Дмитрий Леонтьев - Обитель Страница 30

— Благодарю вас, голубчик, но сегодня не получит­ся — много дел осталось... Теперь уж вы без меня...

— Но еще один вопрос можно?

— Спрашивайте.

— А Бог... Он точно есть?

— Есть,— серьезно ответил игумен.

— А... доказательства?

— Оглянитесь вокруг, Джеймс. Разве вы не видите? Это же самое главное доказательство. Надо просто уви­деть. Никто не расскажет вам, что такое любовь. Это надо почувствовать. Как объяснить, что такое солнце? Это надо увидеть. А если вы видите и чувствуете, то зачем вам нужна заверенная печатями бумага, что то, что вы видите,— правда? Вы это и так знаете.

— Просто некоторые так же просят меня оглянуть­ся, чтоб убедить в том, что Бога нет.

— Они Его не видят,— согласился настоятель.— И составят множество бумаг с печатями о том, что «Бога — нет». Только проку от этих бумаг? Они ведь тоже очень верующие люди, Джеймс. Они твердо верят, что Бога нет. Для них это очень важно. Для нас важно совсем иное. Те доказательства, о которых столько твердят ты­сячелетиями мы получим лишь после смерти. И кому-то это очень здорово не понравится.

— А если вдруг... Ну, с их точки зрения...

— Тогда мы точно ничего не проигрываем,— улыбнулся он.— А вот они... Они проиграют. Уже проиг­рали. И это их в прямом смысле бесит. А главная битва еще впереди. Великая битва. Эта жизнь лишь подготов­ка к ней. Сейчас важно определиться, на чьей ты сто­роне...

— Тогда я — с вами,— рассмеялся и я.— Было бы глупо отказываться от вечной жизни. Да и от Бога. Вам это будет смешно, но мне бы хотелось, чтоб Он — был...

— Я знаю, Джеймс,— сказал он.— Я знаю...

— Батюшка! — к нам семенили, запинаясь в снегу, какие-то женщины с бидонами, бутылями и даже ведра­ми.— Что ж твориться-то? К источнику и не подойти! Снег-то таит. На горушке — гололед. Чуть руки-ноги не переломали... И так еле добрались, так тут еще и это... Что делать-то?

— Что будем делать, Джеймс? — почему-то спросил он меня.

— А в чем, собственно, дело?

— На пригорке — святой источник... ключ бьет, еще со времен основания монастыря... Холм обледенел, так старухам не взобраться...

— Так это ж проще простого: надо прорубить ступеньки, и...

— Поможете?

Я улыбнулся подобной наивности, но согласился:

— Надо же как-то вас за гостеприимство отблагодарить... Только инструмент нужен.

Настоятель кивнул и ушел, а женщины с любопытством и надеждой уставились на меня. Послушник вынес мне лом и лопату, и, преследуемый по пятам толпой прихожанок, я отправился прорубать ступени к источнику. Подошедший Звездин долго наблюдал за мной и, наконец, не выдержал:

— Ну вот что вы делаете, а? Вы же серьезный человек! Вам что, больше заняться нечем?

— А что вы можете предложить? — отозвался я.— Английских клубов здесь нет. Я узнавал.

— На вас плохо влияет Россия,— укоризненно пока­чал он головой.

— Не хотите присоединиться?

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, махнул рукой и ушел.

Вернулся он минут через десять, еще более злой и расстроенный.

— Вы здесь уже почти родной,— сказал он с сарказ­мом.— Может, объясните мне, что это такое?! — и пока­зал мне снизу какой-то ржавый стержень.

— Это гвоздь,— любезно просветил я его.

— Вижу, что не вилы... Почему какой-то местный дурак меня ими постоянно одаривает? Сперва через вас, теперь сам вручил. Это что у него за ритуал?

Закончив работу, я воткнул инструменты в сугроб и, помахав рукой благодарно залопотавшим бабкам, на­дел сброшенный во время работы полушубок.

— Ну откуда же я могу знать, господин Звез-дин? — сказал я.— Это ваша страна, ваши обычаи.

— Не нравится мне здесь,— с какой-то тоской в го­лосе признался он, отбрасывая гвоздь в сторону.— Не­приятное место. Мне много где бывать доводилось, но... Ничего, недолго этим осколкам старого режима оста­лось...

— Ну что вы злитесь? Смотрите, какая погода хорошая! Солнце, оттепель, весной запахло...

— Контрреволюцией пахнет,— сплюнул он.— Весна... Вы хоть помните еще: кто вы и зачем здесь?! Весна... Надо же такое сказать...

И, раздраженный, вновь удалился. Я поманил паль­цем наблюдавшего за нами издалека Ванечку:

— Ты зачем его злишь?

— Я?! — удивился юродивый.— Я не злю. Я помогаю. Гвозди несу.

— И все же это недальновидно. Он представитель нового начальства...

— Кто?! Он?! Не-е, батюшка, он не начальство. Он... другое...

— Как знаешь,— сдался я.— Это ваши дела, сами и разбирайтесь.

Я вернулся к себе в комнату и, заполняя пустоту дня, вновь раскрыл перевод «Евангелия...». Я изложу прочитанное несколько позже, потому что сначала я хо­тел бы сказать вам, сэр, несколько слов об этой рукопи­си и событиях сегодняшнего вечера. Как вы помните, эту «посылку для Троцкого» мы перехватили уже на ко­рабле и, просмотрев ее, сочли обычным экспонатом из чьей-то частной коллекции, не позаботившись ни изу­чить, ни снять копии как по причине нехватки времени, так и ввиду отсутствия видимой необходимости. Теперь мне ясно, что это была ошибка, сэр. Подобные вещи не должны попадать в руки «бронштейнов». Как вам извес­тно, Троцкий и так владеет всеми историческими и му­зейными реликвиями Петрограда, а скоро, не исключе­но, получит доступ и ко всем музеям России. Зная же отношение этого «товарища» к истории и религии, мож­но только догадываться, какая катастрофа ждет эти со­кровища. Как поступит этот «демон революции» и с этой рукописью, тоже вызывает у меня большие опасения. Потому я и начал тщательно переписывать прочи­танное мной в дневник. Как вам известно, историю пи­шут (а вернее — переписывают) победители. Вы сами не раз говорили, что «справедливость — первая беглянка из лагеря победителей». И не только справедливость, сэр, но и правда вообще. Я не удивлюсь, если через 20-30 лет после своей победы большевики так перепишут эти события, что к правде они не будут иметь даже отдален­ного отношения. Страшнее то, что они могут постарать­ся подтасовать и всемирную истории себе в угоду. Пред­ставляете, какая участь тогда ждет многие бесценные рукописи и манускрипты? Да взять хотя бы, к примеру, известные всем события Нового Завета. Мы привыкли видеть их глазами апостолов, атеисты — глазами Пилата. Но картина получается куда объемней и страшней, ког­да учитываются свидетельства всех свидетелей. До меня уже доходили слухи о каком-то еще «Евангелии от Иуды», известном еще в древности. Но это было всего лишь «гностическое предание», больше напоминающее бред сошедшего с ума буддиста. В нем Христос упраши­вает Иуду «помочь» Ему, взяв на себя «миссию преда­тельства». Здесь я согласен с отцом Иосифом: для знаю­щего о событиях на «Титанике» нет смысла упрашивать рулевого направить корабль на айсберг. Это было бы высочайшим проявлением маразма. А вот если взгля­нуть на события двухтысячелетней давности глазами настоящего Иуды, то мы получим страшнейшую карти­ну, которая, как кадр за кадром в синематографе, повто­ряется вновь и вновь. Ежедневная, ежесекундная поля­ризация добра и зла, противостояние духовного и материального, духовной эволюции и революции это­го мира. И сколько у нас имеется весомейших поводов, чтобы предать себя, других, Бога ради «высоких и светлых идей»... А вот поводов, чтобы остаться верны­ми,— совсем немного. Точнее всего один: просто не пре­давать... И все в этом мире против этого маленького, невразумительного довода... И то, что духовное столько тысячелетий все еще противостоит железной логике и всепоглощающей страсти материализма — еще одно доказательство Божьего промысла, и ничем другим это объяснить нельзя.

Странным совпадением мне кажется то, что эта рукопись попала ко мне в руки как раз во время осмыс­ления происходящих в России событий. Сопоставляя эти два отдаленные друг от друга тысячелетиями собы­тия, я прихожу к выводу, что наш с вами ученый сопле­менник Бекон прав: «Только полузнание приводит людей к их безбожию. Никто не отрицает бытия Божия, кроме тех, кому это выгодно». И я начинаю соглашаться с вы­водом великого историка Мюллера: «Только с понима­нием Господа и по основательному изучению Нового Завета, я стал понимать смысл истории». Разве смогла бы жалкая кучка большевиков (пусть даже финансируе­мая и поощряемая столь грандиозными силами за их спиной), одурачить и захватить Россию, если б понима­ли люди истинный смысл происходящего? Да и наступит ли вообще такое время, когда человека нельзя будет сов­ратить отсутствием миски супа и присутствием «свобо­ды от всего»? Люди хотят «хлеба и зрелищ», а трудится умом и духом для них кажется неподъемно. Почему они так унижают себя в этой мысли? Почему они забыли о том, что они сотворены по образу и подобию самого Бога?! Вот уж воистину: «Христиане — это уведенные в рабство боги». А ведь ни в истории, ни в Библии нет ничего такого, что было бы неосмыслимо разумом человека, ибо первое творилось людьми, а второе писалось для людей. Читая и изучая, человек получает не только неоценимые знания для устройства своей же жизни, но и упражняет, совершенствует свой мозг, который, как и любой мускул, нуждается в работе, чтоб не одрябнуть и не подвести хозяина в нужный момент. Люди стано­вятся ученее, умнее, опытнее... А это само по себе доро­гого стоит. Задача же всех сильных мира сего, если они стоят вне духовности, проста: «Чтобы народы: пер­вое — паслись, второе — паслись молча». А ведь только знание прошлого дает понимание настоящего. Потому-то любой властитель стремится исказить историю в угоду себе, потому что в противном случае вся его деятельность высвечивается самым мощным прожекто­ром: опытом прошлого. А Библию переписать сложно. Вот потому-то ее первым делом и запрещают во всех мировых мошенничествах по захвату власти, хоть во Франции, хоть в Иудее, хоть в России...