Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца Страница 11

«Скромный, однако, – подумал Голицын. – Убежать из лагеря – в самом деле не такая уж проблема, но вот добраться до линии фронта и перейти через нее…»

– Словом, господа, не исключено, что в лице Рудольфа Хейзингера мы столкнулись с хладнокровным, безжалостным негодяем, а то, что он еще и незаурядный ученый, делает его вдесятеро опаснее, – невесело сказал командующий фронтом. – Кто знает, какие у него черные замыслы? Или, если поставить вопрос более грамотно: каким образом мы можем это узнать? Хотя, скажу по совести, мне не очень верится, что австрийцы пойдут на такое вопиющее нарушение законов цивилизованного ведения войны. Не дикари же они, в самом деле! Не людского суда, так хоть Господа должны побояться!

Алексей Алексеевич набожно перекрестился.

– Ваше высокопревосходительство! – мягко произнес поручик Голицын, тем не менее обращаясь к Брусилову официально. – Вы, я вижу, сомневаетесь, что наши враги способны на столь подлый трюк. Напрасно. Не сомневайтесь: так оно и есть.

– Я полностью согласен с князем Сергеем, – решительно произнес Николай Гумилев. – Ладно еще австрийцы, у тех какая-никакая совесть осталась. Но тевтоны… Со времен князя Александра Невского они извечный, неисправимый и заклятый враг славянства вообще и русского народа в частности. Да они же к нам относятся как к варварам, людям второго сорта! Господин генерал, по моему скромному мнению, ситуацию с немецким полковником и шныряющим туда-сюда бронепоездом необходимо прояснить. Пока не поздно.

– Оно бы замечательно, – уныло ответил Алексей Алексеевич. – Только как?

– А я, пожалуй, знаю, как захватить бронепоезд вместе с полковником, – задумчиво сказал Голицын. – Если, конечно, этот Хейзингер еще там. И прошу вас, ваше высокопревосходительство, поручить мне эту задачу.

– Со своей стороны почту за честь помочь поручику Голицыну в этом предприятии, рад буду послужить под его командованием, – тут же добавил Гумилев.

Командующий посмотрел на двоих офицеров с изумлением:

– Да одну линию фронта чего стоит перейти! – воскликнул он. – Окопы, колючая проволока, минные поля… Вражеские секреты, наконец! А затем еще добраться до бронепоезда, разведать… Это же невыполнимо!

– Не только добраться и разведать, – невозмутимо добавил Сергей. – Я берусь захватить бронированную дуру вместе со всем содержимым.

Брусилов только головой покачал:

– Знаете, милейший поручик, как характеризовал вас мой хороший приятель, генерал Николай Николаевич Юденич? Он сказал, что вы умны, фантастически везучи и что ваша безоглядная отвага граничит с безрассудством! Что вы человек незаурядный, но с авантюристической жилкой и склонный к поступкам самым неожиданным. М-да… Истинный гусар, ничего не скажешь.

– О! – рассмеялся Сергей Голицын. – Это весьма лестная характеристика! Так вы поставите мне такую боевую задачу, ваше высокопревосходительство?

Голицын всегда считал, что нужно ковать железо, пока горячо. Вот он – шанс сразу заняться настоящим, важным, рискованным делом! Пусть Брусилов посчитает его несколько назойливым, даже нахальным… Ведь не в тыл же он просится, в конце-то концов! А победителей не судят.

Князь Голицын обладал счастливой особенностью характера: в свою победу он верил безоговорочно, хоть осмотрительности и трезвости рассудка при этом не терял.

– Я… – помедлил Брусилов, – я подумаю. Скорее да, чем нет.

Гостеприимный дом командующего Голицын и Гумилев покинули уже поздним вечером. На черном бархате южного неба зажглись первые звезды: Арктур в созвездии Волопаса, колючая Спика в Деве. А совсем низко над западной стороной горизонта мрачным свинцовым блеском отсверкивал Юпитер.

– У нас на Неве таких ярких звезд не увидишь, – сказал Гумилев. И, поежившись, добавил, указав на диск Юпитера: – Не люблю эту планету. Она предвестница бед и тревог.

– Нам к бедам и тревогам не привыкать, – отозвался Сергей Голицын.

7

Лемберг (в России его привычно называли Львовом) – город небольшой, но очень старинный и необычайно красивый. Чем-то он напоминает прекрасную Прагу, но без готической строгости и чуть мрачного колорита старинной столицы Чехии.

Совсем рядом с Рыночной площадью, посреди небольшого сквера, под кроной могучего двухсотлетнего платана, расположилась кавярня – так в Лемберге называли уютные маленькие кафе, окруженные открытыми верандами.

Воздух этого раннего майского вечера был свеж и прохладен, сладко пахло молодой листвой, цветущей жимолостью и жасмином. Солнечные лучи наискосок просачивались сквозь нежную туманную дымку, повисшую среди деревьев и кустов сквера, свет приобретал янтарный оттенок. Под жимолостью раскинулся ковер из темно-зеленых кожистых листьев, среди которых виднелось множество небесно-голубых цветов. Знаменитые, воспетые в народных галицийских и украинских песнях барвинки…

Легкий ветерок лениво шевелил батистовые занавески с воланами на окошке кавярни, дышал нежными ароматами зрелой весны, доносил с Рыночной площади немного печальный звук скрипки.

За угловым столиком пустой кавярни сидела в одиночестве молодая женщина в жемчужно-сером платье с искрой простого и благородного покроя без всяких украшений. Прямая и стройная, может быть, чуть полноватая в плечах фигура этой женщины, ее гордо поднятая голова с уложенными короной волосами цвета темной меди, изысканность ее манер – все это сразу привлекало к ней внимание. В молодой даме чувствовался аристократизм, подкрепленный богатством, хоть в наше время эти вещи редко сопутствуют друг другу.

Прическу дамы венчала изящная черная шляпка с пером, лоб и глаза были закрыты прикрепленной к шляпке полупрозрачной тоненькой вуалькой. На столе перед дамой лежал раскрытый на третьей полосе номер берлинской «Die Welt am Sonntag» и номер венской «Unsere Zeit».

К столику с одинокой посетительницей подошел толстый австриец в черном сюртуке. Это был хозяин кавярни, в правой руке он нес небольшой поднос, через левую была перекинута белоснежная салфетка.

– Ваш кофе, бисквитный рулет и меренги, фрейлейн!

– Благодарю вас. – Молодая дама за столиком подняла на толстяка спокойный взгляд больших серых глаз.

– Какой у вас странный акцент, фрейлейн! Очень певучий немецкий, вы, наверное, с юга? Из Баварии? – почтительно поинтересовался любопытный ресторатор.

Дама чуть заметно улыбнулась:

– Вы почти угадали. Меня зовут Магда фон Дроттнингхольм, я происхожу из старинного рода силезского канцлера Карла Отто фон Дроттнингхольма, но с раннего детства живу в Швейцарии, в Базеле. Отсюда и удививший вас акцент. Я представляю Международный Красный Крест. Вам доводилось слышать о такой организации?

– О, да! Конечно! Я всецело и душевно одобряю вашу человеколюбивую деятельность. Могу я еще чем-либо служить вам, фрейлейн?

– Можете. – Она улыбнулась более сердечно. – Подскажите, где у вас тут лагерь для пленных офицеров?

– Вы о русских? Недалеко от вокзала. Хотите им помочь?

– Именно. Это цель моего приезда в Лемберг.

– О, это в высшей степени достойная и гуманная миссия! Но, поверьте, фрейлейн, пленным русским у нас живется весьма неплохо. Во всяком случае, куда лучше, чем у немцев. Помнится, в мою кавярню даже заходили пленные русские офицеры, ведь администрация лагеря иногда отпускает их прогуляться по городу.

– Вот как? – с непритворным удивлением спросила женщина. – Без конвоя?

– Господь с вами, фрейлейн, о чем вы говорите? Конечно, без всякого конвоя, под честное слово офицера…

Любезный ресторатор подробно объяснил фрейлейн из Базеля, как той добраться до вокзала и лагеря русских военнопленных, даже схемку на салфетке набросал. Магда фон Дроттнингхольм поблагодарила хозяина кавярни, расплатилась.

Выпив чашку превосходного кофе по-венски и съев две свежих меренги, она встала из-за столика и неспешной плавной походкой двинулась к выходу. Бисквитный рулет так и остался нетронутым.

Беглым взглядом она окинула свое отражение в огромном зеркале, висевшем рядом с дверью. Недовольно покачала головой, крепче сжала красивые чувственные губы, чуть нахмурилась.

Только очень опытный и наблюдательный человек, заметив, как под тонкой кожей ее виска пульсирует голубая жилка, догадался бы, что молодая женщина не на шутку взволнована…

8

Оба паровоза командно-штабного австрийского бронепоезда, стоявшего на запасном пути товарной станции небольшого галицийского городка Станислав, разводили пары. Запас воды, угля и масла уже был загружен в баки, котлы и тендеры, бронепоезд готовился к отбытию. Кроме блиндированного штабного вагона, двух бронеплощадок с пулеметными казематами и орудийными башнями, в ордере поезда появился вагон с красными крестами в белых кругах на стенках. Санитарный? В составе бронепоезда? Более чем странно…