Тайна двух чемоданов - Роман Ронин Страница 14

на которых они присутствовали. Бойтесь русских женщин!��Особое внимание следует уделить своей позиции со знанием русского языка. Если вы, по своей легенде, обязаны скрывать этот факт, не совершайте глупостей. Один из наших офицеров, отчего-то решив, что его возлюбленная не говорит по-немецки, обсуждал на этом языке свои впечатления от спектакля ”Дни Турбиных”, который он накануне смотрел на русском языке. Стоит ли говорить, что после этого боевая эффективность такого офицера в России свелась к нулю и его вскоре пришлось откомандировать в Японию с самым прискорбным отзывом о его профессиональных качествах.��Самое главное.��Мы не можем жить без женщин, так как они являются предметом первой необходимости, орудием удовлетворения наших естественный потребностей – таким же, как кухня, где нам готовят пищу, или туалет, где наш организм исторгает эту пищу.��Для успешного выполнения поставленной боевой задачи каждый разведчик должен бороться с подстерегающей его неврастенией на почве полового воздержания. Это трудно. Но самая большая опасность караулит нас тогда, когда звериное половое влечение переходит в симпатию, ошибочное впечатление о так называемом родстве душ и любви. Это недопустимо!��Для преодоления вышеуказанных трудностей предлагаю воспользоваться следующими советами.��– В обязательном порядке оплачивать деньгами каждый половой акт с вашей любовницей. Это будет напоминать вам о том, что она лишь выполняет свои обязанности, кто бы их ей ни поручил, а вы удовлетворяете свои потребности. Заведите специальную книгу учета подобных расходов. Ведите записи тщательно.��– Ни в коем случае не ограничиваться в знакомстве одной женщиной, а иметь одновременно не менее двух любовниц. Это поможет вам избежать сердечной привязанности. Только постель должна соединять вас, но ни в коем случае не любовь!��– В идеале вы вообще не должны ничего не говорить своим любовницам, исполняя свой мужской долг молча и с выражением презрения к ним, как то и подобает наследникам великих самурайских традиций.��– Обращаться с женщиной как с вещью, вознаграждая ее материально, но не ослабляя свой дух общением с ней.��Бойтесь русских женщин!»��Довольный собой, подполковник Накаяма написал последний столбец, поставил круглую точку «мару». Достал из кармана похожий на очечник, но только поменьше размером, футляр со странной квадратной печатью. Стукнул ею в баночку с красной мастикой и поставил печать под текстом: «Военный атташе посольства Японии в Москве Накаяма Акира». Разведчик еще раз промокнул свежие записи, аккуратно закрыл тетрадь. Убрал ее и печать в сейф. Снова просмотрел рапорт Курихары, неопределенно хмыкнул, сунул его туда же. Закрыл сейф и аккуратно опечатал металлической печатью. Только теперь, вполне довольный собой, он позволил себе расслабиться и, притворив за собой дверь в кабинет, отправился ужинать.��На лестнице Накаяма внезапно остановился. Он поймал себя на том, что, спускаясь вниз энергичной, даже легкомысленной походкой, едва слышно насвистывает мелодию намертво приставшего к нему за последние три года в Москве «Марша авиаторов»:����Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,��Преодолеть пространство и простор,��Нам разум дал стальные руки-крылья,��А вместо сердца – пламенный мотор…����У подполковника снова недовольно заерзал короткий ус под небольшим расплющенным носом и показались на мгновенье два больших выступающих верхних резца. Чтобы исправить положение, понадобилось несколько секунд. Накаяма сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, полностью очищая свое сознание. Замер. Глаза его отыскали внизу, на рояле, портрет императора, дух восторжествовал, живот старого дзюдоиста мощно выдохнул, как этому учили в школе Усигомэ, и дальше подполковник двинулся, уже полностью овладев собой, медленно и уверенно. Он уже ничего не насвистывал, но в ушах у него торжественно звучал неофициальный гимн, главная песня всех военных Японии, где бы они ни служили: «Уми юкаба». Величаво и тревожно пели трубы, строго и религиозно почтительно было лицо подполковника, спускающегося к ужину.����Выйдем в море, трупы в волнах.��В горы выйдем – в траве наши тела.��О, великий государь, умрем у ног твоих,��Не оглядываясь назад!����Горничная, накрывшая стол, неслышной тенью скользнула в коридорчик, ведущий в кухню. На ужин в тот день была вареная картошка – как любит господин Накаяма, «в мундире», краковская колбаса, паштет из индюшки, черемша, маринованный папоротник и его любимая «Клюковка».�����Глава 5. Делегаты����Москва, Зубовский бульвар, 1965 год�����– Арсений Тимофеевич, а как в НКВД узнали об этой инструкции? – профессионально-благожелательным тоном опытного журналиста спросил хозяина квартиры молодой человек с опрятной окладистой бородкой, аккуратно окаймлявшей его полное лицо. Одетый в модную белую рубашку тончайшего полотна с узким галстуком, он удобно расположился в кресле и держал в левой руке давно погасшую трубку. Раскурить ее заново ему было некогда. Правой рукой он быстро делал какие-то пометки в блокноте, придавливая его топорщившиеся страницы то рукой, то этой самой трубкой.��Хозяин квартиры, похожий то ли на казаха, то ли на калмыка, мужчина лет семидесяти, сидел напротив и одет был еще более щеголевато – в костюм с бабочкой и торчащим из нагрудного кармана бордовым платочком. В ответ он только с удовольствием пыхнул своей маленькой трубочкой и мечтательно посмотрел в окно. Там, в московском летнем мареве угадывался Крымский мост. Старик перевел взгляд на сражающегося с непослушными листами молодого собеседника, слегка улыбнулся, встал и подошел к книжному шкафу, занимавшему всю стену солнечной комнаты. Длинные сухие пальцы ласково перебегали от одного книжного корешка к другому, в какой-то момент показалось даже, что он забыл, зачем встал, и, лишь случайно оказавшись у стеллажа, гладит стоящие переплеты и вот-вот начнет с ними разговаривать, как с домашними животными. Но вместо этого хозяин ловко выудил небольшую книжицу в картонной обложке.��– Вот. Возьмите, Юрий Владимирович, – он протянул ее бородачу, – самый обыкновенный блокнот, но точно лучше вашего.��– Чем же? – с удивлением, но без всякого намека на обиду спросил собеседник. За год общения с этим человеком молодой журналист четко уяснил, что обижаться нельзя. Обижаться на него глупо и непродуктивно, хотя он бывает исключительно жестким в высказываниях и поступках, непреклонным, и хуже того – на первый взгляд непоследовательным. Но только на первый взгляд. Проходило время – иногда много, а иногда достаточно было и нескольких минут – или стоило случиться событию, которого Юрий не ожидал, как вдруг оказывалось, что Арсений Тимофеевич говорил или делал что-то, как будто знал, что и как именно произойдет. Казалось, что он примеривает свои высказывания и линию поведения не под текущие обстоятельства, а под будущее. К этому нелегко было привыкнуть, но усилия того стоили: взгляды собеседника могли после этого измениться кардинально и навсегда.��– А вот смотрите. В отличие от вашей замечательной книжицы (должен признать, очень милой, а я, как вы помните, люблю красивые вещи), мой, то есть теперь уже ваш, блокнотик много проще. Но у него есть две важные функциональные особенности. Во-первых, он переплетен по верхнему обрезу, а не по левому. Когда