Валерия Вербинина - Сапфировая королева Страница 17

Барышни в толпе заволновались, стали подниматься на цыпочки и вытягивать шеи. Стремглавов догадался, что прибыл со своей пожарной командой главный городской брандмейстер, Франц Григорьевич Кольбе. Франц Григорьевич происходил из немцев, которые переселились в О. еще во времена первого губернатора. Французский герцог вообще позволял жить в городе кому угодно, лишь бы не слишком безобразничали да исправно платили налоги. Поэтому в О. смешались потомки людей множества национальностей – французов, армян, немцев, греков, болгар, поляков, турок, итальянцев и даже русских.

Стоит отметить, что министры в Петербурге были не слишком довольны таким вавилонским смешением народов.

– Но, ваша светлость, – возражали они, – если в городе будет столько наций, они же передерутся!

– Нет, – кротко отвечал герцог, – вот если бы в городе жили только две нации, они бы регулярно устраивали поножовщину. А когда их много, времени не хватит выяснять со всеми отношения.

Время показало, что герцог оказался совершенно прав.

Возвращаясь к Францу Григорьевичу, следует отметить, что брандмейстер был весьма видный мужчина. Когда он при полном параде катил на какой-нибудь пожар, городовые отдавали ему честь, а барышни ощущали неподдельное сердечное волнение, ибо выглядел Кольбе не хуже какого-нибудь генерала, а то и короля.

Брандмейстер увидел толпу и страдальчески скривился. Народу собралось столько, что он со своими людьми никак не мог подобраться к горящему зданию. Однако тут Франц Григорьевич заметил неподалеку полицмейстера де Ланжере и, не мешкая, бросился к нему.

– Елисей Иванович! Отгоните толпу, она же только мешает! Мы не можем даже подъехать к складу!

Полицмейстер поглядел на брандмейстера загадочно и заложил руки за спину.

– Скажите, Франц Григорьевич, – вполголоса спросил де Ланжере, – вы беретесь потушить пожар?

Кольбе поглядел на здание, охваченное огнем, и, не колеблясь, кивнул:

– Да.

– Но ведь пожар уж очень сильный, – молвил полицмейстер, и в его взоре, бог весть отчего, блеснула тусклая искра.

– С божьей помощью потушим, – твердо отвечал брандмейстер. – Гавань неподалеку, есть откуда брать воду.

– Да? – как-то неопределенно хмыкнул де Ланжере и стал смотреть на горящий склад. Крыша уже провалилась.

– Елисей Иванович! – в нетерпении вновь напомнил ему о своем присутствии брандмейстер. – Зеваки!

– Ну не могу же я мешать людям смотреть на пожар, – снисходительно молвил полицмейстер и подкрутил ус.

Тут уже и Франц Григорьевич поглядел на него внимательнее.

– Значит, не можете? – после паузы спросил он.

– Не могу, – печально отвечал де Ланжере. – Нет в законах Российской империи такого, который разрешал бы мне это сделать. Самоуправство получается.

– Так что, пусть горит? – уже сердито произнес брандмейстер.

– На все божья воля, – со вздохом отозвался полицмейстер, и во взоре его вновь блеснула все та же тусклая искра. – Догорит и само потухнет, куда ему деться…

Брандмейстер отошел, но не утерпел и все же вернулся.

– То есть пусть горит? – зачем-то с вызовом уточнил он, выпятив подбородок.

– Вы же сами видите, сударь, какой страшный пожар, – качая головой, уронил де Ланжере. – К чему рисковать жизнями людей? У всех жены, дети. Лишнее это.

Франц Григорьевич умолк. Он решил, что Хилькевич застраховал склад и поделился с полицмейстером, чтобы тот дал беспрепятственно тот склад спалить вчистую. В душе брандмейстера кипело негодование, но его было слишком мало, чтобы потушить пожар. Он злобно покосился на де Ланжере и, помыслив мельком, как было бы хорошо, если бы приезжая дама дала знать куда надо о его безобразиях, хотел удалиться, но тут сквозь толпу прорвалась маленькая нелепая фигурка в пестрых восточных одеждах.

– Господин! – взвыл Вань Ли, молитвенно складывая руки. – Горим! Ужас, ужас, ужас! Имущество! Скорее, надо тушить, тушить!

Он говорил, обращаясь то к де Ланжере, то к Кольбе, и забылся до того, что даже схватил брандмейстера за рукав.

– Ведите себя прилично, Вань Ли, – строго остановил его полицмейстер. – Ну пожар, эка невидаль… Лето, в конце концов, жарко. Мало ли что там могло загореться…

Китаец открыл рот.

– Но… но… – Он повернулся к Францу Григорьевичу: – Господин! Пожар! Умоляю вас!

По его лицу текли слезы, и брандмейстер растерялся. Де Ланжере глядел в сторону. «Что за штуки? – подумал растерянный Кольбе. – Они сговорились? Чертов китаец притворяется? Ну и актер, однако!»

– Мы не можем потушить пожар, – сказал он начальственным тоном и приосанился.

Барышни в толпе, глядя на него, млели от восторга.

– Почему? – изумился китаец.

– У нас нет воды, – скорбно ответил брандмейстер.

– Но гавань рядом! Целое Черное море!

Похоже, от волнения Вань Ли наконец научился выговаривать букву «р».

Франц Григорьевич покосился на море, катившее свои волны, и немного подумал.

– Помпы неисправны, – объявил он наконец.

– Что, все? – вытаращил глаза китаец.

– А которые исправны, те слишком старые, – вывернулся брандмейстер.

– Но вы можете хотя бы попытаться! – взвыл Вань Ли. Судя по его виду, он не помнил себя от горя.

– А стоит ли? – вмешался де Ланжере. – Здание уже выгорело дочиста. Подождите, осталось еще совсем немного.

Вань Ли поглядел на него с непередаваемой злобой, прошипел: «Вам это так с рук не сойдет!» и, в китайской манере заложив руки в широкие рукава своего шелкового одеяния, удалился.

– Пожары – ужасная вещь, – вздохнул полицмейстер. – Хорошо хоть, никто из людей не пострадал.

Однако вскоре выяснилось, что кое-кто пострадал очень сильно. Тем самым кое-кем был не кто иной, как Виссарион Сергеевич Хилькевич.

Он узнал о пожаре позже всех, потому что слуги, зная нрав короля дна, побоялись ему сообщить, когда пожар только разгорался. Прибыв наконец в гавань, Хилькевич застал на месте главного склада, где хранились груды контрабанды, мешки с опиумом и всякая незаконная всячина, лишь почерневшие балки и тлеющие угольки.

Хилькевич не побледнел, не покраснел, но в лице все-таки переменился. Быстро подсчитав в уме стоимость нанесенного огнем ущерба, он подумал о том, какую сцену устроит ему Груздь, занимавшийся сбытом контрабанды, что подумает о нем Вань Ли, хранивший на складе свой опиум, и велел как можно быстрее доставить себя к полицмейстеру. Тот давно уже удалился к себе, убедившись, что склад сгорел дотла.

По привычке войдя к полицмейстеру без доклада, Хилькевич увидел, что тот о чем-то разговаривает с маленьким следователем Половниковым.

– Прошу вас, сударь, выйдите, – даже не поворачивая головы в сторону короля дна, сказал де Ланжере.

Собственно, не сказал – процедил сквозь зубы. Да, так будет вернее.

Хилькевич настолько растерялся, что действительно попятился к дверям. Оказавшись в коридорчике, в котором стояли лишь несколько шатких стульев, он, однако, опомнился.

«Сукин сын! Что это на него нашло? Или он перед приезжей дамой выкобенивается?» – воскликнул он про себя и про себя же грязно выругался.

А в кабинете Половников закончил свой доклад.

– Значит, кучер молчит, – подытожил де Ланжере.

– Он сказал, ваше превосходительство, что, если проболтается, ему не жить, – отвечал следователь. – Полагаю, вы сами понимаете, что сие означает.

– М-да… – уронил де Ланжере и сделал губы трубочкой. – То есть они хотели убить горничную или покалечить ее в виде предупреждения госпоже – мол, они люди серьезные и с ними шутить не стоит.

– Возможно, – сдержанно отозвался следователь. – Но улик у нас нет.

– Бедное правосудие, – вздохнул полицмейстер. – Никакой преступник не станет церемониться, чтобы совершить преступление, а мы – изволь соблюдать права, законы, формальности… А если свидетеля подкупят, вся работа псу под хвост, если улик недостаточно, злодей почти наверняка будет на свободе… И есть еще изворотливые адвокаты, которые всякий чих толкуют в пользу обвиняемого, плюс глупые присяжные, которым всегда легче оправдать, чем осудить… Тяжела наша доля!

Половников хотел что-то сказать, но поглядел на холеное лицо полицмейстера, на его королевские усы и ничего не сказал.

– Хорошо, – снова заговорил наконец де Ланжере. – Кучера пока отпустите и установите за ним слежку. Вряд ли наблюдение что-то даст, но тем не менее.

Половников двинулся к дверям.

– Да, Антон Иваныч, – окликнул его полицмейстер, – когда будете уходить, скажите господину, который в коридоре, что он может ко мне зайти.

Следователь прекрасно знал о пожаре на складе, догадывался, с какой целью Хилькевич явился сюда, и слова «господин, который в коридоре» резанули его слух непривычно вальяжной интонацией.

«Однако любопытные у нас творятся дела с тех пор, как в городе объявилась столичная дама», – невольно подумалось ему.