Москва-Синьцзин - Борис Акунин Страница 5

Она идет по тихой богатенькой улице. С обеих сторон ограды, за ними сады, чернеют крыши чопорных особняков. Луна то выглядывает из-за серых туч, то скрывается.

У Мэри в руке пневматический «смит-вессон». Вот желтый луч осветил афишу на тумбе. На афише изображена танцовщица. Чпок-чпок-чпок-чпок-чпок-чпок. У танцовщицы вокруг головы аккуратным полукругом шесть маленьких дырочек.

Девочка довольна. Вставляет пульки. Идет дальше. Застывает.

Впереди справа на ограде темная фигура.

Снова выглянула луна. Отчетливо видно черную повязку наискось — человек одноглаз. За спиной у него пустой мешок. В руке то ли молоток, то ли топор.

Исчез. Спрыгнул.

Мэри стискивает зубы. Она ненавидит ночных грабителей. Такой же гад пять лет назад залез к ним, убил мать и превратил Марусю Ларцеву в Мэри Ларр, навечно одну на свете.

Она карабкается по изгороди, цепляясь за железные прутья. Смотрит во двор.

Двухэтажный дом. Стены заросли плющом. Внизу два окна светятся.

Черная тень приникает к левому подсвеченному прямоугольнику, минуту остается неподвижной. Потом делает движение. Створка незапертого окна качнулась.

Это не вор, это именно грабитель, думает Мэри. Вор залез бы в темное окно.

Она перебегает через открытое пространство, тоже заглядывает внутрь.

Видит книжные полки, поднимающиеся до самого потолка. На столе оранжевым полушарием светится лампа под абажуром. В кресле с высокой спинкой грузная старуха, обложенная подушками. На седых волосах поигрывают серебряные блики.

— Гляди, что у меня, старая карга, — слышится хриплый, приглушенный голос. — Пикнешь — проломлю башку.

В занесенной руке большой молоток на длинной ручке.

— Какой приятный подарок кармы, — говорит глубокий грудной голос, очень спокойный, с иностранным акцентом. Голос кажется девочке смутно знакомым. Где-то она его уже слышала? — Бейте в висок, если вас не затруднит. И посильней. Мритьормукшия ма’мритат…

Какое мне до этого дело, говорит себе девочка. Правило, по которому она до сих пор жила и благодаря которому выжила — mind your own business[1]. Хочет уйти, чтобы не видеть, как молоток проломит седую голову. Но в это время грабитель с рычанием хватает старуху за воротник, притягивает к себе, и ее лицо попадает в круг света.

Мэри отшатывается.

Это то самое лицо! Первое, которое она увидела, когда очнулась после пятилетнего сна. Горящие глаза навыкате не спутаешь. И голос — вот почему он показался знакомым. Когда-то он произнес: «Сядь рядом со мной, детка», Маруся ощутила сильное, очень неприятное притяжение, разозлилась — и проснулась. Начала жить.

Взгляд Е.Б.

Не пытаясь разгадать загадку, не раздумывая, она лезет через подоконник, соскакивает на пол.

Кричит:

— Эй, ублюдок! У меня «смит-вессон». Я стреляю без промаха.

Грабитель ошарашенно смотрит на пигалицу, на револьвер в тонкой руке. Небритая рожа скалится, единственный глаз сощуривается.

— С таким дулом только горохом стрелять. Дай-ка сюда свою пукалку.

Мэри стреляет в глаз. Глаз делается красным. Раненый зажимает лицо ладонью. Громко орет.

— Я ослеп! Ослеп! А-а-а!

Через минуту вбегают люди, много людей. Мужчины, женщины. Кто-то в халате, кто-то в исподнем.

Испуганные и взволнованные возгласы, вопросы. «Кто этот человек?». «Как ты сюда попала, девочка?». «Боже, он ранен!». «Святой Шива, у нее оружие!». Но большинство собираются возле старухи, наперебой спрашивают, в порядке ли она и что происходит.

Как только старуха начинает говорить, все умолкают.

— Это наш новый брат. Он ослеп. Позаботьтесь о нем: обработайте рану. Думаю, он останется здесь. Вряд ли ему есть куда пойти. А это — та, кому я передам Белый Лотос.

Поворачиваются к Мэри. Смотрят. На лицах — и мужских, и женских — одинаковое выражение благоговейного изумления.

— Уведите раненого и оставьте нас вдвоем, — велит старуха. — И не беспокойтесь. Мне не хуже, чем было раньше.

Она манит Мэри к себе. В комнате никого кроме них нет.

— Я тебя сразу узнала, — говорит старуха. — По родинке. Это «Лун-янь», Драконова Мета. Я читала в китайской священной книге, что у некоторых людей, очень редко, точка «Дантянь» совпадает с «Лун-янь» и наносится прямо на чело. Помню, как ты назвала меня «дурой». — Тихий смех. — Когда я увидела этого несчастного с молотком в руке, я подумала, что карма дарит мне быструю смерть. А настоящий дар кармы, последний, это ты. У меня мало сил и мало времени. Мое сердце бьется неровно, скоро оно остановится. Поэтому не перебивай и слушай. Что успею сказать — скажу.

Она говорит час или полтора, с паузами. Паузы всё чаще и длиннее, голос всё слабее. Мэри мало что понимает, но потом, годы спустя, овладев практикой воскрешения памяти, восстановит каждое слово.

Наконец, обессилев, Блаватская шепотом просит позвонить в колокольчик.

Люди входят сразу же. Должно быть, они стояли за дверью.

— Это моя преемница, — шепчет умирающая. — Объясните ей то, чего я не успела. Научите всему. А потом она научит вас…

Суета. Резкий запах камфоры. Кто-то всхлипывает, кто-то запевает странную, подвывающую молитву.

— Мадам, вы молчите уже три минуты. Мы ждем, — с неудовольствием сказал мистер Селдом.

Мэри объяснила:

— Это восточная методика, позволяющая восстанавливать эпизоды из прошлого. Она работает безотказно, но требует некоторого времени и полной тишины.

— Хорошо-хорошо, — кивнул мистер Фитцрой. — Концентрируйте память. Это очень важно.

Мэри не вернулась в майскую ночь 1891 года, но еще некоторое время думала про Е.Б. и про братство «Белого Лотоса», сообщество людей, постигающих Божественную Мудрость. «Белый Лотос» — это невидимый огонь. Он исходит от Учительницы, ярко озаряя путь ученикам. Передача Белого Лотоса преемнице называется «шактипат». После того как Е.Б. ушла, ее старшая ученица Анна объяснила девочке-циркачке и это, и многое другое.

Но Мэри не хотела никому озарять путь. Она хотела быть одна, и темнота ей нравилась больше яркого света.

— Забери этот ваш Лотос себе, — сказала она Анне. — Делай с ним что хочешь. Считай, что у нас с тобой произошел этот, как его, шактипат.

В братстве никого ни к чему не принуждают и даже не принято уговаривать. Считается, что свобода воли и выбора — главная драгоценность бытия. Поэтому Анна просто поклонилась и произнесла слова благодарности.

В последующие годы Мэри не теряла связи с братством. Она многому научилась благодаря им. Ее не интересовали теософские мудрствования и духовные поиски — только полезные практики Востока. И каждый год накануне Дня Белого Лотоса, годовщины ухода Е.Б., сначала Анна, а потом ее преемница спрашивали, не передумала ли Мэри, не готова ли она возглавить братство.

В сороковой юбилей великого события, в Лондоне, в том же