Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца Страница 24

По всему выходило, что группа никакая не гипотетическая, а самая что ни на есть реальная, что именно она предприняла неудачное нападение на бронепоезд неподалеку от Збаража, тем самым раскрыв свое местоположение.

Вот тут обнаглевших русских и ловить, чтобы не разгуливали по австрийским оперативным тылам, как по своей избе.

Рота военных жандармов под командованием мадьяра, капитана Иштвана Кереша, форсированным маршем двинулась к Збаражу и менее чем через полтора часа оказалась на месте недавней стычки, у кромки леса, подходящего почти вплотную к железнодорожному полотну.

Только легко сказать – ловить! Нет, при свете дня у поимщиков были бы неплохие шансы на успех, а вот ночью… К тому же жандармам не повезло: над восточной Галицией разразилась гроза, первая за две недели. Грозовой фронт накатился с юго-запада, с Карпат. Тяжелые тучи, прошитые фиолетовыми зигзагами молний, заслонили полнеба и все теснее прижимались брюхом к земле. Поднялся ветер, который, казалось, налетал со всех сторон сразу. Тучи съели звезды и луну, воцарилась полная темень. Раскаты грома оглушали, они сливались в один, словно там, наверху, непрестанно бились друг о друга исполинские пустые бочки. Крупные дождевые капли, подхваченные порывистым ветром, падали все чаще, сливались в косые струйки, лиловые высверки молний становились все ближе и, казалось, только сгущали кромешную тьму. Влажный, насыщенный грозовым озоном воздух сделался волшебно свежим после удушающей жары последних дней.

Только не особенно радовала австрийских военных жандармов эта благодатная свежесть, не прибавляла она им настроения, а как раз наоборот…

Мокрый, как мышь, капитан Кереш свирепо сквернословил, чередуя венгерские ругательства с немецкой нецензурной бранью: пойди поймай кого-нибудь в таких вот обстоятельствах! Разве что выводок лягушек… Ведь льет даже не как из ведра, а хуже. Форменный Всемирный потоп. И темно хоть выколи глаза. Защититься от косо летящих ливневых струй было невозможно, шквальными порывами из рук жандармов только что винтовки не вырывало…

Гумилев успел увести отряд в лес, в этом ему помог превосходно знающий местность Грицко Крук. Русину ливень и темнота были нипочем: он здесь с каждым кустиком успел познакомиться во время своих «охотничьих экспедиций». Так что никого из нападавших австрийские жандармы не обнаружили.

Точнее, обнаружили, но… только трупы! Двух убитых пластунов, одетых в русскую военную форму, по внешности – типичных кавказских горцев. Эта находка стала подтверждением: фон Гетцендорф оказался прав в своих предположениях. Куда больше было трупов босняков, нашлись, правда, и живые – человек десять. А еще жандармы обнаружили на месте стычки перепуганных пассажиров. Многие – и солдаты обслуги бронепоезда, и гражданские лица – были ранены, некоторые – тяжело. Особенно жутко было натыкаться на изуродованные тела тех несчастных, которые угодили под колеса… Даже привычных к виду насильственной смерти военных жандармов наизнанку выворачивало.

Под струями проливного дождя, в кромешной темноте, разрываемой вспышками молний, капитан Кереш расспросил оставшихся в живых босняков и гражданских лиц, составил себе приблизительную картину ночного налета на бронепоезд. По всему выходило, что нападавших было не так уж много – около полусотни, что вооружены они были лишь стрелковым оружием и гранатами. Завал, с помощью которого остановили бронепоезд, наводил Кереша на мысль, что пластуны-диверсанты именно за бронепоездом и охотились.

Капитан попытался связаться со своим начальством в Лемберге, со штабом фронта, чтобы доложить о создавшейся ситуации и получить новый приказ. У жандармской роты Кереша тоже имелся аппарат беспроволочного телеграфа. Но ничего из этого не получилось: мешало атмосферное электричество, гроза и здесь спутала преследователям карты.

Зигзаги молний кромсали низкое небо, как громадные ножницы, какая уж тут беспроволочная связь, когда и обычный телеграф в такую погоду через пень-колоду работает!

Приходилось решать самому. Кереш подсветил карманным фонариком карту: ага, до Збаража совсем недалеко! Оставив со штатскими пассажирами и остатками поездной бригады взвод жандармов, который должен был препроводить их в городок для оказания помощи и дальнейшего разбирательства, капитан с остальными своими солдатами углубился в лес, пытаясь найти хоть какое-то подобие следа.

Около двух часов жандармы, ломая кусты, подворачивая ноги на скользких корнях и нещадно ругаясь, бродили по мокрому ночному лесу, но так ничего похожего на след русских пластунов и не обнаружили. Если он и был, то его смыло грозой.

Она, между тем, угасала: летние ливни быстротечны. Постепенно стихающий ветер отодвигал грозовой фронт прочь. Лишь последние, редкие капли еще срывались из разрозненных, разорванных в клочки туч. Ветер сносил их на северо-восток, к Ровно. Очищающееся на глазах небо вновь заполнилось россыпью звезд, лунные лучи потоком лились с него. Наступила тишина, особенно глубокая и мирная после оглушительных громовых раскатов. Лишь со стороны близкого уже Збаража доносился заунывный вой жалующихся на жизнь дворняг.

Часа через полтора должен был начаться рассвет…

20

Городишко Збараж – совсем небольшой, живет он благодаря двум лесопилкам, лесной торговле и железнодорожному узлу – той станции, на которой сутки тому назад заправлялся водой и углем бронепоезд. Вот станция, по масштабам восточной Галиции, довольно солидная: нитки железных дорог связывали ее с Лембергом, Ковелем, Тернополем, Ровно. По всем меркам это был нешуточный транспортный узел. Как раз поэтому даже сейчас, в военное время, через Збараж транзитом проходило немало товарных и пассажирских составов, одному из которых «посчастливилось» встретиться накануне с австрийским штабным бронепоездом.

Сейчас невезучий поезд стоял на запасных путях, австрийская оккупационная администрация его из Збаража не выпускала. После того, как полковник Хейзингер связался утром со штабом в Лемберге, начальник збаражской военной комендатуры получил оттуда категорический приказ: задержать пассажирский поезд на станции вплоть до особого распоряжения. Штафиркам, без того до полусмерти перепуганным ночными событиями, по-военному коротко заявили, что их поезд продолжит маршрут, когда возникнет такая возможность. Не слишком точный срок… Черти лысые знают, когда она возникнет! Несчастные пассажиры – народец совершенно не военный, ошалевший от страха и непонимания того, что происходит, только ежились и тоскливо вжимали головы в плечи.

Причины такого произвола были просты: Рудольф Хейзингер отличался предусмотрительностью, обжегшись на молоке, полковник дул на воду: ему вовсе не улыбалось, чтобы слухи о ночной стычке разошлись по всей Галиции. Кроме того, полковник хотел устроить для пассажиров нечто вроде карантина: пусть маловероятно, чтобы кто-то из них подцепил брюшной тиф, не передается та болезнь воздушно-капельным путем, но все-таки лучше перестраховаться. А то можно вместо того, чтобы целенаправленно заразить русских по ту сторону линии фронта, ненароком перезаразить пол-Галиции, которая занята союзными австрийскими войсками.

Конечно, об этой второй причине Хейзингер никому из австрийцев не говорил: не хватало ему паники среди гарнизона и гражданского населения Збаража. Никто в городке и на станции по-прежнему не знал правды о содержимом вонючей цистерны.

То есть это полковник полагал, что никто. Рудольф Хейзингер заблуждался…

Сам городок состоял из одной широкой улицы, застроенной одноэтажными неказистыми домишками обывателей невеликого достатка, с огородами за низкими покосившимися заборчиками, чахлыми клумбами в палисадниках и сохнувшим на веревках бельем. Цветы, пожухшие было за две недели непрерывного зноя, оправились после ночной грозы и сейчас жадно пили воду. Над палисадниками слышалось слитное жужжанье пчел и шмелей, стрекотание кузнечиков. Легкий ветерок перекатывал волны аромата распускающихся роз.

Одним концом улица упиралась в железнодорожную станцию, на которой с грехом пополам зарабатывали себе на хлеб две трети тех самых обывателей. На другом конце улицы располагалась городская площадь со старенькой церквушкой и тремя каменными домами, в одном из которых ютились невеликий австрийский гарнизон, полицейская часть и крохотная местная каталажка, по военному времени громко называемая «гауптвахтой».

В нижнем этаже дома, стоящего аккурат посредине между узилищем и храмом, разместился единственный на весь городок кабак – шинок, если по-местному. Кабак тоже назывался не как-нибудь, а «рестораном»! Клиентурой шинка были, главным образом, австрийские офицеры да еще транзитные пассажиры из тех, кто побогаче. Для бедняков при станционном вокзале было что-то вроде «буфета» – совершенно гнусная обжорка, натуральнейший притон. Тут же, около «буфета», роились местные проститутки.