Анхен и Мари. Выжженное сердце - Станислава Бер Страница 18

– Не время. Саша, не сейчас!

Ольга быстро провела его в узкую комнату, всю уставленную китайскими вазами.

– Так много?! – удивился учитель.

– Не волнуйся. Мы их сейчас сложим как матрёшки – маленькие вазы завернём в тряпки и поставим в большие.

Как ни странно, но вся коллекция уместилась в бричке. На обратном пути ему опять встретился тот старик, уже возвращавшийся с ночной рыбалки. Как Александр не старался ехать тихо и аккуратно, но вазы всё равно позвякивали на ходу.

Госпожа Ростоцкая убрала руку от учителя и снова оказалась в своём теле среди коллег, занимающихся обыском. Эта её новая особенность стала нравиться Анхен всё больше и больше. Видеть воспоминания других людей – со всеми запахами, прикосновениями, эмоциями, шевелениями в сердечной мышце и даже, пардон, слабостью в животе – это всё равно, что проживать чужую жизнь. Даже чтение книг не сравнится с этим ощущением. Нет, определённо, ей это нравилось. Художница подошла к господину Громыкину и зашептала ему в ухо.

– Увести жену подозреваемого прикажите Вы. При ней всей правды он Вам не расскажет.

Рыжебородый дознаватель хотел было воспротивиться – где это видано, чтобы яйца курицу учили? – но потом пригляделся к господину Кожелюбову и распорядился.

– Увести хозяйку дома!

Возмущённую купеческую дочь городовой вывел из гостиной. Учитель уселся в то самое креслице и поведал как на духу обо всём, что случилось в злополучную для него ночь. Ну, почти обо всём. Ту часть о красоте Ольгиных глаз при свете свечей он благоразумно опустил, ну и про соблазны тоже.

– Хм. Так кто же тогда убил господина Колбинского? – спросил господин Громыкин, выслушав сбивчивый сей рассказ. – Кто убил, я Вас спрашиваю?

– Не ведомо мне сие, – пожал плечами господин Кожелюбов.

– Когда Вы, молодой человек, с вазами возились с молодой вдовушкой, начальник Ваш уже дуба дал, – добавил дознаватель. – Уже дал дуба.

– Я не знал, что господин Колбинский мёртв. Честное благородное слово! – воскликнул подозреваемый, встав с кресла.

– У Вас и мотив был его устранить. Вы же ссорились накануне. Он грозился выкинуть Вас из гимназии, – продолжал его запугивать господин Громыкин. – А увольнение Вам ни к чему. Сами признались, что на жалование живёте.

– Это всё были рабочие моменты! – оправдывался учитель.

– Со спущенными штанами? С обнимку с чужой женой? Так Вы решаете рабочие вопросы? – уточнил дознаватель, ухмыляясь.

– Послушайте, – попыталась вмешаться в разговор Анхен.

– Довольно! – рявкнул на неё господин Громыкин и распорядился. – Забирайте его.

– Негодяй! Кобель несчастный! Всё батюшке про тебя доложу, помяни моё слово, – заголосила жена господина Кожелюбова.

– Зачем Вы… про Ольгу… Я же просил, – упрекнул учитель.

Жена Александра Николаевича оттолкнула державшего её городового и прорвалась на допрос, услышав последние слова дознавателя. Купчиха подошла к мужу и влепила ему оплеуху со всей купеческой силушки. А силушки там было много, красавец головы чуть не лишился.

* * *

– Святые угодники! – выругалась Анхен, подходя к доходному дому у Гороховой улицы.

Садилось солнце, подступали осенние сумерки, но она издалека увидела госпожу Вислоушкину – та прогуливалась с белым пудельком по тротуару. Госпожа Ростоцкая думала развернуться и уйти от греха подальше и от унылых разговоров, но от Серафимы Савельевны так просто ещё никто не уходил.

"Вот ведь зараза! Вечно на зрение жалуется, при случае достаёт лорнет в качестве доказательства слепоты своей, а видит всё. Всё видит", – подумала Анхен, но поклонилась в ответ на призывные жесты домовладелицы и подошла к ней.

– Анна Николаевна, голубушка, что же Вы так поздно возвращаетесь. Не ровен час лиходеи Вам встретятся на пути, – пожурила её госпожа Вислоушкина.

– Так и Вы, Серафима Савельевна, не дома чай пьёте. Моцион вечерний решили провести? – ответила госпожа Ростоцкая.

– Засиделась, знаете ли, решила ноги размять, да малыша выгулять.

Госпожа Вислоушкина дёрнула за поводок, пуделёк взвизгнул. Анхен хотела её стукнуть за жестокое обращение с животным, но сдержалась. Старушку и так Бог умом обидел, куда ей ещё лезть с наказанием.

– Раньше Вы из гимназии засветло приходили, а сейчас, что ни день, то допоздна. Вот ведь как в полиции обращаются с барышнями, – сказала домовладелица, как бы сочувствуя, но потом добавила. – Должно быть, жалование хорошее положили, и вы с сестрой, наконец-то, расплатитесь с долгами.

"Откуда старая карга разнюхала, что я в полиции служу?! Неужели Мари проболталась? Ах, впрочем, какая разница", – подумала Анхен и состроила радостную мину.

– Не волнуйтесь, Серафима Савельевна. На деньги наши Вы ещё и второй доходный дом сможете построить, – сказала художница и, не дожидаясь обиды госпожи Вислоушкиной, направилась через арку во двор.

Дома, у дверей её встретила Джоконда и радостно уткнулась носом в туфли хозяйки-мамы – здоровалась.

– Девочка моя, хорошая моя, – сказала Анхен, приседая рядом с крольчихой. – А я тебе гостинцев принесла – травки свежей.

Джоконда выгнулась, требуя ласки.

– Привет, – сказала Мари, выходя в прихожую. – А я теперь сразу узнаю, когда ты войдёшь. Джоконда слышит твои шаги на лестнице и бежит к двери встречать любимую мать, а нелюбимая мать просто её кормит, поит и лоток с какашками чистит. Акулина отказывается этим заниматься.

– Завели баловство, так сами и чистите за ней ящик-то, – проворчала из кухни служанка.

Анхен чмокнула сестру в щёку – не ревнуй! – и пошла к себе переодеваться. Проходя через гостиную и, увидев накрытый к чаю стол, обрадовалась. Видимо, Мари получила жалование – дымился самовар, стояла коробка из кондитерской Жоржа Мармеладова. Голубая керосиновая лампа отбрасывала тени на обоях. Как же уютно дома!

– Ну, рассказывай, – потребовала сестра, как только Анхен уселась за стол.

Ростоцкая, уже откусившая пирожное, поперхнулась.

– Что рассказывать? – спросила она, прокашлявшись.

– Ольгу отпустили? Нашли настоящего убийцу?

– Ах, вот ты о чём. Ну, ты, мать, скора больно. День прошёл всего, а ты хочешь результат получить. У нас в полиции так дела не делаются. Хоть начальник сыска господин Орловский подгоняет господина Громыкина, но дело пока неясное.

Анхен потянулась к пирожному, чтобы откусить его второй раз. Мари схватила её за руку и отодвинула в сторону. Художница, раскрыв рот, наблюдала, как вожделенное пирожное уплывает от неё, посмотрела на сестру и нахмурилась.

– Нет результата, нет десерта! – поставила ультиматум учительница.

Мари вытащила из рук сестры помятое уже пирожное и положила себе в рот, демонстративно его пережёвывая и закатывая глаза от наслаждения.

– Ладно. Слушай. Расскажу. Пока Ольге помочь не в силах я, поверь. У любовника её – господина Кожелюбова, ты знала, что связь сердечная у