Эдуард Хруцкий - Полицейский Страница 12

— Она. Великая актриса. Покорительница юга России. У нее в Киеве ангажемент был, а мы там представляли в шапито. Вот она и согласилась позировать мне для портрета.

— А я ваши пейзажи и портреты встречал, — сказал Литвин, — в журналах, на открытках.

— Весьма польщен. Так вы, видимо, ко мне по поводу человека на крыше. Я как знал, пластинки эти проявил и напечатал. Минутку.

Егор Степанович выехал из комнаты, оставив Литвина наедине с фотографиями. Он снова подошел к портрету актрисы. И снова вспомнил Киев, дом на Лукьяновке, библиотеку Идзиковского на Крещатике, старый забытый парк «Кинь грусть», принадлежащий киевскому меценату Кульженко. Он был всегда закрыт. Но Литвин знал сторожа, и тот пускал его.

После последнего экзамена в реальном они пошли в кабачок на Владимирском спуске, нарушив тем самым строжайшую инструкцию Министерства просвещения. За посещение питейных заведений ученикам гимназий и реальных училищ полагался «волчий билет». На более доступном языке это означало исключение без права поступления в любое учебное заведение Российской империи. В кабачке их случайно увидел инспектор училища, человек чудовищно злой. Их было трое. Вместо аттестата они получили формуляр, то есть «волчий билет». С ним не принимали даже в пехотное училище. Все. Двое его друзей уехали учиться за границу, у их родителей были средства, а он пошел в полицию. Вот и вся история.

В коридоре заскрипели колеса коляски, в комнату въехал хозяин.

— Ну вот, смотрите. — Он положил на стол сырые отпечатки. — Вот, — Егор Степанович аккуратно разгладил один.

И Литвин увидел человека, эжектирующего гильзы из барабана револьвера. Снимок был сделан настолько искусно, что была видна цепочка падающих гильз.

— Вот это да, — восторженно сказал Литвин, — а крупнее?.. — А вы этот посмотрите.

С влажного отпечатка на Литвина смотрело незнакомое лицо. Литвин взял отпечаток, вгляделся внимательно. Нет. Он никогда не видел этого человека.

А тем временем в квартире убитого закончили писать протокол. Акулов диктовал его судебному канцеляристу, играя голосом, словно был не на происшествии, а на подмостках любительского театра.

— Предполагаю, — звучно произнес в заключение Акулов, — настоящее убийство совершено на почве ревности, так как преступник в квартире оставил нетронутыми все ценные вещи. Финита.

Судебный следователь устало провел рукой по лицу. И тут Бахтин заметил Кузьмина, сидящего в углу на стуле и делающего заметки в записной книжке. Так вот для кого был устроен этот спектакль! Для Кузьмина. И, словно подтверждая бахтинскую догадку, Акулов сказал:

— Вот видите, дорогой господин литератор, чем приходится заниматься интеллигентному человеку? Тяжелый хлеб. Но он необходим обществу. — Вы твердо уверены, что Фост убит ревнивцем?

— Поверьте моему опыту. — Акулов достал трубку, набил ее табаком, раскурил. — Теперь главное — найти предмет ревности! И мы его найдем. Заезжайте денька через два ко мне на Литейный, протелефонируйте по номеру 431 -22 и милости прошу.

Акулов, весьма светски поклонившись всем, исчез за дверью.

— Ну что ж, — Бахтин повернулся к Ильину, — давай начнем, Боря, труд наш неблагодарный. И начался обыск.

Литвин появился, когда все подходило к концу. На столе в гостиной лежали письма, фотографии, пачки денег, внушительная горка золотых изделий. Бахтин наугад взял браслет с бриллиантами, лежащий на самом верху, достал лупу. У самой застежки четко обозначилась латинская «с».

— Этот браслет, — повернулся он к Ильину, — убитой мадам Сомовой.

— Неужели? — Ильин взял браслет. — Действительно, очень схож по описанию.

— Нужно все здесь проверить. Думаю, Паук много здесь чего собрал.

— Господин Бахтин, — из кухни вышел околоточный надзиратель, — тайник нашли.

Ну что, кухня как кухня. Плита, рядом кусок пола, обитый жестью. Только сейчас жесть отогнута и видна металлическая крышка ящика со скважиной замка.

— А ну-ка, принеси мне ключи, — сказал Бахтин околоточному. — Какие? — На столе рядом с драгоценностями связка лежит.

Значит, здесь хранил свои тайны Фост-Паук. Неужели здесь знаменитая книга, о которой рассказывали громилы. Ее страницы — история крупнейших налетов, самых дерзких ограблений, искусных краж.

Вместо околоточного появился Литвин. Бахтин посмотрел на него и понял, что у надзирателя есть что-то интересное.

— Сначала сундучок этот откроем, — усмехнулся Бахтин.

Он выбрал на связке тяжелый ключ с затейливой головкой, вставил его в скважину, повернул. Крышка откинулась неожиданно легко. На дне ящика лежала амбарная книга и несколько футляров, в которых хранят драгоценности.

— Впишите все это в протокол. Что у вас, Литвин?

Литвин молча разложил на кухонном столе фотографии.

Директор департамента полиции Сергей Петрович Белецкий только что вернулся от министра. Разговор обеспокоил его. Макаров в несвойственном ему резком тоне спросил Белецкого:

— Сергей Петрович, доколе ворам и разбойникам будет вольготно жить в столице нашей?

— Что вы имеете в виду, ваше высокопревосходительство?

— Вчера на малом приеме государь обратился ко мне с таким же вопросом. — Чем недоволен его императорское величество?

— Серией кошмарных убийств, о которых ему доложил полковник Спиридович.

— Ваше высокопревосходительство, с каких пор начальник охраны царя вмешивается в дела уголовного сыска? В чем здесь дело?

— Не знаю. Но настаиваю, чтобы вы строжайше разобрались с этими убийствами.

— Ваше высокопревосходительство, убиты четыре скупщика краденого. Так сказать, свершился суд Божий.

— Не знаю, ничего не знаю и знать не хочу, немедленно наведите порядок!

У себя в кабинете Белецкий, раздумывая над словами министра, решил, что один из убитых, видимо, Фост, был агентом дворцовой охраны, так как Департамент полиции располагал сведениями, что он берет вещи в заклад у особ весьма значительных. Многие карточные трагедии заканчивались в квартире Фоста. Интересно, где сейчас эти драгоценности, видимо, из-за них и поднят скандал. Белецкий подошел к стене, снял трубку телефона, закрутил ручку, назвал номер 43-880. — Сыскная полиция. — Кто у телефона?

— Чиновник для поручений Комаров. Кто телефонирует? — Это Белецкий. Где Филиппов?

— Сейчас позову, ваше превосходительство. Через несколько минут в трубке послышался уверенный голос начальника сыскной полиции. — Весь внимание, ваше превосходительство.

— Скажите мне, господин статский советник, доколе будут продолжаться убийства во вверенной нам государем столице империи?

— На все воля Божья, — в голосе Филиппова звучала насмешка, — но тем не менее, ваше превосходительство, скоро мазуриков возьмем. — Откуда такая уверенность? — Так Бахтин за конец веревки уже уцепился.

— Что ж, пусть и на нас поработает. А то все парижские газеты о нем взахлеб пишут. — Так от Бога же криминалист.

— Пусть постарается, тем более что государь ему сверх срока пожаловал Владимира четвертой степени. — Белецкий повесил трубку, покрутил ручку телефона.

Ну, что ж. Он доволен. Бахтин — человек толковый. По следу идет, как хорошая гончая. Этот найдет.

— Ваше превосходительство, — на пороге появился секретарь, — к вам полковник Еремин.

Белецкий поморщился. Он не любил заведующего Особым отделом Еремина. Полковник был человеком злопамятным, завистливым и весьма карьерным. Родом из донских казаков, он сразу по окончании Атаманского училища вышел в Отдельный корпус жандармов. Особый отдел Еремин возглавил благодаря поддержке шефа Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанта Курлова.

Белецкий вообще откровенно тяготился политическим сыском. Дело это было сложное, опасное и малопонятное, поэтому он тайно готовил проект о выделении из департамента жандармской службы в отдельное производство.

Полковник Еремин был сухощав, черноволос, с глубоко посаженными светлыми глазами. Белецкий с тоской посмотрел на него. — Слушаю вас, Александр Михайлович. Белецкий, что скрывать, побаивался Еремина. Весь служилый Петербург помнил, как в 1905 году молодой поручик Еремин устранил с поста киевского генерал-губернатора генерал-адъютанта Клейгольса, личного протеже вдовствующей императрицы Марии Федоровны, да о его службе в качестве начальника Тифлисского жандармского управления ходили таинственные слухи.

— Сергей Петрович, — Еремин сел, положил на стол папку, — неприятное сообщение получено из Парижа. — От Красильникова? — Так точно.

— Что же сообщает нам милейший Александр Александрович?

— В Париже находился надворный советник Бахтин… — Я это знаю.

— Там ротмистр Люстьих проводил операцию против Дмитрия Заварзина… — Кажется, Студента?

— Именно. Мы решили воспользоваться присутствием чиновника сыскной полиции и задержать их как уголовников.