Анхен и Мари. Выжженное сердце - Станислава Бер Страница 17

– Все только и говорят про господина Кожелюбова и его арест. Неужели он, и в правду, убийца?! Нет. Не могу поверить, что Александр Николаевич мог пойти на преступление ради должности и жалования. Помнишь, директор грозился его уволить? – оживилась Мари.

– А если это была ревность? Не думаешь ты, что он из ревности убил соперника?

– Хм. Не думала, а ведь точно. Что если, это было преступление страсти? – Мари оживилась ещё больше.

Очки запотели. Нездоровый румянец заиграл на её лице. Видимо, сестра опять увлекалась сладостями, пока никого не было дома. Знаем мы её аллергичные припадки.

Обыск

Анхен вышла из экипажа и оглядела добротный деревянный дом на каменной кладке. Лучи осеннего солнца окрасили его высокие расписные ставни рыжим цветом. Госпожа Ростоцкая вдохнула утреннего воздуха полной грудью. Пахло зеленью, хотя кое-где жёлтые листья устилали зеленеющий ещё палисадник – неотвратимо приближалась осень.

Господин Кожелюбов Александр Николаевич жил в особняке на окраине Петербурга. Ночь он провёл в кутузке, а на следующее утро господин Громыкин вместе с постановлением на обыск привёз его домой.

– Это что же он натворил, Ваше благородие? – спросила румяная молодая женщина в голубом платье, уперев руки в бока, когда они завели подозреваемого внутрь.

– Мы пока выясняем все обстоятельства совершённого преступления, – туманно ответил дознаватель, осматривая гостиную купеческого дома.

– Это какого ещё преступления? – спросила жена-купчиха, накинув на плечи синий павлопосадский цветастый платок.

Она с тревогой и негодованием наблюдала, как городовые расхаживают по её дому, заглядывая в каждый угол.

– Убийство директора гимназии. Вы, сударыня, в понедельник вечером и ночью где пребывали? – пошёл в атаку дознаватель.

– В Новгородской губернии, на озере Ильмень, – не задумываясь, ответила женщина.

– По какой нужде?

– У батюшки гостила в деревне. Лето мы с дитём там провели. Вчера возвернулись оттудова. А чего надо-то? – не понимала она. – Скажите им, чтобы не топтались громко. Сын спит. Разбудят они его.

– Эй, тише там! Значит, дома Вас не было. Не было, – подытожил господин Громыкин.

Из соседней комнаты, склонив голову в дверях, вышел делопроизводитель с жестяной коробкой в руках.

– Вот, – преподнёс он табакерку начальнику.

– Вы курите, господин Кожелюбов? Курите? – спросил дознаватель.

– Курю. Это что преступление?! – взбесился вдруг учитель.

– Никак нет. Мы табачок Ваш заберём на экспертизу, – сообщил господин Громыкин. – Оформите, Иван Филаретович, как улику.

– Будет сделано!

– Одежду синюю тоже поищите, – наставлял он делопроизводителя.

– Уже ищем. Пока ничего похожего не нашли.

Молодая женщина не выдержала и устремилась за господином Самолётовым. Как бы чего не случилось! А то знаем мы этих городовых – потом серебро столовое не сыщешь после обыска, ага.

Анхен пристроилась за столом, рисуя господина Кожелюбова в домашних условиях. Он сидел в креслице между двух окон с подвязанными занавесками, склонив голову. Внезапно подозреваемый встал, городовой кинулся его унимать, но господин Громыкин остановил служаку.

– Я Вас очень прошу. Нет, умоляю! Не говорите ничего супруге про Ольгу, – взмолился господин Кожелюбов. – Хотите на колени встану?

Дознаватель молчал, оглаживая рыжую бороду. Он буравил учителя глазами-пуговицами, гадая – он или нет?

– Вы не понимаете. Тесть мой – купец второй гильдии. Практического ума человек, – запальчиво начал рассказывать подозреваемый, заглядывая в глаза господину Громыкину. – Перед венчанием он меня заставил бумаги подписать, мол, ни на что не претендую.

При словах сих господин Кожелюбов обвёл комнату рукой – смотрите, вон какие богатства, а не мои.

– Живу я лишь на своё жалование, даже новое пальто себе позволить не могу, в старой шинели хожу. А если раскроется измена, они меня по миру пустят. Ведь всё здесь жене принадлежит. И даже эта распроклятая бричка её, а не моя.

– А вот эти вазы тоже жене принадлежат? – спросил господин Самолётов, входя в гостиную с китайской керамикой в руках.

Молодая купчиха, вернувшаяся вслед за делопроизводителем, с удивлением рассматривала его находку.

– Нет! Это… не совсем. Я, право слово… Понимаете, – совсем запутался господин Кожелюбов и замолчал.

– Госпожа Ростоцкая, позвольте Ваш блокнот с зарисовками похищенных ваз, – попросил господин Громыкин. – Ваш блокнот позвольте.

Анхен вытащила из сумки старый блокнот, встала и подала его дознавателю. Господин Громыкин нахмурился, сверяя узоры и формы и, наконец, произнёс.

– Значит, ты, господин хороший, у нас есть и убийца, и вор, – спокойно заключил Фёдор Осипович. – Арестовать!

– Я не убийца! Я не вор! – испугался учитель. – Я…

Он хотел было продолжить, но натолкнулся глазами на жену и замолчал. Анхен проследила за его взглядом. Она как бы ненароком взяла подозреваемого за руку, и присутствующие постепенно растворились в воздухе. Утреннее солнце сменилось чернотой ночи за высоким окном.

– Помоги мне, пожалуйста. Саша! Мне не к кому больше обратиться, – сказала Ольга Колбинская нежным голосом, тяжко вздыхая.

Она опустилась в креслице между двух окон в гостиной купеческого дома и промокнула лицо кружевным платком. Александр, несмотря на досаду, вызванную тем, что она заявилась к нему домой, залюбовался Ольгой. Свет от свечи на столе освещал её чудесные глаза, и они так блестели, не оторваться. А это новое горе придавало и без того милому лицу беззащитность и тянуло его к себе.

– Мы ведь уже всё обговорили. Мы должны это прекратить, Олюшка, – сказал Александр, опускаясь на пол у её ног и беря руки возлюбленной в свои ладони. – Скоро приедет моя жена. А твой благоверный вообще грозился меня в порошок стереть.

– Я всё понимаю. Я не о том тебя прошу. Нашлись покупатели на вазы. У нас их целая коллекция, – сказала Ольга уже окрепшим голосом. Тон сменился на деловой. – Покупателей на дачу неудобно приглашать, а у тебя дом в городе.

– Почему ты этим занимаешься, а не… он? – спросил учитель, неопределённо мотнув головой в сторону дачи директора женской гимназии.

– Он… приболел… после ссоры, – сказала она, вставая. – Так ты мне поможешь?

Новая, но хорошо смазанная и уже объезженная бричка катилась по мостовым Петербурга неслышно, лишь раздавался мерный цокот копыт, словно маленькие молоточки били по наковальне. Тёмно-красная бричка легко пронеслась по тракту и просёлочным дорогам, так что они скоро въехали в Хитряево, встретив по дороге лишь старика с удочкой, уныло бредущего в сторону реки.

– Не надо. Не время сейчас, – сказала Ольга, отстранив от себя руку бывшего любовника.

Он никак не мог избавиться от соблазна, так сильно ему хотелось её поцеловать. В эти алые манящие губы. И когда они вошли в дом, будто притихший после драки, он не удержался и притянул её к себе.

– Как