Валерио Манфреди - Башня одиночества Страница 28

Филипп снова зажег свечу и начал подниматься по пандусу, оберегая пламя ладонью, стараясь следовать за потоком воздуха. Проделав примерно половину пути, он понял, что воздух идет от левой стены галереи, ведущей в византийскую крипту. Посмотрев в ту сторону, он увидел открытый люк, откуда голос муэдзина слышался громко и отчетливо. Воодушевленный Филипп быстро скользнул в отверстие, появившееся столь чудесным образом. Перед ним открылась галерея, столь узкая, что он едва мог ползти на локтях.

Он двигался так быстро, как только мог, в ужасе, что останется запертым в этой длинной кишке.

Молодой человек пытался восстановить в памяти стихи суры, читаемой муэдзином, чтобы определить, сколько времени ему остается до того момента, как закроется люк: из предупреждения отца следовало, что коридор неразрывно связан с молитвой, звучавшей в этом узком отверстии. Наконец он выбрался в небольшой колодец, выдолбленный в толстой округлой стене, а оттуда, через другой люк — на винтовую лестницу, ведущую в высокий минарет. Он с восхищением оценил систему противовесов, связанную с входной дверью, приводящую в действие поднимающиеся и опускающиеся люки: она использовала воздух туннелей, пронизывающих чрево холма, превращая все подземелье в огромные органные трубы. В это мгновение голос муэдзина, усиленный акустикой, витал над городом с волшебными переливами. Гениально!

Филипп торопливо спустился по ступеням, стараясь не шуметь, и спрятался под лестницей, намереваясь выбраться, когда муэдзин уйдет. В ожидании этого он увидел над дверью знак скорпиона, увенчанный куфическими письменами, достал из кармана записную книжку и начал переписывать символы, но в это мгновение муэдзин умолк и Филипп увидел, что механизм снова пришел в действие, закрывая железную дверь в конце лестницы. У муэдзина, вероятно, был другой выход. Молодой человек едва успел протиснуться между створкой и косяком и оказался на улице, но прежде чем сообразил, где именно находится, его окликнули по-французски; он обернулся — патруль легиона во главе с унтер-офицером, увидев офицера в столь странном положении, предложил ему назвать свое имя. Филипп оценил расстояние, отделявшее его от первых домов, и решил попытать удачи — бросился бежать, преследуемый криками и требованиями остановиться.

В это мгновение на балюстраду башни вышел Сельзник и обернулся в ту сторону, откуда доносился шум. Филипп бежал у основания холма, Сельзник приказал зажечь большой фонарь в караульном помещении. В эту секунду Филипп обернулся, Сельзник узнал его и крикнул:

— Задержать!

А сам бросился во двор, вскочил на коня и пустился вскачь по пандусу в сопровождении отряда своих людей. Патруль тоже бросился в погоню, и Филипп в отчаянии мчался по улицам, ища укрытия и чувствуя, как силы покидают его.

Он свернул в переулок возле Большой Мечети и понял, что находится недалеко от дома Еноса. Перед ним простиралась широкая улица, на которую выходили деревянные балконы с решетками в турецком стиле, он бросился туда, но через несколько шагов столкнулся лицом к лицу с часовым, бежавшим навстречу. Видимо, преследователи двинулись ему наперерез. Он повернулся и услышал крик Сельзника:

— Вперед, он наверняка здесь!

Филипп вжался в темную арку, надеясь, что его не заметят, но с одной стороны приближался патруль, с другой — отряд Сельзника. Шансы на спасение таяли с каждой секундой. Он огляделся, ища пути к отступлению, — бежать было некуда. Это ловушка, и эль-Кассем уже не мог спасти его. Он увидел возле дома напротив гранатовое дерево, простирающее свои ветви почти до самого балкона. Если забраться на него и убежать по крышам… Но в то мгновение, когда он готовился к прыжку, дверь за спиной открылась, две гигантские черные руки схватили его за плечи и моментально втащили внутрь.

Филипп увидел перед собой огромного нубийца, знаками призывавшего его к молчанию. С улицы доносились голоса солдат и крики Сельзника. Они не могли понять, каким образом добыча, уже находившаяся у них в руках, исчезла, не оставив следов.

Нубиец сделал Филиппу знак следовать за собой, и тот подчинился. Они пересекли вестибюль, едва освещенный парой фонарей, прошли по короткому коридору и попали в изящный крытый внутренний дворик, роскошно украшенный на восточный манер. Пол был покрыт чудесными анатолийскими и кавказскими коврами. Вдоль стен лежали марокканские подушки из синего бархата. В центре стоял огромный поднос из кованой меди, полный изысканных фруктов — здесь были фанаты и фиги, виноград и финики, персики из Бурсы и яблоки из Нусайбина. На полу стояли серебряный кувшин и кубок, тоже из чистого серебра, изящно украшенный гравировкой в трапезундском стиле.

Он очень устал, проголодался и испытывал сильную жажду, поэтому потянулся, чтобы взять какой-нибудь плод, но увидел, что нубиец смотрит в сторону лестницы в глубине внутреннего дворика, поднимавшейся на верхний этаж, и тоже обернулся. То была она.

Девушка спускалась по ступенькам летящими шагами в простом легком белом платье с вышитым воротником и низким вырезом, едва скрывавшим грудь. На смуглой шее блестело украшение с Пегасом — единственное дополнение к ее красоте. Она спускалась по лестнице, словно танцевала под тайную музыку. Филипп пошел навстречу, охваченный восторгом.

— Вот видишь, — сказал он, — судьбе угодно, чтобы мы снова встретились, хотя ты и покинула меня.

Девушка опустила взор:

— Я не могла позволить им схватить тебя, ведь ты попал бы в руки плохого человека.

— И только поэтому ты впустила меня в свой дом?

Девушка не ответила.

— Откуда ты знаешь Сельзника?

— Я — женщина пустыни, а у пустыни нет границ. Этот человек тоже из пустыни — что он хочет от тебя?

— Мой отец пропал десять лет назад, его считали мертвым, но совсем недавно он отправил мне послание, и я начал его поиски. Этот человек думает, что, преследуя меня, найдет моего отца. Чтобы убить его.

— А что ищет твой отец?

— Истину. Как все.

— Какую истину?

Девушка изменилась: она ждала его ответов с тревожным интересом. Филипп ловил ее взгляд, в глубине души понимая, что и вторая их встреча будет мимолетной, и не мог с этим смириться. Он опустил глаза, чувствуя, что она далеко от него.

— Его истина — это могила в пустыне.

Девушка слегка вздрогнула и, казалось, погрузилась в размышления. Потом ее тон изменился — голос стал напевным, взгляд будто устремился к дальним горизонтам, в безграничное пространство.

— Мое племя перемещается от пиков Атласа до каменистых степей Хиджаза, из Халдеи в Персию. Ему известна гробница Кира Великого, одиноко стоящая на взгорье, и могила великого фараона Джосера в Саккаре… или, может быть, твой отец ищет гробницу христианской царицы, огромную, как крепость, величественно возвышающуюся на берегу моря, окруженную грандиозной колоннадой… или погребение братьев Филенов, принесших себя в жертву ради своего города и заживо похороненных в песках Сирта… В пустыне множество могил, и большая часть их безымянна.

— Мой отец ищет захоронение ужасного и таинственного существа, умершего многие тысячелетия назад, но по-прежнему живого. В том безымянном мавзолее мой отец ищет мрачное воплощение человеческого сознания… и, кажется, питает иллюзию, что сможет его разрушить…

Девушка опустила глаза, скрывая интерес, не ускользнувший от Филиппа.

— Ты знаешь, о чем я говорю? Поможешь мне найти его, прежде чем он погибнет в неравной борьбе? — Он внимательно посмотрел на Пегаса, висевшего у нее на груди. — Я знаю, что эта гробница имеет цилиндрическую форму и увенчана Пегасом, крылатым конем… таким, как этот. — Он указал пальцем на ее украшение. — Я долгие годы изучал остатки древних цивилизаций, но сейчас моя наука не в силах помочь мне… Я не знаю ни одного подобного памятника… Но если он существует в глубине пустыни, возможно, никто его не видел, кроме жителей тех одиноких мест…

Девушка внимательно взглянула на него.

— Нет в мире зла, не содержавшего хотя бы немного добра, и не существует добра, которое не могло бы вызвать самое ужасное из зол… Боюсь, я не смогу тебе помочь.

— Скажи, по крайней мере, кто ты. Я никогда не видел в пустыне народа, чьи женщины одевались бы столь горделиво, не пряча силы своего взгляда и волшебных чар тела. Назови хотя бы свое имя… И увижу ли я тебя еще? Я не вынесу мысли, что навсегда потеряю тебя после того, как обрел в минуту отчаяния, считая, что уже никогда не найду. И печаль станет моим уделом.

Глаза его наполнились влагой, и это тронуло девушку. Она коснулась его щеки, и взгляд ее потеплел, но Филипп чувствовал непреодолимую прочность препятствия, стоявшего между ними.

— А теперь ешь и пей, — сказала она, — если хочешь порадовать меня. Восстанавливай силы. Они тебе понадобятся.