Москва-Синьцзин - Борис Акунин Страница 6

Со второй попытки стимуляция точки «Дантянь» включила «кино», которое требовалось.

Мэри переместилась на семь лет назад, в 8 мая 1931 года. Увидела большую сумеречную гостиную. Свет исходит только от лампадки перед портретом Е.Б. Вместо людей — силуэты. Вместо лиц — светлые пятна. Запах курений. Играет индийская флейта. Все переговариваются очень тихо, вполголоса.

Мэри смотрит на портрет, вспоминает Е.Б. Вернее — одно из наставлений, услышанных в ту ночь. Девочка была слишком юна и глупа, чтобы понять смысл сказанного, но глубинная память сохраняет всё. Зерно произрастет, только если упадет на почву, готовую ее принять, — и в правильное время года.

«Живи, как дерево, — сказала Е.Б. — Это основной закон жизни. Есть время набухать почкам, время распускаться листьям, время созревать плодам и время им падать. Не торопи свое дерево, но и не отставай от его роста. Только тогда ты проживешь жизнь сполна».

Мэри Ларр, которой скоро исполнится 56 лет, смотрит на портрет и думает: я перестала быть женщиной, я больше не чувствую любовной тяги, во мне высохла шакти, но это не потеря, а приобретение. Я больше не женщина, я полноценный хомо сапиенс, избавившийся от зависимости. Мне не нужно подпитываться энергией мужчины. Я — дерево в ноябре. Листья опали, ветки голые. Но это значит, что мне нечего терять. Любой ураган мне нипочем. Разве что ударит молния. Но молния в меня уже попадала, и я осталась жива…

За спиной голос. Тихий, почтительный.

— Миссис Ларр?

Мысли о законе дерева прерываются, Мэри оборачивается.

Пожилой мужчина в очках. Седые волосы ежиком. Щурится, пытается разглядеть во мраке ее лицо. Мэри-то отлично видит в темноте. Среди прочих полезных умений в свое время научилась и этому.

— Мисс, — отвечает она. — Не миссис.

— Да-да, конечно, такая женщина не может быть замужем, — быстро говорит мужчина, виновато прижав руку к груди.

«Сач а вумэн кэннот би мэррид». Русский.

— Я всё про вас знаю, — быстро продолжает незнакомец. — В смысле, не всё, конечно, но самое главное. Что вы владеете тайнами Белого Лотоса и, если б захотели, возглавили бы братство. Но вы не хотите. Мы… я надеялся встретить здесь кого-то, кто нам поможет, но даже не надеялся, что увижу саму Мэри Ларр. Это огромная, просто огромная удача!

Говорит он сбивчиво, словно боится, что его не дослушают.

Мэри по своему обыкновению не перебивает, дает собеседнику высказаться.

— Я знаю, что с вами темнить нельзя. Вы видите людей насквозь. Им (человек небрежно показывает вокруг) я назвался чужим именем, представился венгром, но с вами буду как на исповеди. Я из Советского Союза. Приехал в Англию конспиративно, по фальшивым документам. Настоящее мое имя — Александр Барченко. Я — исследователь непознанных тайн природы. Мы, коммунисты, придерживаемся материалистического мировоззрения, в бога не верим, однако это не означает, что мы отрицаем наличие сил и энергий, неведомых современной науке, но известных мудрецам Востока. Мы не боимся искать и экспериментировать. В конце концов само наше государство — небывалый в человеческой истории эксперимент. Вам обязательно нужно побывать у нас. Вы почувствуете, не сможете не почувствовать, что кундалини всего мира переместилась в СССР. Наши ученые проводят смелые эксперименты с нераскрытыми потенциями человеческого мозга, с евгеникой и антропоселекцией, с либидозными ресурсами праны! Лично я консультирую направление, изучающее гипотезу Шамбалы, энергетического фокуса планеты. Мне говорили, что вы были там, на священной горе Кайлас. О, как я мечтаю туда попасть! Мы готовим экспедицию в Тибет, и нам очень нужна помощь такого человека, как вы! Поверьте, вы не пожалеете!

Очередной полоумный искатель Шамбалы, приходит к заключению Мэри. Слушать бред, да еще с таким жутким акцентом, ей надоело.

— У меня нет на вас времени, господин Барченко, — отвечает она по-русски. — Вы мне неинтересны.

Есть люди, с которыми не следует быть вежливыми. Иначе от них не отвяжешься.

Но Барченко не отвязывается.

— Боже, — бормочет он. — Вы говорите на русском, как на родном! И сразу поняли, что я — собеседник не вашего уровня. Меня не обманули. Вы — та, кто нам нужен! Мы приехали сюда не зря!

— Мы? — переспрашивает Мэри.

— Да. Я и мой начальник. Вы совершенно верно определили, что я большой важности не представляю. Я всего лишь консультант. Но мой спутник — иное дело. Я сейчас его приведу. Умоляю, не исчезайте!

И кидается прочь чуть не бегом, расталкивая тихих, вежливых теософов.

Возвращается минут через пять. Мэри по-прежнему смотрит на портрет Е.Б., размышляет про менопаузу и про ноябрь жизни.

— Позвольте представить вам моего дорогого друга, руководителя всего нашего направления, — говорит Барченко.

Необычное лицо. Худое, нервное, с очень высоким лбом и огромными, мерцающими в темноте глазами…

— Ну что, вспомнили? — не выдержал затянувшегося молчания мистер Селдом. — Я в четыре тридцать должен быть у секретаря Казначейства на докладе.

— Вспомнила. Своей фамилии тот человек не назвал, только, по русской традиции, имя с патронимиком — вероятно, ненастоящее. Но я восстановила в памяти внешность, и если мистер Фитцрой покажет мне картотеку высших чинов советской спецслужбы, я без труда опознаю своего собеседника. Он не скрывал, что занимает в секретной полиции ОГПУ ответственную должность и наделен большими полномочиями. Настоятельно приглашал в Москву. Соблазнял не деньгами, а «обменом ценной информацией», которую они накопили за годы своих эзотерических изысканий. Его помощник мистер Барченко написал мне на листке свой адрес. Предложение меня не заинтересовало, но потом я рассказала про эту любопытную беседу мистеру Торнтону. Дело было перед президентской кампанией, Гарри готовил для своего шефа справку по международной обстановке и обратился ко мне за консультацией по России.

— А что за имя и otchestvo назвал ваш лондонский знакомец? — спросил мистер Фитцрой, щегольнув русским словом.

— Глеб Иванович.

Дипломат встрепенулся.

— Худой, лобастый, глаза как два дула, большой рот с сочными губами?

— Да. Вы очень точно его описали.

— Так он представился вам настоящим именем и отчеством! О, это весьма важный господин, всегда очень нас интересовавший! С вами беседовал сам Глеб Иванович Бокий, собственной персоной! И даже конспирироваться не стал. Это значит, что он отнесся к вам с чрезвычайной почтительностью.

— Да, его помощник говорил, что со мной темнить нельзя. Кто же этот Бокий?

— Да-да, кто он? — подхватил мистер Селдом.

— Один из самых засекреченных деятелей НКВД, как теперь называется прежнее ОГПУ. Трехромбовый, по-нашему трехзвездный генерал. По последним агентурным сведениям, от