокрец?

— Семьдесят шестая, — тут же отрапортовал Васятка номер статьи, которую «шьют» подследственному. — Сидит третий месяц, на допросы вызывают регулярно, похоже, он не «колется». Как-то его избитым с допроса привели…

Расклад становился ясным. Пора было браться за дело.

— Васятка, — едва ли не впервые Азиз обратился к своему «шестерке» ласково и по-доброму. — Тебе сегодня есть персональное задание.

Много ли надо человеку для счастья! Достаточно лишь поверить в то, о чем мечтаешь в глубине души.

Любая «шестерка», самая распоследняя из распоследних, мечтает о том, что в конце концов выйдет хотя бы в «валеты». Не понимает она, бедняжка, что «шестерка» — это не должность и не звание, что это натура, характер, судьба…

Васятка расценил слова шефа именно так, как тому и хотелось: что ему дают задание с целью повысить его воровской статус.

Между тем Азиз повернулся к своим архаровцам.

— Заточку! — велел он.

Те переглянулись. Отдавать личное оружие не полагалось кому бы то ни было.

— Ну! — прикрыл глаза Азиз.

Поколебавшись, один из телохранителей извлек откуда-то остро отточенный кусок арматуры. Отдал его боссу, стараясь при этом, чтобы металлический пруток не попал на глаза никому постороннему. Азиз тоже взял его незаметно.

— Сегодня же вечером «замочишь» новенького, — негромко сказал Васятке авторитет.

Васятка ошеломленно молчал. Причем поразило его в большей степени именно спокойствие, с которым были произнесены эти слова.

— Ч-что? — растерянно переспросил он.