В тот день… - Вилар Симона Страница 16

Но сейчас младший Радко не очень интересовал Озара. Еще успеется, хотя Будька с охотой выкладывала все про красивого младшего Колояровича. А Вышебор? Она лишь насупилась.

– Что Вышебор? Говорила же, что ранее, до того как покалечили его, он считался тут главным, но в дела хозяйства не вникал, его даже устраивало, что Дольма всем так заботливо распоряжается. Для Вышебора же главным было, чтобы его как хозяина по приезде принимали, чтобы тот же Дольма выходил ему навстречу и в пояс кланялся, чтобы место во главе стола уступал ему покорно.

Но потом, когда Вышебора покалечило, Дольма его уже иначе принимал. Конечно, посокрушался, что старшой ногами ходить не сможет, потом выделил ему удобную горницу наверху, слуг приставил, велел мастеровому Стояну соорудить для брата кресло на колесиках, ну вроде сиденья на возке… Да ведь мудрый волхв уже сам видел то кресло! Дольма даже позаботился о наклонном спуске в тереме, чтобы старшего Колояровича было удобнее спускать-поднимать, когда тот пожелает. Да и в Почайну в тот день Вышебора в нем катили. Должен был Бивой ему прислуживать во время обряда, ну да Бивой отказался, вот Жуягу к калеке и приставили. Ведь Жуяга тоже за ним ухаживал, когда приказывали, а он, хотя и тщедушный, на деле сильный.

– Это плешивый Жуяга-то сильный? – переспросил Озар. – Что-то я не приметил в этом тщедушном силы. Наверно, ему нелегко пришлось, когда полгорода катил увечного, а потом еще в воде. Вышебор муж крепкий, могучий, а Жуяга вон какой невзрачный.

– Что с того, что он невзрачный? – поправив височные кольца на тесьме, возразила чернавка. – А на деле Жуяга сильный. Жилистый он, крепкий, руки все в узлах мускулов. Он же по молодости у ваших волхвов подвизался, охранником на капище служил. Ну а каковы ваши… Да что я рассказываю!

– Так он служителем богов был? – задумчиво переспросил Озар. – Откуда знаешь? Я вот ничего про вашего Жуягу не слышал. А ведь должен был бы…

Говоря это, Озар хотел по привычке запустить руку в бороду, как с ним обычно случалось, когда размышлял. Но рука поймала пустоту. Эх, надо от этой привычки избавляться.

Будька зевнула и хотела было идти, но Озар еще спросил:

– Сколько же ты тут прожила в услужении, раз столько про род Колояровичей знаешь? Сама вон словно Леля весенняя[52], юная, а всю их подноготную проведала. – И Озар легонько щелкнул Будьку по хорошенькому вздернутому носику.

Она отмахнулась, негромко смеясь.

– Так ведь надо же о чем-то говорить долгими зимними вечерами, когда все в истобке[53] собираются. Вот я и слушала.

Но, сказав это, чернавка заторопилась.

– Пойду я. А то вон Лещ уже Лохмача с цепи спустил. А я страсть как этого косматого зверюгу боюсь. Да и вставать мне завтра раненько.

Озар посмотрел ей вслед и подумал, что эта милая девушка не так уж проста, как кажется. Все замечает, обо всех знает. И кого же она ожидала у ворот? Обычно ворота закрывают, когда последние с гулянок возвращаются. Не Радомила ли ждала чернавка? По тому, как она о младшем Колояровиче отзывалась, выходило, что нравился он ей. Но какой бабе такой, как Радко, не глянется – лихой, удалой да собой пригожий, как сам Ярила пресветлый[54]? Хотя, как поговаривали, с Мириной-хозяйкой у него как раз не очень-то ладилось. А какая пара могла быть! Оба хороши, как месяц-месяцович с луной ясной.

Тут было о чем поразмыслить. Но вместо этого Озар стал негромко насвистывать, когда вдоль частокола промелькнула тень огромного, как теленок, Лохмача. Потом волхв начал поскуливать по-щенячьи, дышать быстрым собачьим дыханием. Пес сперва рычал грозно, но постепенно приблизился, принюхиваясь, а там и подошел, дал себя погладить по лохматому загривку. Ну да волхва Озара обучали, как с животными ладить. И когда челядинец Лещ, обходя на ночь хозяйские постройки, заметил, что приставленный Добрыней гость что-то ласково приговаривает присевшему рядом сторожевому псу, то даже ключи от запоров уронил – так поражен был.

– Гляжу, ты и впрямь колдун, – проворчал он. – Ишь как с Лохмачом поладил скоро. Обычно этот зверюга мало к кому идет.

– Ну, у меня с животными всегда лад, – отозвался добродушно Озар. – Я вот о чем хотел спросить тебя…

Но умолк, когда старый слуга резко пошел прочь, всем видом давая понять, что не намерен лясы точить с подселенным к ним ведуном. Удалился к хозяйским клетям и больше не показывался. Озар посидел еще какое-то время. Ночь выдалась без луны, но ясная – все небо звездами, как светлым серебром, обрызгано. Тихо было, лишь из конюшни порой доносилось пофыркивание лошадей, а в полночь на хозяйском дворе прогорланил петух – его ночной крик никого не разбудил, привыкли уже.

Поспать бы Озару, однако он долго еще лежал без сна. Вспоминал все, что ему про род Дольмы стало известно, о чем поведали тут и что он знал, когда сюда только направили.

Изначально род велся от варяга Глума, прибывшего в Киев еще с Олегом Вещим. Варяги Олега тогда быстро расселились, прижились да переженились на местных девицах – Олег сам их в этом поддерживал, желая, чтобы пришлые варяги скорее в Киеве своими стали. Вот и Глум сошелся с местной девицей, а там и поставил свой дом на Хоревице. Киевская супружница немало детей ему родила, но кто из них умер, кого судьба унесла невесть куда, кто сгинул в походах. Остался лишь один сын, названный уже по-местному Судиславом. И хоть имя носил славянское, однако, видать, сильна была в нем воинственная варяжская порода. Все время уходил в походы, лишь на побывку возвращаясь в родной терем на Хоревице. А как сгинул где-то, после него остался сын Колояр, известный в Киеве витязь. Этот тоже выгодно женился на упомянутой сегодня Добуте, женщине хорошего купеческого рода. На ней и держалось все хозяйство, пока Колояр, как и отец его, в походы хаживал. Сперва он ходил с Игорем в южные моря, потом переметнулся на службу к прославленному воеводе Свенельду – у этого служить оказалось выгодно, все его люди богаты и успешны были. Именно при Свенельде Колояр и прославился, возвысился. Его сама княгиня Ольга пресветлая у себя принимала. Но, как поговаривали, не любила. Уж больно дерзок был да своенравен. К тому же враждовал с вышегородским родом Добуты – много шума от того было, говорят, он жене запретил родню навещать и, если позволяла себе ослушаться, поколачивал. А что сам еще немало жен заводил, Добута даже слова сказать не смела, не могла и родне пожаловаться.

А потом Колояр прославился, сумев отстоять Хоревицу во время набега печенегов лютых. Случилось это, когда князь Святослав отправился в поход на Болгарию, а печенеги в его отсутствие напали на Киев-град[55]. Мать Святослава княгиня Ольга с его детьми тогда схоронилась на главной Киевской горе за городнями и частоколами, там же немало беженцев укрылось, а вот гора Хоревица осталась сама по себе. Однако не смогли взять ее печенеги: крутые склоны и отважный отряд дружинников во главе с уже немолодым Колояром оказались им не по силам. Вот и отступили вороги после нескольких неудачных приступов.

Однако, как бы умело ни обороняли Хоревицу, люди больше на иное обратили внимание: тогда к осажденному Киеву прибыл с ополчением черниговский воевода Претич, который хоть и не решился отбить отряды печенегов, а хитростью отвлечь их от града сумел. Он же вывез из осажденного града саму княгиню Ольгу с малолетними княжичами. Ну а там и сам Святослав подоспел, разбил печенегов, погнал их обратно в степи. В Киеве же был великий пир, чествовали все Святослава, восхваляли и ловкого Претича. О Колояре тоже много говорили, однако боярской шапки, на которую тот рассчитывал, ему так и не дали. И Колояр замкнулся в себе. Даже когда очередная жена родила ему сына Радомила, не сильно повеселел. Да и жена родами померла, где уж тут пировать, когда горе в доме, а на Добуту еще и младшего Колояровича навесили.