Александр Омельянюк - Високосный, 2008 год Страница 14

В процессе общения с «контингентом» Платона очень поразило некоторое падение культуры у женщин среднего возраста. А это было уже другое, не его поколение. Хотя, к счастью, основная масса женщин была всё-таки его, зрелого возраста.

Особенно это падение нравов проявлялось в столовой. Некоторые женщины занимали очередь, как в былые, базарные времена, на целую компанию, палату. Они сновали, как муравьи, туда — сюда, бесцеремонно влезая перед мужчинами, без очереди и без спроса, не стесняясь и не боясь, игнорируя их, как людей.

Чувствовалось, что они уже ненавидят мужчин.

Некоторые из них путали столовую с клубом, надолго засиживаясь с трёпом за опустевшим столом, занимая места других больных, жаждущих сесть за стол, коих было не много, и наконец поесть.

Павел Александрович как-то не выдержал и подсказал трещавшим рядом сорокам, что за этим столом надо есть, а не болтать. Так те взглянули на него, как вороны на подсевшего к ним нахала воробья.

Почти через две недели пребывания в больнице, Платон получил «увольнительную» с субботы на воскресенье. Предстояло долгожданное воскресное свидание с дочкой на даче.

И вот наступило счастливое субботнее утро. Коллеги по палате собирались в увольнение. И только один пахан — Семёныч снова оставался смотрящим.

Вдруг вокруг него начала летать оса. Семёныч свернул в жгут газету, и начал яростно махать, пытаясь её убить, или хотя бы прогнать.

Платон не выдержал напряжения созерцания этой бойни, и под смех коллег прокричал:

— «Ну, что ты, Семёныч! Разозлишь её! Мы-то сейчас уедем, а ты-то… останешься!».

И вот Платон на 722 автобусе отбыл от больницы до станции Люберцы, и далее до Загорново на дачу, на свидание с женой.

До этого Ксения дважды навестила его в больнице. По одному разу были сыновья. Кеша приезжал с Кирой, а Данила без, работавшей в поте лица, Александры.

Во время приезда младшего со своей девушкой, Платон познакомил их со своим новым другом, молодым, смешным котиком Пешкой. Платон так назвал его за необыкновенный пегий окрас, гладкую шерсть и худобу.

И первое время тот отзывался на голос Платона, бодро выбегая к нему навстречу из кустов. Многие пациенты больницы или скуки ради, или по привычке, или по простоте душевной подкармливали местных котов и кошек. Платон оказался в их числе. Вскоре он понял, что в этом не одинок. Поэтому перестал специально ходить к своему Пешке, а виделся с ним изредка, лишь по пути во время прогулок.

Тем более Платон теперь его не кормил. Тот отказался даже от любимого кошками Платона мороженого. А теперь, избалованный всеобщим вниманием, Пешка совсем отбился от рук Платона. Набравшись силы и наглости, ни на кого не обращая внимания, он совершал походы куда он хотел и зачем хотел.

У входа в свой корпус Платон часто встречал другого кота Василия, по окрасу похожего на его Тихона, но более пушистого и старшего по возрасту. Тот вообще разваливался на спину у входа в корпус и ждал, пока его погладят по животу.

В этом году опять сорвалась планировавшаяся поездка в Москву семьи второго сына Платона — Владимира, но на этот раз по вине, уже не вовремя попавшего в больницу, самого Платона.

Однако буквально накануне отъезда Платона, Володя тоже успел обзавестись WEB-камерой, и родным теперь удалось пообщаться визуально.

На том конце интернет провода Платон увидел сына Владимира и внучку Диану, ставшей настоящей красавицей. Уже позже Ксения без Платона продолжила WEB-общение с Володей, и от него узнала, что Дианка уже признана самой красивой девочкой в их городе.

И вот Платон прибыл на дачу. Он соскучился по дачным делам.

До этого, в течение одной недели, по просьбе брата, с Ксенией на даче пожила Анастасия. Она отдыхала и помогала, чем могла. Но, если Ксения всегда готовила для всех, то Настя готовила только для себя. Как и раньше, Ксении бросилось в глаза, что Анастасия опять патологически себя холила и лелеяла, гребя всё её окружающее под себя, как истинная Настасья Петровна, оправдывая своё прозвище «Коробочка».

В субботу Платон, в основном, косил и убирал результаты этого труда.

Ксения фотографировала. С согласия мужа она купила очередную техническую новинку. Теперь это был цифровой фотоаппарат. Новая игрушка ей очень понравилась. И новоиспечённый фоторепортёр принялась щёлкать направо и налево. Фотографии получались качественные. Этот фотоаппарат позволял получать чёткие изображения с близкого расстояния. Особенно на Ксению произвела впечатление фотография малины.

Новый фотоаппарат так понравился всей семье, что Кеша взял его в своё путешествие на Азовское море.

В воскресенье на дачу ожидался приезд дочери Екатерины. Её муж Виталий в эти дни ещё выступал с подтанцовкой в Юрмале при Лайме Вайкуле, поэтому Катя приехала одна.

Платон целых два года не видел, очень занятую работой, дочь.

Екатерина приехала поздновато, к двум часам дня. Но пообщаться они успели весьма плодотворно. Сначала Катя показала по ноутбуку Платону и Ксении многочисленные фотографии о своей работе. А это были, в основном, фотосессии, свой ансамбль — лауреат многих танцевальных конкурсов, и фотографии Парижа, где она побывала уже два раза. Там, кстати, все её принимали за парижанку, и Екатерина стала изучать французский язык.

Платон очень обрадовался этому факту. Ведь дочь, во внешнем облике которой проявились гены древних предков, сможет теперь и с ним говорить по-французски.

Затем отец показал дочери дачные новшества, и они дружно принялись ассистировать Ксении в подготовке праздничного обеда. Платону удалось угостить дочку последней клубникой и вишней. А та показала отцу свою новую машину «Ford Fusion», которой она была очень довольна, ибо это был манёвренный и очень удобный автомобиль, особенно для молодых женщин.

В процессе беседы, к радости Платона, дочь попросила отца познакомить её со своим творчеством, и, более того, сама предложила ему творческое сотрудничество, как потенциальному поэту-песеннику.

То, о чём Платон говорил на своём последнем юбилее, наконец, произошло.

Среди его детей наметился ещё один кандидат на курирование его творческого наследия.

Однако времени у них было немного, так как отцу в шесть часов вечера пора было отбывать назад в больницу.

После обеда все трое быстро и дружно прибрались, и Платон уехал. Екатерина повезла Ксению домой позже. А эта встреча надолго запомнилась всем троим.

А уже на следующий день Иннокентий с Кирой отправлялись в своё первое самостоятельное отпускное путешествие на Азовское море.

Вечером Платон неожиданно испытал, наверно, творческий шок.

В столовой, случайно оказавшись в очереди за Людмилой Ивановной, он услышал от неё необычное откровение. Та, держа в руке полдничный банан, немного наклонилась к Платону и в полголоса сказала:

— «Я так начиталась Вашего романа, что это мне теперь что-то напоминает!».

А уже вечером Людмила Ивановна односторонне перешла на «ты», скатившись на простое панибратство по отношению к автору. Вот тебе и старая учительница!? — подумал тот.

Рассказывая об этом соседям по палате, Платон невольно задал тему разговора, почему-то вызвав обсуждение контактов наших девушек с иностранцами во время фестивалей, Олимпиад и прочего, нарожавших потом чёрненьких, сереньких и прочих детишек.

Юрий на это точно заметил:

— «Так они же пытались вырваться из-за железного занавеса!».

— «Хотя бы этим местом!» — уточнил Платон.

Постепенно все привыкли к 22-ух часовому отбою.

Николай, обладатель какого-то мало интеллектуального простецкого спокойствия, как хозяин телевизора, бесцеремонно переключал его с программы на программу, отбивая, во всяком случае, у Платона, желание смотреть что-либо. Но как-то раз Коля исправился. После долгого просмотра какого-то фильма, он сподобился проявить уважения к товарищам.

— «Ну, что? Выключать телевизор?!» — на этот раз тактично спросил Николай у, затихших в постелях, пока ещё дремлющих коллег.

Но они в ответ ещё более тактично промолчали. По мере пребывания в больнице, товарищи Платона по палате постепенно стали называть свои апартаменты то палатой, то номером, а то даже и камерой.

В очередной понедельник Платону снова сделали «подколы» кистей рук. И опять на это его организм реагировал также, как в первый раз.

С половины ночи Платон почти не спал, а встал в хорошем состоянии, но со слегка покрасневшими щеками. Утреннюю зарядку он делал легко, с полной амплитудой движений и без боли. Более того, его скрюченные пальцы стали слегка выпрямляться, особенно самый мягкий, ночью.

Платон думал об этом в пустом холле, бреясь электробритвой и делая зарядку. Проходящая мимо медсестра, кокетливо напомнила ему: