Томас Харрис - Красный дракон Страница 25

— У меня здесь записка, точнее, два куска записки, судя по всему, от того человека, который убивал в Атланте и в…

— Откуда она у вас?

— Из камеры Ганнибала Лектора. Знаете, на чем написана? На туалетной бумаге. И еще тут отпечатки зубов.

— Вы можете мне ее прочитать? Только постарайтесь не прикасаться к ней.

Пытаясь побороть волнение, Чилтон стал читать:

«Дорогой доктор Лектер! Я чрезвычайно польщен проявленным вами интересом ко мне. Узнав о той обширной переписке, которую вы ведете, я подумал: а посмею ли я? Но почему бы и нет? Я абсолютно уверен, что вы бы не раскрыли им моего имени, даже будь оно вам известно. К тому же, внешняя оболочка, которую я временно занимаю, ничего не значит.

Важно другое — Преображение. Лишь вы один способны постичь его суть. Как много я хотел бы показать вам! Возможно, в будущем, если позволят обстоятельства… Во всяком случае, мы могли бы переписываться…» Чилтон перевел дыхание.

— Мистер Крофорд, дальше вырван кусок. Потом идет: «…

Я давно восхищаюсь вами. У меня собрано все, что о вас писали в прессе. Лично я считаю эти материалы необъективными, как и те, что посвящены мне. Как они горазды приклеивать унизительные клички! Зубастый пария! Что может быть глупее? Я бы постыдился приводить в письме к вам это прозвище, если бы не знал, как оскорбляли газетные писаки вас.

Личностью, заслуживающей внимания, мне кажется следователь Грэхем. Он нетипичный полицейский, согласны? Весьма несимпатичный, но настроен решительно. Жаль, что в свое время вам не удалось навсегда отучить его совать нос в чужие дела.

Приношу извинения за бумагу, на которой вынужден писать. Я выбрал такую на случай, если вам придется срочно проглотить записку». Дальше вырвано, мистер Крофорд. Я прочитаю конец: «Если я получу подтверждение, что вы прочли мое письмо, в следующем постараюсь сообщить вам о чем-нибудь более интересном. Ваш горячий поклонник».

Неожиданное молчание, наступившее после того, как Чилтон кончил читать, удивило доктора.

— Вы слушаете, мистер Крофорд? — спросил он.

— Да. Лектер знает, что записка у вас?

— Нет еще. Утром его, как обычно, перевели в другое помещение на время уборки камеры. Служащий забыл специальную тряпку для чистки раковины, а поэтому оторвал полосы туалетной бумаги и протирал ею раковину. При этом наткнулся на спрятанную в рулоне записку и принес ее мне. У нас с этим строго. Все, что находят в камерах, приносят мне.

— Где сейчас Лектер?

— В другой камере, куда его обычно переводят, пока производится уборка.

— Оттуда, где он находится, видна его камера?

— Сейчас подумаю… Нет, точно нет.

— Подождите секундочку, доктор.

Крофорд переключил селектор. От смотрел на два мигающих зеленых огонька на пульте, не видя их. Крофорд, ловец человеческих душ, затаив дыхание, следил, как дернулся и ушел под воду оставленный им поплавок. Ну вот, Грэхем у него на крючке. И никуда он не денется.

— Уилл, есть письмо. Похоже, что от нашего Зубастого парии. Лектер припрятал бумажку у себя в камере. Изъявление всяческих восторгов от преданного поклонника. Жаждет, чтобы Лектер высказался насчет его художеств. Между прочим, интересуется твоей персоной.

— Как Лектер будет отвечать ему?

— Пока не знаю. Кусок письма оторван, и одно место вымарано. Похоже, роман в письмах у них пойдет полным ходом, если Лектер не раскусит, что нам все известно. С этим письмом должна поработать наша лаборатория. Перетрясти бы как следует его камеру, но уж больно рискованное это дело. Стоит ему заподозрить неладное, и он найдет способ тайком от нас предупредить нашего приятеля. Посмотреть бы, куда приведет веревочка, но и это письмо может о многом рассказать.

Крофорд в нескольких словах сообщил Грэхему, при каких обстоятельствах выплыла новая улика.

— До Чезапика восемьдесят миль. Я не могу сидеть тут сложа руки и ждать тебя. Что скажешь, дружище?

— Наш результат: десять трупов за один месяц. В такой ситуации некогда ломать комедию с перепиской. Считаю, тебе надо поехать за письмом.

— Именно так я и собираюсь поступить, — ответил Крофорд.

— Увидимся через два часа.

Крофорд вызвал секретаршу.

— Сара, закажите вертолет. Немедленно. Откуда — неважно. Наш, полицейского управления Вашингтона или командования морской пехоты, мне без разницы. Через пять минут жду его на крыше. Позвоните в отдел документации: пусть принесут мне туда все материалы. Да, Херберту скажите, чтобы подготовил к вылету своих ребят. Нужно сделать молниеносный обыск. Всем на подготовку пять минут. Сбор на крыше.

Он обратился к ожидавшему ответа Чилтону:

— Доктор Чилтон, нам придется обыскать камеру Лек-тера, но так, чтобы он ни о чем не догадался. Требуется ваша помощь. Кто-нибудь еще знает о письме?

— Нет.

— Где сейчас служащий, который его нашел?

— Здесь, у меня в кабинете.

— Пусть побудет у вас до нашего приезда. Чтобы никакого шума. Сколько времени прошло с тех пор, как Лектора вывели из камеры?

— Примерно полчаса.

— Это не дольше, чем обычно?

— Пока нет. На уборку уходит как раз полчаса, но скоро он может забеспокоиться.

— О'кей, поступим таким образом: вызовите к себе инженера, техника или кто у вас там отвечает за эксплуатацию здания. Скажите ему, чтоб отключил воду и устроил замыкание на этаже, где помещается Лектер. При этом пусть нагрузится инструментом и с самым озабоченным видом продефилирует перед камерой, в которой ждет Лектер. Передайте ему, что я все сам ему объясню. Понятно? Если за мусором сегодня еще не приезжали, отмените машину. К записке больше не прикасайтесь. Мы вылетаем.

Напоследок Крофорд позвонил начальнику научно-аналитического отдела.

— Послушай, Брайан, сейчас мы доставим тебе по воздуху одну бумажку, предположительно написанную Зубастым парией.

Экстренно! Через час ее нужно положить обратно туда, где нашли, и в том же самом виде. Вначале ее прокрутят в лаборатории волокон и дерматологии, потом проверят на скрытые отпечатки, оттуда — в документоведение, а после этого к тебе, так что свяжись с ними. Я сам ей займусь, а потом принесу тебе…

Записка была у Крофорда. Он спускался с крыши в лифте, где поддерживался принятый в государственных учреждениях стандарт — восемьдесят градусов по Фаренгейту. Жарко! Волосы Крофорда растрепались после перелета, лицо блестело от пота.

Лаборатория волокон и дерматологии — тихий, спокойный уголок, в котором без лишнего шума шла нескончаемая, напряженная работа. В подсобном помещении ожидали своей очереди груды вещественных доказательств, присылаемых полицией из разных концов страны: куски веревки, которой связывали руки жертвам, пластырь, которым залепляли рты, заляпанное кровью и грязью тряпье, служившее погибшим не то одеждой, не то смертным одром.

Проходя между коробками и тюками, Крофорд увидел сквозь стеклянную стену лаборатории Биверли Катц, склонившуюся за своим рабочим столом. На специальном кронштейне перед ней висел ярко освещенный лампой детский комбинезончик. Она что-то счищала с него тонкой металлической лопаточкой, методично двигая ею сначала вдоль волокон ткани, а затем поперек. На белую бумагу, устилавшую стол, сыпались песчинки, крохотные частицы грязи, но вот туда медленно опустился завивающийся колечком волос. Она тряхнула головой, не сводя с него своих блестящих глаз.

Крофорд видел, как зашевелились ее губы. Он знал, что она приговаривала: «Вот ты где… вот как я тебя…» Такая у нее была привычка.

Крофорд забарабанил пальцами по стеклу, и Биверли тут же вышла к нему, на ходу стягивая белые перчатки.

— Отпечатки еще не смотрела?

— Нет.

— Я пойду в соседнюю комнату.

Пока Крофорд открывал свою папку, она уже надела свежие перчатки.

Обе части записки лежали между двумя прозрачными пластиковыми полосками. Биверли Катц заметила вмятину от прикуса и с немым вопросом взглянула на Крофорда.

Он кивнул: да, след, оставшийся на бумаге, полностью совпадал с реконструкцией зубов убийцы.

Сквозь стеклянную перегородку он наблюдал, как женщина укрепила записку на щитке, покрытом белой бумагой. Рассмотрела ее в увеличительное стекло. Постучала по щитку кончиком шпателя, чтобы легонько потрясти листок.

Крофорд посмотрел на часы.

Катц перешла к обратной стороне листка, переложив его на другой штатив, обратной стороной вверх. Легчайшим, почти невесомым пинцетом она что-то сняла с поверхности письма. Сделала увеличенные снимки оборванных краев и вновь поместила листок с письмом в пластиковую обложку. Рядом положила пару белых перчаток — знак, предупреждающий, что улика еще не проверена на отпечатки пальцев, и дотрагиваться до нее без перчаток запрещено.