Тайна двух чемоданов - Роман Ронин Страница 15

вы пишете, вам не придется мучиться, все время придерживая то левую, то правую страничку, чтобы он не закрылся, – Арсений Тимофеевич произносил слова своим приятнейшим баритоном с уже почти исчезнувшим в Москве дореволюционным «прононсом», отчетливо выговаривая шипящие и умягчая их: «страничьку», «конечьно», «прощьче». – Взгляните, когда вы начинаете писать, предыдущий лист, оказывается, сверху и не так мешает.��– Действительно, – хмыкнул Юрий Владимирович, – но мне не очень-то и мешает…��– Это еще не все. Я ведь не договорил. Первая и главнейшая особенность такого блокнота состоит в том, что ваш собеседник не видит, что именно вы пишете. Для этого достаточно лишь слегка пальцем придерживать обложку – вот так – и все: вы закрываете свои записи от слишком любопытных глаз.��– Да, верно. Я как-то даже и не подумал…��– Совсем не обязательно, чтобы ваш собеседник знал, что вы записываете – за ним или для себя. Поверните блокнот к нему корешком и чуть приподнимите обложку – ваши записи в безопасности на время беседы. Это просто.��– Хм. А что во-вторых?��– Во-вторых, чуть сложнее и, надеюсь, вам никогда не понадобится. Смотрите, этот блокнот мне привез недавно один японский журналист из Токио. Кажется легким, но довольно тяжелый, не правда ли? Это из-за того, что бумага хорошая, очень плотная и дорогая. Если писать в нем перьевой ручкой или карандашом, но не сильно надавливая, на следующей странице не остаётся никаких следов. Конечно, с помощью специальной техники при необходимости можно будет попытаться прочесть по незаметным глазу канавкам вдавления, но… это, если есть техника. Сделайте запись, которую не хотите оставлять в блокноте, не нажимая на ручку, потом вырвите листок и сожгите. На следующей странице ничего не видно. По-моему, очень удобно для писателей-детективщиков и журналистов, не правда ли? – И, явно довольный собой, Арсений Тимофеевич снова пыхнул благоуханным облачком табачного дыма.��Бородач Юрий энергичными движениями крепких толстых пальцев пролистал блокнот и удовлетворенно кивнул:��– Да, действительно, какими важными могут быть мелочи! Спасибо, интересный урок для меня. – Он бережно убрал блокнот в стоявший у ног портфель и снова взялся за ручку. – Но что же с инструкцией подполковника Накаямы?��– Сколько знаю вас, Юрий Владимирович, столько поражаюсь вашей энергии и хватке, – добродушно засмеялся хозяин, доставая трубку изо рта, – как долго и о чем бы ни шла речь, вы никогда не теряете нить беседы и не забываете, о чем мы говорим!��– Знаете, Арсений Тимофеевич, один американский писатель, а я очень люблю американцев – они все-таки, в отличие от нас, не расслаблены наблюдениями за внешней и внутренней сущностью мира, они умеют считать, а оттого бритвенно остро и точно мыслят. Так вот, один американский писатель говорил, что мастерство рассказчика состоит в том, чтобы умело скрывать от своей аудитории все то, что она хочет узнать. По крайней мере, до того времени, пока сам рассказчик не выскажет свои сокровенные мысли по широкому кругу вопросов, никак не относящихся к сути дела. Хотя, конечно, все, что вы говорите, к сути дела имеет отношение самое непосредственное.��– Я тоже очень люблю американцев. Их сухой тип сознания как нельзя лучше подходит для детективной работы. Если бы не удивительное, совершенно потрясающее их зазнайство на всех уровнях – от каждого конкретного клерка, которого с детства учат говорить, что он лучше всех и поэтому всех победит, до страны, которая твердит то же самое, хотя до победы еще ох как далеко, они были бы идеальными розыскниками. Но мне, как вы понимаете, куда ближе японцы с их прогрессирующей по мере нарастания мастерства скромностью. Там, на Востоке, говорят: «спелый рис держит голову вниз». – Арсений Тимофеевич выпустил облачко дыма, посмотрел на книжный шкаф, немного помолчал, улыбнулся чему-то своему и продолжил, – приведенная вами цитата, вероятно из О. Генри?��– Верно. «Короли и капуста».��– Прелестная вещица. Инструкцию… Инструкцию пришлось выкрасть. У нас в НКВД поначалу о ней толком ничего не было известно. Ходили только более чем смутные слухи, что в недрах японского посольства появился некий секретный документ, представляющий опасность для всей нашей агентурной работы. Вроде бы в этом документе речь шла о попытках вербовок японских дипломатов с помощью «медовых ловушек». Знаете, что это такое?��– Да. Вербовка через угрозу компрометации с помощью женщин.��– Специально обученных женщин. Верно. Они были нашим оружием, одним из важнейших в борьбе с японской разведкой в Москве. Не единственным, конечно, но одним из важнейших…�����1935 год, осень, Москва, здание НКВД на Лубянке�����В кабинете начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР было прохладно и сыро. После жаркого лета вроде и хотелось бы здесь расслабиться и отдохнуть, но сырость эта была какая-то неприятная, с душком. Сам хозяин кабинета недовольно тер руки, как будто пытаясь их согреть, и тут же массировал ладонями до красноты щеки и крупный волевой подбородок с глубокой ямочкой, которая приводила в расслабленное состояние духа дам, имевших счастье общаться с этим человеком вне службы.��Немного погодя, сам себе одобрительно кивнув, хозяин кабинета произнес:��– В конце концов, Марейкис, это ваша епархия. Агентессы подчиняются вам. Работаете с ними непосредственно вы. Ответственность за всё, повторяю: абсолютно за всё, что может с ними произойти, – голос комиссара задрожал металлом, – несете тоже только вы. От кого получена информация о документе?��– Агент «Ирис», плотно работающая с корреспондентом «Ямато симбун» Курихарой, услышала от него в неформальной обстановке, что военным атташе посольства подполковником Накаямой была зачитана вслух некая бумага, которая ставит под угрозу дальнейшую нормальную работу русских учительниц с японскими дипломатами. – Лейтенант госбезопасности Арсений Чен, больше известный тем, кому на Лубянке вообще полагалось о нем знать, как агент Марейкис, стоял навытяжку перед комиссарским столом, но при этом говорил и чувствовал себя так свободно, что хозяину кабинета стало как-то нехорошо, некомфортно.��– Плотно работающая… Эта ваша «Ирис» – та самая, что пытается работать с самим Накаямой?��– Так точно, Марк Исаевич. Подполковник Накаяма обратился к ней с просьбой давать уроки русского языка и ему. Читает, говорит и понимает он прекрасно, не хуже нас с вами, но просьбу свою мотивировал стремлением все время улучшать знания.��– Вот что, Марейкис. По Накаяме мы с вами работаем лично под руководством сами знаете кого. – Комиссарский палец показал куда-то неопределенно наверх. – Работаем в тесном сотрудничестве с коллегами с Арбата, опять же лично Артуром Христиановичем. Не то что разрушить комбинацию, хоть намек дать на то, что вся эта комбинация с японскими военными устроена нами и находится под нашим контролем, нельзя ни при каких обстоятельствах! Ни при каких, слышите?! Считаю необходимым вывести «Ирис» из-под Курихары, – комиссар коротко хохотнул, отчего вздрогнули и холодцом затряслись полные белые щеки, но тут же оборвал сам себя, – и пусть она работает только с Накаямой.