Ричард Пратер - Тепло оружия Страница 6

— Они сняли пентхаус на полгода, — сказал он. — Срок аренды истек позавчера, но — тут консьерж замолчал, сверился с какими-то карточками, а затем продолжил свой рассказ — Последний раз они приходили сюда четыре недели назад.

— Так они что же, не выписались? То есть я хочу сказать, не освободили квартиру, как положено?

— Нет.

— И не заплатили по счету?

— Нет, что вы. Они оплатили вперед за все шесть месяцев. Я тут недавно справлялся насчет них у коридорного. Так вот он сказал, что когда он относил в машину багаж Уистов, то мистер Уист дал ему очень щедрые чаевые и сказал, что они едут немного отдохнуть.

— Но куда именно, сказано не было.

— Нет.

— Так, срок аренды истек, а что же будет с остальными вещами?

— Так ничего же не осталось. Они все забрали с собой.

— Все? И одежду, и безделушки?

— Все. Думаю, поэтому-то мистер Уист и дал коридорному такие щедрые чаевые.

— Вас понял, — улыбнулся я.

Он тоже улыбнулся в ответ.

— Замечательно. Той ночью, когда они уезжали, у них в спальне случился настоящий пожар.

— Ночью… в спальне?

Он кивнул.

— Интересно, чем они там занимались? — я помолчал и поднял руку. — Знаю — вам это не известно. Что это был за пожар? Большое возгорание? Скачущие языки пламени с треском…

— Нет-нет. Сгорела кровать, только и всего.

— И только, а? И Уисты из-за этого расстроились?

— Их самих в тот момент не было в комнате, и в квартире тоже. По словам мистера Уиста, он обнаружил, что спальня горит, когда они с супругой вернулись после ужина в “Тонголетт-Рум” — это здесь же, в “Норвью”. Очевидно, очагом пожара стала корзина для мусора, в которую он вытряхнул пепельницу, перед тем как уйти из квартиры. Должно быть, там оказалась тлеющая сигарета.

— И что, из всей обстановки пострадала только одна кровать?

— Сгорели матрац и постельное белье, а сам каркас лишь обуглился. И еще, пожалуй, пострадала одна стена. Ну и плюс к тому, дым и немного копоти. Обслуживающему персоналу удалось предотвратить распространение пламени. — Он немного помолчал. — Мистер Уист очень извинялся. Разумеется он хорошо заплатил… то есть полностью возместил ущерб.

— Какой молодец. И после этого они уехали? В этот… отпуск?

— Да, позднее, тем же вечером.

— Возможно, им не хотелось спать на прогоревшей постели?

Он согласился, что не исключено и такое.

— И с тех пор вы их не видели? — спросил я.

— Нет.

— И где они сейчас, тоже не знаете?

— Нет, — повторил он.

Я пожал плечами. На данный момент этого было вполне достаточно — особенно, если принять во внимание, что, скорее всего, я здесь с самого начала попусту терял время. Поэтому я поблагодарил консьержа и ушел — не забыв, разумеется, выразить ему свою благодарность в виде щедрых чаевых.

Развернув “кадиллак”, я поехал обратно к Вайн, повернул направо и проехал по Вайн в сторону Норт-Россмор. До дома оставался всего один квартал, когда я снова заметил все тот же сбитый свет фар. По крайней мере, мне так показалось.

Прямо за мной ехал маленький “корвер”, но затем сзади вынырнула машина, державшаяся прежде на расстоянии квартала, которая, кого-то обогнав по пути, пристроилась, за крошечным автомобильчиком. Теперь она шла второй, но когда водитель выезжал в левый ряд, свет фар скользнул по моему зеркалу заднего обзора, и луч левой фары оказался высоким, ослепляющим.

Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки, а внутри все похолодело; сунув руку под пиджак, нащупал рукоятку “кольта-спешл” в плечевой кобуре.

Затем сбавил скорость, позволив “корверу” догнать и обогнать меня. Я проехал мимо своего дома в сторону бульвара Беверли и остановился у знака “стоп”. Другая машина пристроилась следом за мной, но мне так и не удалось разглядеть человека, сидевшего за рулем. Я не стал долго задерживаться у светофора, просто посидел несколько минут, а затем свернул налево, в Беверли, делая вид, что возвращаюсь обратно в Лос-Анджеле.

Шедший следом автомобиль — это был темный седан, последняя модель “Додж Полара” — повернул в противоположную сторону, направо. Такого оборота событий я никак не ожидал и поэтому ехал медленно, наблюдая за “доджем” пока это было возможно. Он продолжал свой путь прямо к окраинам Беверли. Затем я развернулся и поехал обратно к “Спартан”.

Может быть я и спятил. Возможно это было просто случайное совпадение. Или даже совсем другая машина с криво установленной фарой.

А может быть и нет.

Моим домом была квартира 212, три комнаты с ванной, двумя большими аквариумами с тропическими рынками, с постером Амелии — яркой обнаженной красотки с ног до головы натертой маслом — на стене и золотисто-желтым мягким ковром на полу гостиной; а на этом самом ковре стоял низкий, шоколадно-коричневого цвета диван, два обтянутых кожей пуфика, обшарпанный низенький столик, а в воздухе витал хоть и слабый, но все же доступный опытному обонянию, аромат нежных и сладких, и терпких, и изысканных духов, дезодорантов и лосьонов.

Или, может быть, мне это лишь казалось. Эта комната была полна воспоминаний. Как, впрочем, и две другие комнаты моей квартиры.

Подумав, что не мешало бы выпить перед сном, я вышел в крохотную кухоньку, где налил себе стакан бурбона с содовой, а затем принял душ, обвязал полотенце вокруг бедер и вернулся обратно в гостиную. Минут десять я сидел перед аквариумами, глядя на то, как рыбки набрасываются на нитеобразных червей, которыми я их кормил, размышляя о событиях последних трех-четырех часов, об убийстве, нудистах, людях вообще, мотиве, средствах, возможностях, а также о Сибилле, миссис Холстед и машине со скошенной фарой.

После десяти минут наблюдений и раздумий я пришел к одному точному выводу. Нужно было срочно заняться лечением крохотной, всего дюйм длиной, рыбешки с длинным названием Microglanis parahybae, бившейся на песке, устилавшем дно большого аквариума. Очевидно, она подхватила рыбью болезнь, известную под научным названием как ихтиофтириоз.

Глава 5

Второй будильник разразился пронзительным, металическим звоном, и только тогда, зевая, я выполз из постели, опустил ноги на черный ковер, устилавший пол спальни и тихо выругался.

Одна из причин, по которой мне нравится бодрствовать всю ночь напролет, это та, что пробуждение всегда оказывается столь тяжелым ударом для моей нервной системы, а также, возможно, и для селезенки, почек и желчного пузыря. А столь большим потрясением для меня оно становится отчасти и потому, что я так часто не сплю всю ночь напролет.

Я обхватил голову руками, словно стараясь снова придать ей нужную форму, поставил вариться кофе и, медленно набираясь сил, начал готовиться встретить новый день. Съел на завтрак три ложки клейкой маисовой каши, запив все это четырьмя чашками кофе. И почувствовал себя почти ожившим.

Этим утром, после умывания, бритья и тому подобных процедур, я облачился в легкомысленный костюм цвета морской волны, ткань которого блестит на солнце, как будто по ней пробегают электрические искры — словами не выразить, это нужно видеть — повязал подходящий по цвету галстук, причесал волосы, используя вместо гребня собственные пальцы, а затем проверил пистолет.

Обычно я ношу свой револьвер 38-го калибра с пустым патронником, чтобы ненароком не прострелить себе бок или, не дай бог, ещё что-нибудь поважнее; но этим утром я извлек из шкафа коробочку с патронами, и загнал в пустовавшее отверстие цилиндра шестую полновесную пилюлю.

И дело вовсе не в предчувствиях.

У меня не было неприятного “ощущения”, как будто бы сегодня днем мне придется сделать хотя бы один выстрел, не говоря уже о том, чтобы выпустить все шесть патронов. По крайней мере, подсознание ничего не подсказывало на сей счет.

Это может показаться довольно странным, но я почувствовал себя спокойней и куда более уверенно, убирая обратно в кобуру полностью заряженный “кольт-спешл”.

Затем я позвонил в Департамент полиции Лос-Анджелеса, попросил соединить меня с отделом по расследованию убийств и переговорил с капитаном Сэмсоном. Разумеется, он уже знал об убийстве Холстеда, но сказал, что толком ещё ничего не известно. Я пообещал, что буду у него через час и положил трубку.

Уже направляясь к двери, я снова проверил оба аквариума. В меньшей из двух емкостей плавали гуппи, и у них было все в порядке, но мой крохотный сомик в большом аквариуме явно занедужил. Рыбья парша, сомнений быть не может: у него на плавниках явно проступали маленькие белые бляшки.

Вот ведь беда. Теперь придется возиться со всем аквариумом, будь он неладен. Если этого вовремя не сделать, то все маленькие твари подхватят эту водяную плесень и передохнут. А это крайне нежелательно.

Выудив сачком не побрезговавшую падалью розовато-серо-бурую рыбешку, я отсадил её в отдельную емкость с контролируемой температурой воды, после чего влил чайную ложку двухпроцентного ртутно-хромового раствора в большой аквариум, капнул пару капель в воду “изолятора”, а затем добавил на пару градусов мощности термостату и отправился в центр города.