Кэтти Райх - Смертельно опасные решения Страница 19

– Тогда что?

– Пока не могу сказать точно. Возможно, какая-нибудь разновидность врожденного дефекта. Или нарыв. Пойму, когда уберу все лишнее и доберусь до внутричерепной поверхности. Мне также понадобится рентген. Хотелось бы выяснить, как обстоят дела внутри кости.

Бержерон посмотрел на часы.

– Дайте мне знать, когда закончите. Я должен сделать прикусную рентгенограмму зубов. Я вроде бы не заметил никаких признаков лечения, но, возможно, рентген что-нибудь выявит. На правом клыке есть странное выравнивание, которое могло бы оказаться полезным, но я бы предпочел работать с нижней челюстью.

– В следующий раз я проявлю больше усердия.

– А вот это совсем не обязательно, – рассмеялся он.

После ухода Бержерона я установила череп в резиновое кольцо и отрегулировала воду так, чтобы она без большого напора стекала на большое затылочное отверстие. Оставив череп под краном, я продолжила фотографировать Гейтли и Мартино, документируя особенности скелетов для установления личности. Также я сделала множество снимков пулевых отверстий на затылке каждой из жертв.

Время от времени я проверяла, как там обстоят дела с черепом неизвестной девушки, выливая отделившуюся под воздействием воды грязь. Примерно в полдень, когда я осушала осадок, внутри черепа что-то отделилось и со стуком ударилось о стенку. Я снова поставила череп на кольцо и просунула пальцы внутрь.

На ощупь предмет казался длинным и тонким. Я попыталась вытащить его, но от него исходил какой-то отросток, все еще схваченный землей. С трудом, сдерживая любопытство, я поточнее направила кран и решила пока заполнить отчет о Гейтли.

К часу дня предмет уже полностью освободился, но его хвост по-прежнему сидел весьма прочно. Сгорая от нетерпения, я наполнила раковину, погрузила в воду череп и решила пока спуститься в кафетерий.

Пообедав, вернулась в лабораторию и обнаружила, что вымачивание превратило остатки грязи в жидкую кашицу, так что я смогла запросто вылить ее. Затаив дыхание, я засунула внутрь пальцы и очень осторожно вытащила загадочный предмет наружу.

Он представлял собой какое-то крошечное устройство меньше десяти сантиметров в длину и состоял из кусочка трубки с клапаном на конце. Я почистила его и положила на поднос. Не сомневаясь в важности находки, но, не имея ни малейшего представления о ее назначении, я вымыла руки и отправилась на поиски патолога.

Как гласило расписание запланированных дел, Ламанш в данный момент находился на заседании комитета по вопросам детской смертности. Его обязанности исполнял Марсель Морен.

Когда я постучала в дверь, он оторвался от лежавших перед ним бумаг.

– Есть минутка?

– Ну, конечно же. – Его французский был наполнен теплом и мелодичностью, напоминая о Гаити, где Морен, провел всю юность. Я вошла в кабинет и выставила перед ним поднос.

– Так-так, хирургический имплантат. – Его брови вопросительно приподнялись за очками без оправы. Они были совершенно седыми, так же как и коротко подстриженные вьющиеся волосы, зачесанные назад.

– Я так и подумала. Не могли бы вы рассказать мне о нем? Морен поднял обе ладони, словно сдаваясь.

– Не очень много. Похоже на какой-то шунт, но я не нейрохирург. Вам следует поговорить с Кэролайн Рассел. Она давала нам несколько консультаций в области нейрохирургии. – Он полистал свой органайзер, выписал номер и протянул его мне со словами: – Она работает в МНИ.

Я поблагодарила Морена, вернулась в свой кабинет и набрала Монреальский неврологический институт. Доктор Рассел была на совещании, так что я оставила сообщение. И только я повесила трубку, как телефон зазвонил. Раздался голос Клоделя.

– Вы уже разговаривали с Бержероном? – поинтересовался детектив.

– Он только что ушел.

– Итак, эти двое покидают список пропавших без вести и перекочевывают в список покойников.

Я ждала продолжения, но Клодель замолчал.

– И?

Пауза на другом конце провода, затем:

– Мы начали всех обзванивать, но никто ничего не знает. Неудивительно, учитывая, что прошло уже больше десяти лет, а эти ребята не сидят на месте. Впрочем, они бы в любом случае нам ни черта ни сказали, даже если бы мы из этой ямы вытащили на свет божий их бабушек.

– А что там Ринальди?

– Лягуха продолжает, как заведенный бормотать одно и то же. Он знает то, что знает, из десятых рук. Согласно курсирующим среди членов клуба слухам, Гейтли и Мартино решили сходить на вечеринку и попали точнехонько на собственные похороны.

– В носках.

– Верно. Эти парни имеют склонность раздевать своих жертв.

Но сам Лягуха якобы не присутствовал там, когда произошло убийство. Вероятно, в тот вечер он усердно занимался благотворительностью. А что там насчет третьего парня?

– Третий парень на самом деле девушка.

– Вот как, девушка?

– Да. Лягухе известно что-нибудь о ней?

– Ни черта. Но Лягуха не раскроет ничего, если ему не будет светить выгода. Что вы уже можете рассказать о ней?

– Белая девочка-подросток.

– Так молода?

– Да.

С другого конца трубки до меня доносился шум уличного движения, и я догадалась, что Клодель звонит из придорожного автомата.

– Я запрошу список пропавших без вести подростков. За какой период?

– Лет десять назад.

– Почему именно десять?

– Я предполагаю, что останки лежат в земле, по крайней мере, уже два года, но по найденным частям невозможно точно указать верхний предел. Мне кажется, что это перезахоронение.

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, ее похоронили в каком-то другом месте, потом выкопали и перевезли туда, где мы ее обнаружили.

– Почему?

– Еще один проницательный вопрос, детектив Клодель. Я сообщила ему о хирургическом имплантате.

– А это что значит?

– Как только выясню, сразу же дам вам знать.

Едва лишь я положила трубку, как телефон снова зазвонил. Кэролайн Рассел готова встретиться со мной в три часа. Я посмотрела на часы. Если богиня парковки улыбнется мне, то я успею.

Я написала номер дела на крышке пластикового контейнера для образцов и герметично закрыла имплантат внутри. Забежав на минутку к Бержерону и сообщив ему, что череп девочки в его полном распоряжении, я поспешила к машине и помчалась через весь город к месту встречи.

Больница королевы Виктории была построена в конце XIX века. Раскинувшийся на большой территории комплекс из серого камня находится в самом сердце Монреаля, возвышаясь над кампусом университета Макгилла, словно средневековый замок на тосканском холме.

На границе замка располагается Мемориальный институт Аллана, печально известный вследствие проводимых здесь ЦРУ в конце пятидесятых годов экспериментов с наркотическими препаратами. Монреальский неврологический институт, или МНИ, размещается на восточном конце Руаял-Вик, на Университетской улице. Образовательные и научно-исследовательские подразделения университета Макгилл, а именно МНИ, неврологическая больница и новый НИИ опухолей головного мозга соседствуют с футбольным стадионом, являясь воплощенным в извести и кирпиче свидетельством преимуществ современного учебного заведения.

Комплекс «Нейро», как кратко называют исследовательский институт и больницу, пришел к нам из тридцатых годов и является детищем Уайлдера Пенфилда. Блестящий ученый и нейрохирург, доктор Ленфилд, к сожалению, не предвидел появления правил регулирования дорожного движения. Парковка здесь была просто самым настоящим кошмаром.

Следуя указаниям доктора Рассел, я въехала на территорию Руаял-Вик, облегчила свой кошелек на десять долларов и начала кружить в поисках места. Пришлось объехать стоянку раза три, пока я не заметила, как трогается одна из машин. Как только «Ауди» отъехала, я ловко заскочила на ее место, таким образом, избежав необходимости настраивать радиоприемник на частоту 88,5 FM, чтобы узнать последние новости о парковке. На часах было уже без пяти три.

Я порядком взмокла и совершенно вымоталась, пока добралась до кабинета доктора Рассел, На одном дыхании я стремительно преодолела улицу Дес-Пэн и стала метаться по комплексу в поисках нужной двери. Заморосил мелкий дождик, и моя челка безвольно приникла влажными прядями ко лбу. Когда Кэролайн Рассел увидела меня, на ее лице появилось такое выражение, словно она прикидывала, стоит ли со мной вообще о чем-нибудь разговаривать.

Я представилась. Она вышла из-за стола и протянула мне руку. Коротко подстриженные седые волосы, зачесанные набок. Хотя лицо испещрено глубокими морщинами, рукопожатие по силе не уступало мужскому. На вид ей пошел шестой десяток.

– Извините за опоздание. Найти вас оказалось не так-то просто. – Явное преуменьшение, подумала я.

– Да уж, это здание кого угодно собьет с толку. Пожалуйста, присаживайтесь, – предложила она по-английски, указав на стоящее напротив стола кресло.