Сергей Зверев - Господа офицеры Страница 20

Сейчас мысли Левченко бежали по двум направлениям. Во-первых, Андрей пребывал в полной уверенности, что юный прапорщик, прибывший сегодня в лагерь, — это не кто иной, как член императорской семьи, великий князь Николай. Еще год тому назад, до войны, Андрей Левченко как-то встречал этого несуразного юнца у сестры. Тот, помнится, притащил такой громадный букет, что за цветами его и видно не было. Вера еще жаловалась шутейно, что молодой шалопай втрескался в нее по уши.

К бесчисленным поклонникам и воздыхателем своей сестрички Андрей Левченко относился философски: никуда не денешься, издержки профессии Веры. Ну, одним больше, одним меньше… А то, что он великий князь, так ведь Вера тоже не кто-нибудь, а королева синематографа.

Но каким непонятным образом князь Николай оказался здесь?! Нет, рассказанная юношей драматическая история пленения казалась вполне достоверной, но как его на фронт занесло?

Штабс-капитан усмехнулся: объяснение напрашивалось только одно. Удрал на фронт, мальчишка. А документы — качественная подделка.

Андрей знал, что побеги патриотически настроенных подростков на фронт распространились по России со скоростью лесного пожара. Бежали все: дети богатых помещиков, земских писарей, армейских генералов, аптекарей и судейских чиновников, сыновья попов и отпрыски содержателей борделей. Случалось, что и дочки бегали!

Большинство беглецов ловили, но некоторым удавалось добраться до фронта и поступить на службу.

Но вот как поступить Андрею теперь? Ясно, что раскрывать инкогнито великого князя перед другими пленными нельзя: это может принести немалый урон России. Береженого бог бережет: мало ли кто может проговориться туркам. Хотя бы случайно… А стоит туркам узнать, кто волей случая оказался у них в руках, так такая дрянь воспоследует, что думать тошно.

А имеет ли смысл показать юнцу, что Левченко знает, кто он такой на самом деле?

«Имеет, — подумал Андрей, — тем более что он, похоже, тоже меня признал. Хорошо, что у него хватило ума не показать этого. Нужно будет предложить парнишке уйти в побег вместе со мной. Не дело великому князю сидеть в турецком плену, может очень некрасиво получиться… М-да, уйти… А как? Ума не приложу, как мне самому отсюда удрать, а ведь пора. Засиделся я за колючей проволокой».

Мысли о побеге из плена были вторым направлением раздумий штабс-капитана. Они не оставляли Андрея Левченко ни на час. Один раз он уже пытался бежать, но был пойман. Не повезло. Пришла пора предпринять вторую попытку. Правда, если его поймают вторично, он так легко — десятью сутками карцера на хлебе и воде — не отделается. Могут ведь и расстрелять. Но… Кто не рискует, тот шампанского не пьет, а у него просто сил нет сидеть тут, как сыч в дупле, покуда его боевые товарищи сражаются с врагом.

Закат еще не погас, по тихой спокойной воде озера Ван еще бежали оранжевые отблески, а на восточной стороне лилового небосклона уже рассыпались крупные звезды. Ночная темнота подкрадывалась на мягких лапах, беззвучно, как кошка.

Из-за угла барака к Андрею, крадучись, приближалась темная фигура. Штабс-капитан Левченко отшвырнул окурок, вспыхнувший россыпью искр, поднялся на ноги: это еще кого черт принес на ночь глядя?

Так… Среднего возраста турок с нашивками унтер-офицера, или как это у них в армии называется? И чего ему потребно от русского военнопленного?

— Эфенди, выслушайте меня, — по-русски и практически без акцента произнес турок. — Только, прошу вас, отвечайте тихо, чтобы нас никто не услышал.

— Ну, говори, — пожал плечами Левченко.

— Мне, эфенди офицер, эта идиотская война не нужна. Мобилизовали меня насильно, а вообще-то я бывший русский подданный. У меня была прекрасная кофейня в Сухуме, совсем рядом с морем, сейчас там двоюродный брат заправляет. Но дернул меня шайтан отправиться в Стамбул по торговым делам аккурат в конце июля прошлого года! А первого августа и началось… Меня ведь чуть в тюрьму не посадили. А потом вот служить заставили, а я не хочу с русскими воевать, я от русских ничего, кроме добра, не видел. Дай, думаю, тоже отплачу кому-нибудь из храбрых русских офицеров добром!

— Первому попавшемуся? — недоверчиво поинтересовался Левченко.

— Ну да! Сидел бы здесь кто другой, я бы к нему подошел. Вы хотите бежать отсюда, эфенди? Я в состоянии помочь с побегом.

«Провокация? Ловушка? — подумал Андрей Левченко и тут же оборвал себя: — Да кто я такой, чтобы ставить на меня ловушки и устраивать провокации? Пехотный штабс-капитан, каких в русской армии на пятачок пучок. Нет, турок не врет. Это шанс, предоставленный самой судьбой, только вот…»

— Помочь ты собираешься не даром? — спросил он вслух.

— Конечно. Я рассчитываю на вознаграждение.

— Тогда тебе нужен кто-то другой, — с сожалением сказал Андрей, уверившись, что турок действительно не врет, а попросту озабочен корыстью. — Мне тебя вознаградить нечем.

— Эфенди, но ведь в России вы располагаете средствами?

— Так то в России…

— Если эфенди сумеет с моей помощью бежать, пусть в России перечислит моему двоюродному брату пятьсот рублей! Я дам сухумский адрес. Я знаю русских офицеров, я уверен — эфенди не обманет бедного турка. И пусть эфенди поклянется, что замолвит за меня словечко, когда я дезертирую и проберусь домой, в Сухум.

«Ай да лисица! — радостно подумал Левченко, полной грудью вдохнув вечерний воздух. — Конечно, ему выгодно, чтобы, в случае удачи, деньги оказались у брата. Тогда тут уличить его в пособничестве практически невозможно. Затем он переходит линию фронта, сдается… И оказывается в чистом выигрыше! Еще и медальку получит за помощь русскому офицеру. Риск для него минимальный, а куш солидный. Точно, не врет! Эка мне подфартило, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!»

— Договорились, — довольно сказал Андрей и сразу же подумал о незадачливом юном поклоннике своей сестры. — А если я перечислю твоему брату тысячу рублей… Двоим можно?

Турок замялся:

— Я… Я подумаю. Можно, наверное. Но нашу шинель я смогу раздобыть только одну. Еще я дам вам немного продуктов, бутыль чачи — в горах холодно.

— А оружие? — Левченко решил, что, если турок согласится дать ему оружие, исчезнут последние сомнения в искренности нежданного помощника.

— Пистолет я смогу вам дать. Тоже только один. «Парабеллум» с полной обоймой. Так вы согласны, эфенди? Если да, то не стоит тянуть, сегодня ночью я в карауле. И не говорите своим товарищам о предстоящем побеге, когда ваше исчезновение будет обнаружено, их непременно допросят. Они, пусть неумышленно, могут выдать меня, и тогда мне непоздоровится.

Левченко кивнул, отметив краешком сознания, что чуть в стороне, у кухонного барака, мелькнула какая-то неясная тень. Или показалось в свете луны?

16

— Так, значит, говоришь, великого князя похитили черкесы? — поручик Голицын задумчиво смотрел на Бестемьянова.

— Так точно, ваше высокоблагородие! — Бестемьянов ел поручика Голицына глазами. Дядька был уверен, что если кто и сможет выручить его любимого Николеньку из беды, то только вот этот стройный и широкоплечий гвардейский офицер с умным взглядом и доброй улыбкой. Петр Николаевич был очень благодарен гусарскому поручику: Голицын выслушал его, поверил ему. Если бы не поручик, оказался бы отставной унтер и полный георгиевский кавалер в Метехском замке, а то и в тифлисском сумасшедшем доме. Но смиловался Господь: послал поручика, который услышал вопрос Огановского и ответную реплику Юденича и быстро сообразил, что к чему.

— Не тянись ты передо мной во фрунт, — чуть поморщился Сергей. — Мы же не на плацу. И обращайся ко мне просто «господин поручик» или, если угодно, Сергей Михайлович, без благородий. А то в ушах звенит, да к тому же ты сейчас не на действительной военной службе. И успокойся ты наконец, Петр Николаевич! Душевно прошу! Верю я тебе, верю…

Да, поручик быстро понял, что Бестемьянов ничего не выдумывает, говорит чистейшую правду. Сомнения Голицына окончательно рассеялись, когда дядька упомянул о характерном шраме от ожога в форме заглавной латинской «W». Посторонний человек знать об этой особой примете никак не мог. Да и внешность Петра Николаевича Бестемьянова детально совпадала со словесным портретом, который Голицын получил в Петрограде от графа Фредерикса.

Хоть министр Двора выразил пожелание, чтобы миссия поручика оставалась секретной для всех, Голицыну пришлось посвятить командующего Кавказской армией генерала Юденича и командира 4-го Кавказского корпуса генерала Огановского в суть проблемы. Те за головы схватились: вскоре запланировано наступление, а тут — нате вам! — беглый великий князь, которого, вдобавок ко всему, похитил неизвестно кто и с неизвестными целями. Нет, ну словно мало им мороки с супергаубицей!..