Сергей Зверев - Умные сволочи Страница 28

По тому, что в этом шкафчике ничего не было, следовало сделать вывод: положить в него ничего не пожелали. Но я лично пришел к другому умозаключению — оттуда все забрали. Вскоре я укрепился в этой мысли, когда стал оглядывать стол. На нем не было бумаг, в его ящиках — тоже ничего мало-мальски интересного, только исписанные карандаши, пара шариковых ручек да кучка пепла — кто-то что-то сжег и вывалил пепел прямо в один из ящиков стола. Неаккуратный малый.

Я уселся в кресло и задумался.

На столе стояли телефон и факс. Естественно, никакого сообщения в аппарате я не обнаружил. Кто-то побывал здесь до меня, и этот кто-то очень хорошо все подчистил.

Итак, женщина, которая закончила свой жизненный путь полетом из окна четвертого этажа, почему-то мне соврала. Или, скажем так, умолчала кое о чем. Об этой вот квартире, которую снимал Геннадий, в которой проводил время и иногда отвечал по параллельному аппарату на звонки тех людей, кого хотел слышать. Для иных же была только диспетчер. Однако женщина была и диспетчером, и секретаршей. Вполне возможно, ту версию, которую я от нее услышал, ей рекомендовал сам Геннадий. Свое местонахождение в этой квартире он не хотел афишировать.

Кто еще мог знать об этой квартире? Ну, кроме самой женщины-диспетчера? Наверняка Виктор и Борис. Бориса нет, и опять все упирается в Виктора.

Я уже приподнялся в кресле, когда неожиданно подумал: а как же с женщиной? Я не верил в то, что она покончила с собой. Но если опять списать на Виктора… Почему-то думать на него мне не хотелось.

Кому помешала эта женщина? Или нет. Что она такого знала? Я попытался вспомнить мой с ней разговор. После отъезда Геннадия вообще никто не звонил, так она сказала. Вряд ли она тут соврала. А до отъезда Геннадия… Звонили насчет машин. Опять эти машины. Хотя нет. Она говорила несколько не так. Когда я спросил, о чем были звонки… Ага. Вот. «Так. О машинах». Маленький нюансик. Это коротенькое слово «так». То есть в основном о машинах. Но не вообще. Были и об ином. Что она считала несущественным, потому что в курсе дел Геннадия была не настолько, чтобы делать правильные выводы. Так, о машинах. А что же еще было? Что еще это за «так»? Кто-то, по-видимому, это «так» считал существенным, если решил помочь женщине выпрыгнуть из окна. Был этот кто-то, был этот гад — я все больше утверждался в этом мнении.

Женщина погибла после того, как я побывал у нее. Если на этом не заострять внимание… А если заострить? Значит, этот кто-то видел меня здесь. А еще вероятнее — проследил. И решил заткнуть женщине рот.

Уж Виктор вряд ли за мной следил. Откуда он обо мне знает? А кто может знать? И кому это может не нравиться?

Я двинулся к выходу.

Теперь оставалось навестить Виктора…

На его квартире меня ждал очередной сюрприз из ряда неприятных.

Глава тринадцатая

Обалденный был недоволен. Сначала тем, что она опоздала. Он даже счел нужным прочесть ей лекцию на тему пренебрежительного отношения к правоохранительным органам, которая закончилась жизнеутверждающим предупреждением, что подписка о невыезде в любой момент может быть заменена на прописку в камере, в которой Обалденный готов изыскать ей местечко как бывшей коллеге.

Когда Обалденный перешел к главному, ради чего и вызвал Алину, ему и тут пришлось быть недовольным. Алина, к его удивлению, имела алиби на те дни, которые его интересовали. Впрочем, его интересовал один день — дополнительный он приплюсовал на всякий случай. Однако это не принесло результата. У Алины были свидетели, и Обалденный нутром чувствовал, что это так. А в более всего интересовавший его промежуток времени Алина находилась в больнице, куда отвезла прострелившего руку паренька.

Обалденный был недоволен. Он ожидал иного. Хотя бы не твердого алиби.

— Как это все… н-да… — разочарованно посетовал он.

— Что, — поддела Алина, — не выходит на меня все спихнуть?

— Видите ли, — Обалденный откашлялся, прочищая горло, — Борис Бабкин был убит из того же пистолета, что и ваш брат. И мы кое-что выяснили.

— Ну да? — деланно поразилась Алина.

Обалденный обиженно повел носом.

— Мы не зря едим свой хлеб, — с пафосом заявил он. — И вы сами должны хорошо знать, каков этот хлеб… Бабкин и ваш брат были друзьями.

— Я не знала никакого Бабкина.

— Я хорошо помню, что вы говорили. Не знали, и бог с ним. Но кто-то ведь убил его. И вашего брата. А оружие нашли у вас в гараже, в вашей машине.

— И теперь я вам подкинула работы, — подвела итог Алина. — Потому что придется искать настоящего преступника.

— Пока что вы предоставили нам алиби на день убийства Бабкина. Только и всего…

Обалденный стал пространно рассказывать, как все может еще обернуться. Алина не все поняла из его пафосного выступления. Но что поняла, так это: она остается подозреваемой и все еще может обернуться не в ее пользу. Обалденный даже возбудился от собственной речи.

— Мы работаем, — гордо повторил свое он и уткнулся в протокол, который вел; видимо, подзабыл, о чем вообще шла речь.

Вспомнил он довольно быстро. И тут же нудно стал задавать старые вопросы о ее брате, о его знакомых, о делах и тому подобном. В какой-то момент он встрепенулся, будто вспомнил о чем-то значимом, и в следующую секунду полез в стол, из верхнего ящика которого вскоре выудил фотографию мужчины. Он протянул ее Алине и впился глазами в ее лицо — не изменится ли выражение, когда она увидит снимок. Лицо у Алины не изменилось, и Обалденному пришлось в очередной раз разочарованно вздохнуть. На фотографии был Бабкин, и Обалденный надеялся, что Алина может не знать его по фамилии, а вот в лицо… Алина не знала этого человека. О чем тут же и заявила.

В конце концов Обалденный сдался, предложил ей подписать протокол и протянул пропуск.

— Значит, я свободна?

— Вы остаетесь под подпиской, — напомнил он сурово. — И это… Просьба в следующий раз являться вовремя.

Она встала и уже от дверей сказала:

— Я постараюсь, чтобы больше меня сюда не вызывали.

— Покончите с собой, что ли? — усмехнулся Обалденный.

— Вы явно перетрудились, — хмуро ответила она.

Алина вышла из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.

Впрочем, сразу уйти из прокуратуры ей не удалось. На первом этаже она встретилась с Земским, и эта встреча окончательно испортила ей настроение. В первую минуту ей даже захотелось спрятаться под лестницей. Но Земской ее увидел, и прятаться было бессмысленно.

— Так-с, — довольно протянул он и расплылся в улыбке, словно увидел доброго старого знакомого. — Вас уже отпустили?

— А меня и не задерживали, — парировала она.

— Жаль, — вздохнул Земской. — В том смысле жаль, что ничего еще не прояснилось. А только появилось еще больше вопросов.

— У меня алиби на то время, когда был убит Бабкин, — быстро проговорила она, опасаясь, как бы тот не стал вслед за Обалденным ее обвинять.

— Правда? — не поверил Земской. — Ну дай-то бог. Я вообще-то хотел сказать совсем о другом, — капитан приблизился к ней и, заговорщицки снизив тон, произнес: — Я тут говорил с вашими коллегами. Бывшими коллегами. Отзывы о вас хорошие. Я бы даже сказал, очень хорошие. И муж ваш… Соболезную.

Земской скорбно потупился, и Алине показалось, что он сейчас попросит у нее прощения. Но он ничего не сказал.

Тогда сказала она:

— И это снимает с меня обвинения?

Капитан поднял голову:

— Увы, увы. Я думаю, следователь объяснил вам ситуацию?

— Да уж объяснил, — ядовито подметила Алина.

Земской не стал больше на том останавливаться.

— Кстати, можете забрать тело вашего брата.

— Когда? — встрепенулась она.

— Да хоть сейчас.

Она покачала головой:

— Сначала я договорюсь о похоронах. А потом…

— Как знаете. Всего хорошего. Если можно так говорить в данной ситуации.

Земской стал неторопливо подниматься на второй этаж.

Алина покинула прокуратуру, а затем поехала по адресу, который ей оставил Косарев.

Войдя в квартиру Виртуоза, она сказала:

— Чувствуется отсутствие женской руки, — и тут же вспомнила, как хозяин этого жилища сказал в отношении нее — об отсутствии мужской руки.

Побродив по комнате, она решила несколько прибраться. Во-первых, это было лучше, чем просто сидеть и ожидать. Во вторых, когда она что-то делала, то ей лучше думалось.

Закончив с уборкой, Алина отправилась на кухню приготовить что-нибудь из еды. Когда Косарев возвратится, она точно не знала. Он не сказал.

В кастрюльке варился суп, в другой тушилась картошка с мясом. Алина взялась за телефон. Подумав, она пришла к выводу, что следует позвонить своему начальнику по работе. Она была в отпуске уже больше недели, и за это время вполне могло что-то там произойти. Она хотела узнать, так ли это, потому как намеки Косарева ей совсем не нравились.